Византийское языкознание в IV - XV вв., краткая история. О некоторых заимствованиях в русском языке из греческого: Катехизис Греко византийский и латинский язык




Архангел Михаил и Мануил II Палеолог. XV век Palazzo Ducale, Urbino, Italy / Bridgeman Images / Fotodom

1. Страны под названием Византия никогда не существовало

Если бы византийцы VI, X или XIV века услышали от нас, что они — византийцы, а их страна называется Византия, подавляющее большинство из них нас бы просто не поняли. А те, кто все же понял, решили бы, что мы хотим к ним подольститься, называя их жителями столицы, да еще и на устаревшем языке, который используют только ученые, старающиеся сделать свою речь как можно более изысканной. Часть консульского диптиха Юстиниана. Константинополь, 521 год Диптихи вручались консулам в честь их вступления в должность. The Metropolitan Museum of Art

Страны, которую ее жители называли бы Византия, никогда не было; слово «византийцы» никогда не было самоназванием жителей какого бы то ни было государства. Слово «византийцы» иногда использовалось для обозначения жителей Константинополя — по названию древнего города Византий (Βυζάντιον), который в 330 году был заново основан императором Константином под именем Константинополь. Назывались они так только в текстах, написанных на условном литературном языке, стилизованном под древнегреческий, на котором уже давно никто не говорил. Других византийцев никто не знал, да и эти существовали лишь в текстах, доступных узкому кругу образованной элиты, писавшей на этом архаизированном греческом языке и понимавшей его.

Самоназванием Восточной Римской империи начиная с III-IV веков (и после захвата Константинополя турками в 1453 году) было несколько устойчивых и всем понятных оборотов и слов: государство ромеев, или римлян, (βασιλεία τῶν Ρωμαίων ), Романи́я (Ρωμανία), Ромаи́да (Ρωμαΐς ).

Сами жители называли себя ромеями — римлянами (Ρωμαίοι ), ими правил римский император — василевс (Βασιλεύς τῶν Ρωμαίων ), а их столицей был Новый Рим (Νέα Ρώμη ) — именно так обычно назывался основанный Константином город.

Откуда же взялось слово «Византия» и вместе с ним представление о Визан-тийской империи как о государстве, возникшем после падения Римской империи на территории ее восточных провинций? Дело в том, что в XV веке вместе с государственностью Восточно-Римская империя (так Византию часто называют в современных исторических сочинениях, и это гораздо ближе к самосознанию самих византийцев), по сути, лишилась и голоса, слышимого за ее пределами: восточноримская традиция самоописания оказалась изолированной в пределах грекоязычных земель, принадлежавших Османской империи; важным теперь было только то, что о Византии думали и писали западноевропейские ученые.

Иероним Вольф. Гравюра Доминикуса Кустоса. 1580 год Herzog Anton Ulrich-Museum Braunschweig

В западноевропейской традиции госу-дарство Византия было фактически создано Иеро-нимом Вольфом, немецким гуманистом и историком, в 1577 году издавшим «Корпус византийской истории» — небольшую антологию сочинений историков Восточной империи с латинским переводом. Именно с «Корпуса» понятие «византийский» вошло в западноевропейский научный оборот.

Сочинение Вольфа легло в основу другого собрания византийских историков, тоже называвшегося «Корпусом византийской истории», но гораздо более масштабного — он был издан в 37 томах при содействии короля Франции Людовика XIV. Наконец, венецианское переиздание второго «Корпуса» использовал английский историк XVIII века Эдуард Гиббон, когда писал свою «Историю падения и упадка Римской империи» — пожалуй, ни одна книга не оказала такого огромного и одновременно разрушительного влияния на создание и популяризацию современного образа Византии.

Ромеи с их исторической и культурной традицией были, таким образом, лишены не только своего голоса, но и права на самоназвание и самосознание.

2. Византийцы не знали, что они не римляне

Осень. Коптское панно. IV век Whitworth Art Gallery, The University of Manchester, UK / Bridgeman Images / Fotodom

Для византийцев, которые сами называли себя ромеями-римлянами, история великой империи никогда не кончалась. Сама эта мысль показалась бы им абсурдной. Ромул и Рем, Нума, Август Октавиан, Константин I, Юстиниан, Фока, Михаил Великий Комнин — все они одинаковым образом с незапамятных времен стояли во главе римского народа.

До падения Константинополя (и даже после него) византийцы считали себя жителями Римской империи. Социальные институты, законы, государственность — все это сохранялось в Византии со времен первых римских императоров. Принятие христианства почти не повлияло на юридическое, экономическое и административное устройство Римской империи. Если истоки христианской церкви византийцы видели в Ветхом Завете, то начало собственной политической истории относили, как и древние римляне, к троянцу Энею — герою основополагающей для римской идентичности поэмы Вергилия.

Общественный порядок Римской империи и чувство принадлежности к великой римской patria сочетались в византийском мире с греческой наукой и письменной культурой: византийцы считали классическую древнегреческую литературу своей. Например, в XI веке монах и ученый Михаил Пселл всерьез рассуждает в одном трактате о том, кто пишет стихи лучше — афинский трагик Еврипид или византийский поэт VII века Георгий Писида, автор панегирика об аваро-славянской осаде Константинополя в 626 году и богословской поэмы «Шестоднев» о божественном сотворении мира. В этой поэме, переведенной впоследствии на славянский язык, Георгий парафразирует античных авторов Платона, Плутарха, Овидия и Плиния Старшего.

В то же время на уровне идеологии византийская культура часто противопоставляла себя классической античности. Христианские апологеты заметили, что вся греческая древность — поэзия, театр, спорт, скульптура — пронизана религиозными культами языческих божеств. Эллинские ценности (материальная и физическая красота, стремление к удовольствию, челове-ческие слава и почести, военные и атлетические победы, эротизм, рацио-нальное философское мышление) осуждались как недостойные христиан. Василий Великий в знаменитой беседе «К юношам о том, как пользоваться языческими сочинениями» видит главную опасность для христианской молодежи в привлекательном образе жизни, который предлагается читателю в эллинских сочинениях. Он советует отбирать в них для себя только истории, полезные в нравственном отношении. Парадокс в том, что Василий, как и многие другие Отцы Церкви, сам получил прекрасное эллинское образование и писал свои сочинения классическим литературным стилем, пользуясь приемами античного риторического искусства и языком, который к его времени уже вышел из употребления и звучал как архаичный.

На практике идеологическая несовместимость с эллинством не мешала византийцам бережно относиться к античному культурному наследию. Древние тексты не уничтожались, а копировались, при этом переписчики старались соблюдать точность, разве что могли в редких случаях выкинуть слишком откровенный эротический пассаж. Эллинская литература продолжала быть основой школьной программы в Византии. Образованный человек должен был читать и знать эпос Гомера, трагедии Еврипида, речи Демос-фена и использовать эллинский культурный код в собственных сочинениях, например называть арабов персами, а Русь — Гипербореей. Многие элементы античной культуры в Византии сохранились, правда изменившись до неузнаваемости и обретя новое религиозное содержание: например, риторика стала гомилетикой (наукой о церковной проповеди), философия — богословием, а античный любовный роман повлиял на агиографические жанры.

3. Византия родилась, когда Античность приняла христианство

Когда начинается Византия? Наверное, тогда, когда кончается история Римской империи — так мы привыкли думать. По большей части эта мысль кажется нам естественной благодаря огромному влиянию монументальной «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона.

Написанная в XVIII веке, эта книга до сих пор подсказывает как историкам, так и неспециалистам взгляд на период с III по VII век (который теперь все чаще называется поздней Античностью) как на время упадка былого величия Римской империи под воздействием двух основных факторов — нашествий германских племен и постоянно растущей социальной роли христианства, которое в IV веке стало доминирующей религией. Византия, существующая в массовом сознании прежде всего как христианская империя, рисуется в этой перспективе как естественный наследник того культурного упадка, который произошел в поздней Античности из-за массовой христианизации: средо-точием религиозного фанатизма и мракобесия, растянувшимся на целое тысячелетие застоем.

Амулет, защищающий от сглаза. Византия, V–VI века

На одной стороне изображен глаз, на который направлены стрелы и нападают лев, змея, скорпион и аист.

© The Walters Art Museum

Амулет из гематита. Византийский Египет, VI–VII века

Надписи определяют его как «женщина, которая страдала кровотечением» (Лк. 8:43–48). Считалось, что гематит помогает остановить кровотечение, и из него были очень популярны амулеты, связанные с женским здоровьем и менструальным циклом.

Таким образом, если смотреть на историю глазами Гиббона, поздняя Античность оборачивается трагическим и необратимым концом Античности. Но была ли она лишь временем разрушения прекрасной древности? Историческая наука уже более полувека уверена, что это не так.

В особенности упрощенным оказывается представление о якобы роковой роли христианизации в разрушении культуры Римской империи. Культура поздней Античности в реальности вряд ли была построена на противопоставлении «языческого» (римского) и «христианского» (византийского). То, как была устроена позднеантичная культура для ее создателей и пользователей, отличалось куда большей сложностью: христианам той эпохи показался бы странным сам вопрос о конфликте римского и религиозного. В IV веке римские христиане запросто могли поместить изображения языческих божеств, выполненных в античном стиле, на предметы обихода: например, на одном ларце , подаренном новобрачным, обнаженная Венера соседствует с благочестивым призывом «Секунд и Проекта, живите во Христе».

На территории будущей Византии происходило столь же беспроблемное для современников сплавление языческого и христианского в художественных приемах: в VI веке образы Христа и святых выполнялись в технике тради-ционного египетского погребального портрета, наиболее известный тип которого — так называемый фаюмский портрет Фаюмский портрет — разновидность погребальных портретов, распространенных в эллинизированном Египте в Ι-III веках н. э. Изображение наносилось горячими красками на разогретый восковой слой. . Христианская визуальность в поздней Античности вовсе не обязательно стремилась противопоставить себя языческой, римской традиции: очень часто она нарочито (а может быть, наоборот, естественно и непринужденно) придерживалась ее. Такой же сплав языческого и христианского виден и в литературе поздней Античности. Поэт Аратор в VI веке декламирует в римском соборе гекзаметрическую поэму о деяниях апостолов, написанную в стилистических традициях Вергилия. В христианизированном Египте середины V века (к этому времени здесь около полутора веков существуют разные формы монашества) поэт Нонн из города Панополь (современный Акмим) пишет переложение (парафразу) Евангелия от Иоанна языком Гомера, сохраняя не только метр и стиль, но и сознательно заимствуя целые словесные формулы и образные пласты из его эпоса Евангелие от Иоанна, 1:1-6 (синодальный перевод):
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн.

Нонн из Панополя. Парафраза Евангелия от Иоанна, песнь 1 (пер. Ю. А. Голубец, Д. А. Поспелова, А. В. Маркова):
Логос, Божие Чадо, Свет, рожденный от Света,
Неотделим от Отца Он на беспредельном престоле!
Боже небеснородный, Логос, ведь Ты праначально
Воссиял совокупно с Предвечным, Зиждителем мира,
О, Древнейший вселенной! Все чрез Него совершилось,
Что бездыханно и в духе! Вне Речи, деющей много,
Явлено ль, что пребывает? И в Нем существует извечно
Жизнь, что всему соприсуща, свет краткосущего люда… <…>
Во пчелопитающей чаще
Странник нагорный явился, насельник склонов пустынных,
Он — глашатай крещенья краеугольного, имя —
Божий муж, Иоанн, вожатый. .

Портрет молодой девушки. II век © Google Cultural Institute

Погребальный портрет мужчины. III век © Google Cultural Institute

Христос Пантократор. Икона из монастыря Святой Екатерины. Синай, середина VI века Wikimedia Commons

Святой Петр. Икона из монастыря Святой Екатерины. Синай, VII век © campus.belmont.edu

Динамичные изменения, происходившие в разных пластах культуры Римской империи в поздней Античности, трудно напрямую связать с христианизацией, раз уж христиане того времени сами были такими охотниками до классических форм и в изобразительных искусствах, и в литературе (как и во многих других сферах жизни). Будущая Византия рождалась в эпоху, в которой взаимосвязи между религией, художественным языком, его аудиторией, а также социоло-гией исторических сдвигов были сложными и непрямыми. Они несли в себе потенциал той сложности и многоплановости, которая развертывалась позднее на протяжении веков византийской истории.

4. В Византии говорили на одном языке, а писали на другом

Языковая картина Византии парадоксальна. Империя, не просто претендо-вавшая на правопреемство по отношению к Римской и унаследовавшая ее институты, но и с точки зрения своей политической идеологии бывшая Римской империей, никогда не говорила на латыни. На ней разговаривали в западных провинциях и на Балканах, до VI века она оставалась официальным языком юриспруденции (последним законодательным сводом на латыни стал Кодекс Юстиниана, обнародованный в 529 году, — после него законы издавали уже на греческом), она обогатила греческий множеством заимствований (прежде всего в военной и административной сферах), ранневизантийский Константинополь привлекал карьерными возможностями латинских грамматиков. Но все же латынь не была настоящим языком даже ранней Византии. Пускай латиноязычные поэты Корипп и Присциан жили в Констан-тинополе, мы не встретим этих имен на страницах учебника истории визан-тийской литературы.

Мы не можем сказать, в какой именно момент римский император становится византийским: провести четкую границу не позволяет формальное тождество институтов. В поисках ответа на этот вопрос необходимо обращаться к нефор-мализуемым культурным различиям. Римская империя отличается от Визан-тийской тем, что в последней оказываются слиты римские институты, гре-ческая культура и христианство и осуществляется этот синтез на основе греческого языка. Поэтому одним из критериев, на которые мы могли бы опереться, становится язык: византийскому императору, в отличие от его римского коллеги, проще изъясняться на греческом, чем на латыни.

Но что такое этот греческий? Альтернатива, которую предлагают нам полки книжных магазинов и программы филологических факультетов, обманчива: мы можем найти в них либо древне-, либо новогреческий язык. Иной точки отсчета не предусмотрено. Из-за этого мы вынуждены исходить из того, что греческий язык Византии — это либо искаженный древнегреческий (почти диалоги Платона, но уже не совсем), либо протоновогреческий (почти перего-воры Ципраса с МВФ, но еще не вполне). История 24 столетий непрерывного развития языка спрямляется и упрощается: это либо неизбежный закат и деградация древнегреческого (так думали западноевропейские филологи-классики до утверждения византинистики как самостоятельной научной дисциплины), либо неминуемое прорастание новогреческого (так считали греческие ученые времен формирования греческой нации в XIX веке).

Действительно, византийский греческий трудноуловим. Его развитие нельзя рассматривать как череду поступательных, последовательных изменений, поскольку на каждый шаг вперед в языковом развитии приходился и шаг назад. Виной тому — отношение к языку самих византийцев. Социально престижной была языковая норма Гомера и классиков аттической прозы. Писать хорошо значило писать историю неотличимо от Ксенофонта или Фукидида (последний историк, решившийся ввести в свой текст староаттические элементы, казав-шиеся архаичными уже в классическую эпоху, — это свидетель падения Константинополя Лаоник Халкокондил), а эпос — неотличимо от Гомера. От образованных византийцев на протяжении всей истории империи требо-валось в буквальном смысле говорить на одном (изменившемся), а писать на другом (застывшем в классической неизменности) языке. Раздвоенность языкового сознания — важнейшая черта византийской культуры.

Остракон с фрагментом «Илиады» на коптском языке. Византийский Египет, 580–640 годы

Остраконы - черепки глиняных сосудов - использовали для записи библейских стихов, юридических документов, счетов, школьных заданий и молитв, когда папирус был недоступен или слишком дорог.

© The Metropolitan Museum of Art

Остракон с тропарем Богородице на коптском языке. Византийский Египет, 580–640 годы © The Metropolitan Museum of Art

Усугубляло ситуацию и то, что еще со времен классической древности за определенными жанрами были закреплены определенные диалектные особенности: эпические поэмы писали на языке Гомера, а медицинские трактаты составляли на ионийском диалекте в подражание Гиппократу. Сходную картину мы видим и в Византии. В древнегреческом языке гласные делились на долгие и краткие, и их упорядоченное чередование составляло основу древнегреческих стихотворных метров. В эллинистическую эпоху противопоставление гласных по долготе ушло из греческого языка, но тем не менее и через тысячу лет героические поэмы и эпитафии писались так, как будто фонетическая система осталась неизменной со времен Гомера. Различия пронизывали и другие языковые уровни: нужно было строить фразу, как Гомер, подбирать слова, как у Гомера, и склонять и спрягать их в соответствии с парадигмой, отмершей в живой речи тысячелетия назад.

Однако писать с античной живостью и простотой удавалось не всем; нередко в попытке достичь аттического идеала византийские авторы теряли чувство меры, стремясь писать правильнее своих кумиров. Так, мы знаем, что датель-ный падеж, существовавший в древнегреческом, в новогреческом почти полностью исчез. Логично было бы предположить, что с каждым веком в литературе он будет встречаться все реже и реже, пока постепенно не исчезнет вовсе. Однако недавние исследования показали, что в византий-ской высокой словесности дательный падеж используется куда чаще, чем в литературе классической древности. Но именно это увеличение частоты и говорит о расшатывании нормы! Навязчивость в использовании той или иной формы скажет о вашем неумении ее правильно применять не меньше, чем ее полное отсутствие в вашей речи.

В то же время живая языковая стихия брала свое. О том, как менялся разговорный язык, мы узнаем благодаря ошибкам переписчиков рукописей, нелитературным надписям и так называемой народноязычной литературе. Термин «народноязычный» неслучаен: он гораздо лучше описывает интересующее нас явление, чем более привычный «народный», поскольку нередко элементы простой городской разговорной речи использовались в памятниках, созданных в кругах константинопольской элиты. Настоящей литературной модой это стало в XII веке, когда одни и те же авторы могли работать в нескольких регистрах, сегодня предлагая читателю изысканную прозу, почти неотличимую от аттической, а завтра — едва ли не площадные стишки.

Диглоссия, или двуязычие, породила и еще один типично византийский феномен — метафразирование, то есть переложение, пересказ пополам с переводом, изложение содержания источника новыми словами с понижением или повышением стилистического регистра. Причем сдвиг мог идти как по линии усложнения (вычурный синтаксис, изысканные фигуры речи, античные аллюзии и цитаты), так и по линии упрощения языка. Ни одно произведение не считалось неприкосновенным, даже язык священных текстов в Византии не имел статуса сакрального: Евангелие можно было переписать в ином стилистическом ключе (как, например, сделал уже упоминавшийся Нонн Панополитанский) — и это не обрушивало анафемы на голову автора. Нужно было дождаться 1901 года, когда перевод Евангелий на разговорный новогреческий (по сути, та же метафраза) вывел противников и защитников языкового обновления на улицы и привел к десяткам жертв. В этом смысле возмущенные толпы, защищавшие «язык предков» и требовавшие расправы над переводчиком Александросом Паллисом, были куда дальше от визан-тийской культуры не только чем им бы хотелось, но и чем сам Паллис.

5. В Византии были иконоборцы — и это страшная загадка

Иконоборцы Иоанн Грамматик и епископ Антоний Силейский. Хлудовская псалтырь. Византия, ориентировочно 850 год Миниатюра к псалму 68, стих 2: «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом». Действия иконоборцев, замазывающих известью икону Христа, сопоставляются с распятием на Голгофе. Воин справа подносит Христу губку с уксусом. У подножия горы — Иоанн Грамматик и епископ Антоний Силейский. rijksmuseumamsterdam.blogspot.ru

Иконоборчество — самый известный для широкой аудитории и самый зага-дочный даже для специалистов период истории Византии. О глубине следа, который он оставил в культурной памяти Европы, говорит возможность, к примеру, в английском языке использовать слово iconoclast («иконоборец») вне исторического контекста, во вневременном значении «бунтарь, ниспровергатель устоев».

Событийная канва такова. К рубежу VII и VIII веков теория поклонения религиозным изображениям безнадежно отставала от практики. Арабские завоевания середины VII века привели империю к глубокому культурному кризису, а тот, в свою очередь, породил рост апокалиптических настроений, умножение суеверий и всплеск неупорядоченных форм иконопочитания, подчас неотличимых от магических практик. Согласно сборникам чудес святых, выпитый воск из растопленной печати с ликом святого Артемия исцелял от грыжи, а святые Косма и Дамиан излечили страждущую, повелев ей выпить, смешав с водой, штукатурку с фрески с их изображением.

Такое почитание икон, не получившее философского и богословского обоснования, вызывало отторжение у части клириков, видевших в нем признаки язычества. Император Лев III Исавр (717-741), оказавшись в сложной политической ситуации, использовал это недовольство для создания новой консолидирующей идеологии. Первые иконоборческие шаги относятся к 726-730 годам , но как богословское обоснование иконоборческого догмата, так и полноценные репрессии в отношении инакомыслящих пришлись на время правления самого одиозного византийского императора — Константина V Копронима (Гноеименитого) (741-775).

Претендовавший на статус вселенского, иконоборческий собор 754 года перевел спор на новый уровень: отныне речь шла не о борьбе с суевериями и исполнении ветхозаветного запрета «Не сотвори себе кумира», а об ипостаси Христа. Может ли Он считаться изобразимым, если Его божественная природа «неописуема»? «Христологическая дилемма» была такова: иконопочитатели повинны либо в том, что запечатлевают на иконах только плоть Христа без Его божества (несторианство), либо в том, что ограничивают божество Христа через описание Его изображаемой плоти (монофизитство).

Однако уже в 787 году императрица Ирина провела в Никее новый собор, участники которого сформулировали в качестве ответа на догмат иконо-борчества догмат иконопочитания, тем самым предложив полноценное богословское основание для ранее не упорядоченных практик. Интеллек-туальным прорывом стало, во-первых, разделение «служебного» и «отно-сительного» поклонения: первое может воздаваться только Богу, в то время как при втором «честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу» (слова Василия Великого, ставшие настоящим девизом иконопочитателей). Во‑вторых, была предложена теория омонимии, то есть единоименности, снимавшая проблему портретного сходства изображения и изображаемого: икона Христа признавалась таковой не благодаря сходству черт, а благодаря написанию имени — акту называния.


Патриарх Никифор. Миниатюра из Псалтыри Феодора Кесарийского. 1066 год British Library Board. All Rights Reserved / Bridgeman Images / Fotodom

В 815 году император Лев V Армянин вновь обратился к иконоборческой политике, рассчитывая таким образом выстроить линию преемственности по отношению к Константину V, самому успешному и самому любимому в войсках правителю за последний век. На так называемое второе иконо-борчество приходится как новый виток репрессий, так и новый взлет богословской мысли. Завершается иконоборческая эра в 843 году, когда иконоборчество окончательно осуждается как ересь. Но его призрак пресле-довал византийцев вплоть до 1453 года: на протяжении веков участники любых церковных споров, используя самую изощренную риторику, уличали друг друга в скрытом иконоборчестве, и это обвинение было серьезней обвинения в любой другой ереси.

Казалось бы, все достаточно просто и понятно. Но как только мы пытаемся как-то уточнить эту общую схему, наши построения оказываются весьма зыбкими.

Основная сложность — состояние источников. Тексты, благодаря которым мы знаем о первом иконоборчестве, написаны значительно позже, причем иконопочитателями. В 40-е годы IX века была осуществлена полноценная программа по написанию истории иконоборчества с иконопочитательских позиций. В результате история спора была полностью искажена: сочинения иконоборцев доступны только в тенденциозных выборках, а текстологический анализ показывает, что произведения иконопочитателей, казалось бы создан-ные для опровержения учения Константина V, не могли быть написаны раньше самого конца VIII века. Задачей авторов-иконопочитателей было вывернуть описанную нами историю наизнанку, создать иллюзию традиции: показать, что почитание икон (причем не стихийное, а осмысленное!) присутствовало в церкви с апостольских времен, а иконоборчество — всего лишь нововведение (слово καινοτομία — «нововведение» на греческом — самое ненавистное слово для любого византийца), причем сознательно антихристианское. Иконоборцы представали не борцами за очищение христианства от язычества, а «христиа-нообвинителями» — это слово стало обозначать именно и исключительно иконоборцев. Сторонами в иконоборческом споре оказывались не христиане, по-разному интерпретирующие одно и то же учение, а христиане и некая враждебная им внешняя сила.

Арсенал полемических приемов, которые использовались в этих текстах для очернения противника, был очень велик. Создавались легенды о ненависти иконоборцев к образованию, например о сожжении Львом III в действи-тель-ности никогда не существовавшего университета в Константинополе, а Константину V приписывали участие в языческих обрядах и человеческих жертвоприношениях, ненависть к Богородице и сомнения в божественной природе Христа. Если подобные мифы кажутся простыми и были давно развенчаны, то другие остаются в центре научных дискуссий по сей день. Например, лишь совсем недавно удалось установить, что жестокая расправа, учиненная над прославленным в лике мучеников Стефаном Новым в 766 году, связана не столько с его бескомпромиссной иконопочитательской позицией, как заявляет житие, сколько с его близостью к заговору политических противников Константина V. Не прекращаются споры и о ключевых вопросах: какова роль исламского влияния в генезисе иконоборчества? каким было истинное отношение иконоборцев к культу святых и их мощам?

Даже язык, которым мы говорим об иконоборчестве, — это язык победителей. Слово «иконоборец» не самоназвание, а оскорбительный полемический ярлык, который изобрели и внедрили их оппоненты. Ни один «иконоборец» никогда не согласился бы с таким именем, просто потому что греческое слово εἰκών имеет гораздо больше значений, чем русское «икона». Это любой образ, в том числе нематериальный, а значит, назвать кого-то иконоборцем — это заявить, что он борется и с идеей Бога-Сына как образа Бога-Отца, и человека как образа Бога, и событий Ветхого Завета как прообразов событий Нового и т. п. Тем более что сами иконоборцы утверждали, что они-то защищают истинный образ Христа — евхаристические дары, меж тем как то, что их противники зовут образом, на самом деле таковым не является, а есть всего лишь изображение.

Победи в итоге их учение, именно оно бы сейчас называлось православным, а учение их противников мы бы презрительно называли иконопоклонством и говорили бы не об иконоборческом, а об иконопоклонническом периоде в Византии. Впрочем, сложись это так, иной была бы вся дальнейшая история и визуальная эстетика Восточного христианства.

6. На Западе никогда не любили Византию

Хотя торговля, религиозные и дипломатические контакты между Византией и государствами Западной Европы продолжались на протяжении всего Средневековья, трудно говорить о настоящем сотрудничестве или взаимо-понимании между ними. В конце V века Западная Римская империя рассы-палась на варварские государства и традиция «римскости» прервалась на Западе, но сохранилась на Востоке. Уже через несколько веков новые западные династии Германии захотели восстановить преемственность своей власти с Римской империей и для этого заключали династические браки с византийскими принцессами. Двор Карла Великого соревновался с Византией — это видно в архитектуре и в искусстве. Однако имперские претензии Карла скорее усиливали непонимание между Востоком и Западом: культура Каролингского возрождения хотела видеть себя единственной законной наследницей Рима.


Крестоносцы атакуют Константинополь. Миниатюра из хроники «Завоевание Константинополя» Жоффруа де Виллардуэна. Ориентировочно 1330 год Виллардуэн являлся одним из руководителей похода. Bibliothèque nationale de France

К X веку пути из Константинополя в Северную Италию по суше через Балканы и вдоль Дуная были перекрыты варварскими племенами. Остался лишь путь по морю, что сократило возможности сообщения и затруднило культурный обмен. Разделение на Восток и Запад стало физической реальностью. Идеологический разрыв между Западом и Востоком, подпитываемый на протяжении Средневековья богословскими спорами, усугубился во время Крестовых походов. Организатор Четвертого крестового похода, который закончился взятием Константинополя в 1204 году, папа римский Иннокен-тий III открыто заявил о главенстве Римской церкви над всеми остальными, ссылаясь на божественное установление.

В итоге получилось, что византийцы и жители Европы мало знали друг о друге, но были настроены по отношению друг к другу недружелюбно. В XIV веке на Западе критиковали развращенность византийского духовенства и объясняли ею успехи ислама. Например, Данте считал, что султан Саладин мог бы обратиться в христианство (и даже поместил его в своей «Божественной комедии» в лимбе — особом месте для добродетельных нехристиан), но не сделал этого по причине непривлекательности византийского христианства. В западных странах ко времени Данте почти никто не знал греческий язык. В то же время византийские интеллектуалы учили латынь только для того, чтобы переводить Фому Аквинского, и ничего не слышали про Данте. Ситуация изменилась в XV веке после турецкого нашествия и падения Константинополя, когда византийская культура стала проникать в Европу вместе с византийскими учеными, бежавшими от турок. Греки привезли с собой много рукописей античных произведений, и гуманисты получили возможность изучать греческую античность по оригиналам, а не по римской литературе и немногим латинским переводам, известным на Западе.

Но ученых и интеллектуалов эпохи Возрождения интересовала классическая древность, а не то общество, которое ее сохранило. Кроме того, на Запад бежали в основном интеллектуалы, отрицательно настроенные по отношению к идеям монашества и православного богословия того времени и симпатизи-ровавшие Римской церкви; их оппоненты, сторонники Григория Паламы, наоборот, считали, что лучше попытаться договориться с турками, чем искать помощи у папы. Поэтому византийская цивилизация продолжала восприни-маться в негативном свете. Если древние греки и римляне были «своими», то образ Византии закрепился в европейской культуре как восточный и экзотический, иногда притягательный, но чаще враждебный и чуждый европейским идеалам разума и прогресса.

Век Европейского просвещения и вовсе заклеймил Византию. Француз-ские просветители Монтескьё и Вольтер ассоциировали ее с деспотизмом, роскошью, пышными церемониями, суевериями, нравственным разложением, цивилизационным упадком и культурным бесплодием. По мнению Вольтера, история Византии — это «недостойный сборник высокопарных фраз и описа-ний чудес», который позорит человеческий разум. Монтескьё видит главную причину падения Константинополя в пагубном и всепроникающем влиянии религии на общество и власть. Особенно агрессивно он отзывается о визан-тийском монашестве и духовенстве, о почитании икон, а также о богословской полемике:

«Греки — великие говоруны, великие спорщики, софисты по природе — постоянно вступали в религиозные споры. Так как монахи пользовались большим влиянием при дворе, слабевшем по мере того, как он развра-щался, то получилось, что монахи и двор взаимно развращали друг друга и что зло заразило обоих. В результате все внимание императоров было поглощено тем, чтобы то успокаивать, то возбуждать бого-слов-ские споры, относительно которых замечено, что они становились тем горячее, чем незначительнее была причина, вызвавшая их».

Так Византия стала частью образа варварского темного Востока, который парадоксальным образом включал в себя также главных врагов Византийской империи — мусульман. В ориенталистской модели Византия противопостав-лялась либеральному и рациональному европейскому обществу, построенному на идеалах Древней Греции и Рима. Эта модель лежит, например, в основе описаний византийского двора в драме «Искушение святого Антония» Гюстава Флобера:

«Царь рукавом отирает с лица ароматы. Он ест из священных сосудов, потом разбивает их; и мысленно он пересчитывает свои корабли, свои войска, свои народы. Сейчас из прихоти он возьмет и сожжет свой дворец со всеми гостями. Он думает восстановить Вавилонскую башню и свергнуть с престола Всевышнего. Антоний читает издали на его челе все его мысли. Они овладевают им, и он становится Навуходоносором».

Мифологический взгляд на Византию до сих пор не до конца преодолен в исторической науке. Конечно, ни о каком нравственном примере византийской истории для воспитания юношества и речи быть не могло. Школьные программы строились на образцах классической древности Греции и Рима, а византийская культура из них была исключена. В России наука и образование следовали западным образцам. В XIX веке спор о роли Византии для русской истории вспыхнул между западниками и славянофилами. Петр Чаадаев, следуя традиции европейского просвещения, горько сетовал о византийском наследии Руси:

«По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов».

Идеолог византинизма Константин Леонтьев Константин Леонтьев (1831-1891) — дипломат, писатель, философ. В 1875 году вышла его работа «Византизм и славянство», в которой он утверждал, что «византизм» — это цивилизация или культура, «общая идея» которой слагается из нескольких состав-ляющих: самодержавия, христианства (отличного от западного, «от ересей и расколов»), разочарования во всем земном, отсутствия «крайне преувеличенного понятия о земной личности человеческой», отвержения надежды на всеобщее благо-денствие народов, совокупности некоторых эстетических представлений и так далее. Поскольку всеславизм вообще не является цивилизацией или культурой, а европейская цивилизация подходит к своему концу, России — унаследовавшей у Византии почти все — необходим для расцвета именно византизм. указывал на стереотипное представление о Византии, сложившееся из-за школьного обучения и несамостоятельности российской науки:

«Византия представляется чем-то сухим, скучным, поповским, и не только скучным, но даже чем-то жалким и подлым».

7. В 1453 году Константинополь пал — но Византия не умерла

Султан Мехмед II Завоеватель. Миниатюра из собрания дворца Топкапы. Стамбул, конец XV века Wikimedia Commons

В 1935 году вышла книга румынского историка Николае Йорги «Византия после Византии» — и ее название утвердилось как обозначение жизни византийской культуры после падения империи в 1453 году. Византийская жизнь и инсти-туты не исчезли в одночасье. Они сохранялись благодаря византийским эмигрантам, бежавшим в Западную Европу, в самом Константинополе, даже оказавшемся под властью турок, а также в странах «византийского содружества», как британский историк Дмитрий Оболенский назвал восточноевропейские средневековые культуры, испытавшие прямое влияние Византии, — Чехию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Сербию, Русь. Участники этого сверхнационального единства сохранили наследие Византии в религии, нормах римского права, стандартах литературы и искусства.

В последние сто лет существования империи два фактора — культурное возрождение Палеологов и паламитские споры — способствовали, с одной стороны, обновлению связей между православными народами и Византией, а с другой — новому всплеску распространения византийской культуры, в первую очередь через литургические тексты и монашескую литературу. В XIV веке византийские идеи, тексты и даже их авторы попадали в славян-ский мир через город Тырново, столицу Болгарской империи; в частности, количество византийских сочинений, доступных на Руси, удвоилось благодаря болгар-ским переводам.

Кроме того, Османская империя официально признала константинополь-ского патриарха: в качестве главы православного миллета (или общины) он продолжал управлять церковью, в юрисдикции которой остались и Русь, и православные балканские народы. Наконец, правители дунайских княжеств Валахии и Молдавии, даже став подданными султана, сохранили христианскую государственность и считали себя культурно-политическими наследниками Византийской империи. Они продолжали традиции церемониала царского двора, греческой образованности и богословия и поддерживали константинопольскую греческую элиту, фанариотов Фанариоты — буквально «жители Фанара», квартала Константинополя, в котором находилась резиденция греческого патриарха. Греческую элиту Османской империи называли фанариотами, потому что они жили по преимуществу в этом квартале. .

Греческое восстание 1821 года. Иллюстрация из книги «A History of All Nations from the Earliest Times» Джона Генри Райта. 1905 год The Internet Archive

Йорга считает, что Византия после Византии умерла во время неудачного восстания против турок 1821 года, которое организовал фанариот Александр Ипсиланти. На одной стороне знамени Ипсиланти были надпись «Сим победиши» и изображение императора Константина Великого, с именем которого связано начало византийской истории, а на другой — феникс, возрождающийся из пламени, символ возрождения Византийской империи. Восстание было разгромлено, константинопольского патриарха казнили, а идеология Византийской империи после этого растворилась в греческом национализме. 

Восточная Римская империя и византийская культура в целом сыграли гигантскую, ещё не оценённую в должной степени роль в сохранении и передаче греко-римского философского и научного наследства (в том числе в области философии и теории языка) представителям идеологии и науки Нового времени.

Именно византийской культуре Европа обязана достижениям в творческом синтезе языческой античной традиции (по преимуществу в позднеэллинистической форме) и христианского мировоззрения. И остаётся лишь сожалеть, что в истории языкознания до сих пор уделяется недостаточное внимание вкладу византийских учёных в формирование средневековых лингвистических учений в Европе и на Ближнем Востоке.

При характеристике культуры и науки (в частности языкознания) Византии нужно учитывать специфику государственной, политической, экономической, культурной, религиозной жизни в этой могущественной средиземноморской державе, просуществовавшей более тысячи лет в период беспрерывного перекраивания политической карты Европы, появления и исчезновения множества “варварских” государств.

В специфике культурной жизни этого государства отразилась целая череда знаменательных исторических процессов: раннее обособление в составе Римской империи; перенесение в 330 г. столицы Римской империи в Константинополь, ставший задолго до этого ведущим экономическим, культурным и научным центром империи; окончательный распад Римской империи на Западную Римскую и Восточную Римскую в 345 г.; падение в 476 г. Западной Римской империи и утверждение на Западе Европы полного господства “варваров”.

Византии удалось надолго сохранить централизованную государственную власть реально над всеми присредиземноморскими территориями в Европе, Северной Африке, Малой Азии и Передней Азии и даже добиться новых территориальных завоеваний. Она более или менее успешно противостояла натиску племён в период “великого переселения народов”.

К 4 в. здесь уже утвердилось христианство, официально признанное в 6 в. государственной религией. К этому времени в борьбе с языческими пережитками и многочисленными ересями сложилось православие. Оно стало в 6 в. господствующей в Византии формой христианства.

Духовную атмосферу в Византии определяло длительное соперничество с латинским Западом, приведшее в 1204 г. к официальному разрыву (схизме) греко-кафолической и римско-католической церквей и к полному прекращению отношений между ними.

Завоевав Константинополь, крестоносцы создали на значительной части византийской территории устроенную по западному образцу Латинскую империю (Romania), но она просуществовала лишь до 1261 г., когда вновь была восстановлена Византийская империя, так как народные массы не приняли попыток насильственной латинизации государственного управления, культуры и религии.

В культурном отношении византийцы превосходили европейцев. Во многом они долгое время сохраняли позднеантичный уклад жизни. Для них был характерен активный интерес широкого круга людей к проблемам философии, логики, литературы и языка. Византия оказывала мощное культурное воздействие на народы прилегающих стран. И вместе с тем до 11 в. византийцы оберегали свою культуру от иноземных влияний и заимствовали лишь впоследствии достижения арабской медицины, математики и т.п.

В 1453 г. Византийская империя окончательно пала под натиском турок-османов. Начался массовый исход греческих учёных, писателей, художников, философов, религиозных деятелей, богословов в другие страны, в том числе и в Московское государство.

Многие из них продолжили свою деятельность в роли профессоров западноевропейских университетов, наставников гуманистов, переводчиков, духовных деятелей и т.п. На долю Византии выпала ответственная историческая миссия по спасению ценностей великой античной цивилизации в период крутых ломок, и эта миссия успешно завершилась их передачей итальянским гуманистам в Предренессансный период.

Особенности византийской науки о языке во многом объясняются сложной языковой ситуацией в империи. Здесь конурировали друг с другом архаичный по своему характеру аттицистический литературный язык, непринуждённая народно-разговорная речь, продолжающая народный язык общеэллинистической эпохи, и промежуточное литературно-разговорное койне.

В государственном управлении и в обиходе византийцы / “ромеи” первоначально широко использовали латинский язык, который уступил статус официального греческому лишь в 7 в. Если в эпоху Римской империи имел место симбиоз греческого и латинского языков с перевесом в пользу второго, то в период самостоятельного государственного развития перевес оказался на стороне первого. Со временем сокращалось число лиц, хорошо владеющих латынью, и возникла необходимость в заказах на переводы произведений западных авторов.

Этнический состав населения империи был весьма пёстрым с самого начала и менялся в течение истории государства. Многие из жителей империи были сызначально эллинизированы или романизованы. Византийцам приходилось поддерживать постоянные контакты с носителями самых разнообразных языков — германских, славянских, иранских, армянского, сирийского, а затем и арабского, тюркских и т.д.

Многие из них были знакомы с письменным древнееврейским как языком Библии, что не мешало им часто высказывать крайне пуристическое, противоречащее церковным догмам отношение к заимствованиям из него. В 11—12 вв. — после вторжения и расселения на территории Византии многочисленных славянских племён и до образования ими самостоятельных государств — Византия была по сути дела греко-славянским государством.

Византийские философы-богословы 2—8 вв. (Ориген, Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Прокл, Максим Исповедник, Симиликий, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Иоанн Златоуст, Леонтий, Иоанн Филомон, Иоанн Дамаскин, из числа которых многие были официально признаны “святыми” и “отцами церкви”) наряду с западными представителями патристики принимали активное участие в выработке христианских догматов с привлечением мировоззренческих идей Платона и отчасти Аристотеля, в разработке в рамках христианской системы взглядов стройной философии языка, в подготовке вычленения из философии схоластической логики (вместе с логической грамматикой).

Они оказали немалое влияние на представителей современной им и последующей западной философии и науки. К философским проблемам языка обращались и более поздние византийские богословы (Михаил Пселл, Максим Плануд, Григорий Палама).

Показательно (в отличие от латинского Запада) бережное отношение византийской церкви и монастырей к сохранению и переписыванию античных (языческих по своему содержанию) памятников. С этим процессом переписывания был связан переход в 9—10 вв. на минускульное письмо.

И.П. Сусов. История языкознания — Тверь, 1999 г.

Катехизис - это «книга, содержащая краткое изложение основных истин христианской веры и морали в простой и ясной форме, обычно в виде вопросов и ответов, и предназначенная для начального религиозного обучения верующих» . Большинство словарей современного русского языка дают близкие определения . Причем в некоторых из них слово приводится в двух вариантах: катехизис и катихизис. В словаре В.И. Даля толкование более полное - «начальное, основное учение о христианской вере; книжка, содержащая это учение || Начальное и основное ученье какой-либо науки».

Само слово имеет греческое происхождение. Оно восходит к существительному ή κατήχησις - оглашение, (устное) поучение, назидание , образованное от глагола κατηχέω - оглашать, (устно) поучать, научать . Этот глагол является префиксальным образованием от глагола ὴχέω - издавать звук, звучать (ср.: ό ήχος - звук, молва; ήὴχη- звук, шум; ή ὴχώ - эхо, отголосок; звук, шум, крик; слух, молва ) и содержит приставку κατα - со значением полноты совершения действия. По поводу слов оглашать (κατηχέω) и оглашенный (κατηχούμενος) представляют интерес материалы к словарю церковнославянских паронимов: к κατηχέω - «1. обучить, научить, посвятить… 2. настроить (о музыкальном инструменте) »; к κατηχούμενος - «готовящийся к крещению, тот, кому сообщены основы веры» с приведением соответствующих церковнославянских текстов .

Этимологические словари русского языка указывают на посредничество латинского языка в заимствовании этого слова: «из лат. catechēsis от греч. поучение, наставление » ; «позднелат. catechesis - катехизис, элементарный курс богословия < греч. katēchēsis - поучение, назидание; оглашение, от katēcheō - устно поучать, от ēcheō - звучать, от ēchō - эхо; слух, молва» . В словаре-справочнике, в котором собраны наиболее распространенные в русском языке слова латинского происхождения, включая и те, которые вошли в латынь из греческого языка, объяснение несколько иное: «Catechesis, is f (греч.: наставление, познание) - катехизис, элементарный курс богословия. С сер. XVII в., первонач. в формах «катехисм», «катихизис» . Через старослав. из греч.» .

Для понимания, каким путем это слово проникло в русский язык, необходимо обратиться к его фонетическому облику. А он даже в современном русском языке не устоялся (катехизис и катихизис). Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к традициям передачи греческих слов в русском языке.

В новое время определилось две системы фонетической передачи древнегреческих слов, названные по именам предложивших их ученых эпохи Возрождения Эразма Роттердамского и Иоганна Рейхлина. Эразмова система соотносит произношение слова с его графикой и отражает звучание греческих слов в латыни. Она принята в большинстве европейских стран и используется в России в гимназической и университетской практике при чтении светских текстов. Рейхлинова система была ориентирована на живую византийскую речь. Этой системы придерживаются греческие ученые, в России она была усвоена раньше Эразмовой, непосредственно от греков и укрепилась в духовных учреждениях. В Рейхлиновой системе принято читать богослужебные тексты .

В греческом существительном κατήχησις нас будет интересовать произношение букв η и σ, которые различно передаются в этих системах. В Эразмовой традиции η произносится как «э», а σ по правилам латинского языка озвончается. В Рейхлиновой традиции η произносится как «и», а σ сохраняет глухость («с»). Таким образом, в Эразмовой традиции наше слово должно звучать как «катехезис», а в Рехлиновой как «катихисис». Что же произошло?

Оказывается, в живом языке обе традиции могли взаимодействовать: либо преобразование происходило по латинскому стереотипу, но не удерживалось (ритор и ретор , философ и филозоф ), либо преобразование происходило по греко-византийскому стереотипу (катедра и кафедра , ортография и орфография ), но тоже не всегда удерживалось (библиотека и вивлиофика , катет и кафет ). Если заимствования входили в русский язык в двоякой форме, чаще не удерживались греко-византийские варианты (теория и феория , физика и фисика ). Однако могли появиться и смешанные формы при наличии двух или более фонетических различий в одном слове: дифирамб (в XVIII в. - дифирамв и дитирамб) , апофеоз (апофеос и апотеоз ) . К этому-то типу и относится слово катехизис . Конечно, из представленных в современном русском языке форм (катехизис и катихизис ) более последовательной является вторая. Но даже и в ней есть элемент смешения традиций: звонкий «з» на месте глухого греческого «с».

Недавно впервые появилось научное, текстологически выверенное переиздание знаменитого катехизиса, составленного святителем Филаретом (Дроздовым) в 1822 году, сопровожденное предисловием об истории его создания, примечаниями и указателями . В этом издании используется менее употребительная в настоящее время форма катихизис , что, возможно, будет способствовать активизации ее употребления в современном русском языке. Ведь тираж этой книги по нынешним временам не маленький: 10 000 экземпляров. В заключение для наглядности приведем начальные строки этого выдающегося богословского и литературного памятника.

«Вопрос. Что есть православный катихизис?

Ответ. Православный катихизис есть наставление в православной вере христианской, преподаваемое всякому христианину для благоугождения Богу и спасения души.

В. Что значит слово катихизис ?

О. Катихизис, по переводу с греческого языка, значит оглашение, изустное наставление; а по употреблению от времен апостольских, сим именем означается первоначальное учение о православной вере христианской, всякому христианину потребное (см.: Лк 1: 4; Деян 18: 25)» .

Христианство: Словарь / Под общ. ред. Л.Н. Митрохина и др. М., 1994. С. 193.

См., напр.: Словарь русского языка / Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 2. М., 1981. С. 40.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1998. С. 98.

Древнегреческо-русский словарь / Сост. И.Х. Дворецкий. Т. 1. М., 1958. С. 924; Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. М., 1991. С. 694.

Седакова О.А. Церковнославяно-русские паронимы: Материалы к словарю. М., 2005. С. 222.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. и дополнения О.Н. Трубачева. Т. 2. М., 1967. С. 210.

Словарь иностранных слов: Актуальная лексика, толкования, этимология / Н.Н. Андреева, Н.С. Арапова и др. М., 1997. С. 124.

Ильинская Л.С. Латинское наследие в русском языке: Словарь-справочник. М., 2003. С. 86.

Более подробно об этих традициях см.: Славятинская М.Н. Учебное пособие по древнегреческому языку: Культурно-исторический аспект. М., 1988. С. 158-160; Древнегреческий язык: Начальный курс / Сост. Ф.Вольф, Н.К. Малинаускене. Ч. 1. М., 2004. С. 6-8.

Подробнее см.: Романеев Ю.А. Структура слов греческого происхождения в русском языке: Канд. дисс. М., 1965.

Пространный христианский катихизис Православно-Кафолической Восточной Церкви / [Сост.: свт. Филарет (Дроздов); Предисл., подг. текста, примеч. и указ.: канд. ист. наук А.Г. Дунаев]. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2006.

В указанном тексте Евангелия от Луки читаем: «Чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен». В греческом оригинале форме «был наставлен» соответствует форма пассивного аориста κατηχήθης от уже известного нам глагола κατηχέω. В Деяниях святых апостолов использована описательная форма с пассивным перфектным причастием этого же глагола ὴυ κατηχημένος, в русском переводе переданная аналогично первой: «Он был наставлен в начатках пути Господня».

принадлежит к индоевроп. семье языков, к-рая сложилась на территории Юго-Вост. Европы (или, согласно др. т. зр., М. Азии) в результате этнических процессов ок. VI-V-го тыс. до Р. Х. Занимает особое место среди индоевроп. языков, т. к. письменная история Г. я. насчитывает более 3,5 тыс. лет (с XV-XIV вв. до Р. Х.) и представляет собой уникальное явление, позволяющее проследить непрерывное развитие его языковых и культурных традиций. Это обстоятельство содействовало сохранению стабильности Г. я., к-рый оказал влияние на основные европ. языки, особенно на слав., а также на языки христ. Востока. Греческий является основополагающим языком христ. текстов.

История Г. я.

условно делится на 3 основных периода: протогреч. язык, древнегреч. язык античной Греции, язык средневек. Византии, называемый иногда среднегреческим, и новогреч. язык совр. Греции.

Внутри этой периодизации можно предложить следующее более дробное членение: 1) протогреч. язык III - сер. II тыс. до Р. Х.; 2) древнегреч. язык: микенской Греции (микенское деловое койне) - XV-XII вв. до Р. Х., предполисного периода (реконструкция) - XI-IX вв. до Р. Х., античной полисной Греции (полидиалектное состояние) - VIII - кон. IV в. до Р. Х., «александрийское» койне (падение древних диалектов) - III-I вв. до Р. Х.; 3) Г. я. эллинистическо-рим. периода (оппозиция аттикизирующего лит. языка и поливариантной разговорно-обиходной речи) - I-IV вв. по Р. Х.; 4) средневек. Г. я.; 5) язык Византии V - сер. XV в.; 6) язык эпохи османского ига - кон. XV - нач. XVIII в.; 7) новогреч. язык с XVIII в.

С лингвистических позиций, учитывая специфику развития и взаимоотношения 2 функциональных форм языка (лит. и разговорно-обиходного), к-рая играла важную роль в развитии Г. я., периодизация его истории строится на выделении 3 языковых комплексов: древнегреч. языка (в устной речи до IV-III вв. до Р. Х.), содержащего территориальные, а также литературно обработанные диалекты; эллинистического койне, сложившегося при Александре Македонском и его преемниках и уже в I тыс. по Р. Х. перераставшего в новогреч.; собственно новогреч. языка в димотической форме после Х в. по Р. Х. Как такового визант., или среднегреч., языка, отличавшегося грамматическим строем от названных языковых комплексов, не существовало.

Разделение Г. я. на древне-, средне- и новогреч. имеет прежде всего историко-политическое, а не историко-лингвистическое значение (Белецкий А . А . Проблемы греч. языка визант. эпохи // Античная культура и совр. наука. М., 1985. С. 189-193). С позиции собственно языковой истории особым состоянием Г. я., не имевшим аналога в др. языках, является его развитие в визант. эпоху, когда помимо сохранявшихся и вновь создававшихся текстов на древнегреч. языке в нем тесно переплетались и непосредственно соседствовали в одном тексте черты древнегреч. периода (от гомеровских форм и лексики до вариантов Г. я. первых веков по Р. Х.) и новые черты, к-рые начали формироваться еще до Р. Х. и сложились в систему уже в новогреч. языке.

Возникновение Г. я.

Отделение греч. (эллинских) протодиалектов от остальных индоевроп. относится приблизительно к III тыс. до Р. Х. На рубеже III и II тыс. до Р. Х. протогреч. племена появились на Балканском п-ове, распространяясь, видимо, по 2 направлениям. С юга Балканский п-ов и близлежащие острова, где давно обитали неиндоевроп. и индоевроп. племена, заселяли ахейцы, позже с севера пришли племена, объединяемые под названием «дорийские». Высокоразвитая цивилизация на о-ве Крит была в основе неиндоевроп., она оказала влияние на культуру ахейцев, к-рые заимствовали у критян их слоговую письменность (результатом чего явилось «письмо А», до сих пор не дешифрованное, и более позднее, дешифрованное, «письмо Б»), политическую организацию, зачатки ремесел и искусства.

Микенской или крито-микенской называется культура наиболее развитого в XIII-XI вв. до Р. Х. ахейского гос-ва. Крито-микенские тексты на глиняных разлинованных табличках («линейное» письмо) дают основание считать это время началом истории Г. я.

Образование греческих диалектов

В кон. II тыс. до Р. Х. происходила миграция племен, живших на территории Европы и на севере Балкан. Часть племен, населявших север Балкан, устремилась на юг. Среди них были и дорийцы, стоявшие на более низком уровне культурного развития, чем ахейцы. В результате дорийского нашествия и, возможно, каких-то стихийных бедствий ахейская культура почти полностью погибла. В XII-IX вв. до Р. Х. на востоке греч. мира развивались ионийские диалекты малоазийского побережья, части островов Эгейского архипелага и Аттики. Диалект Аттики скоро выделился в самостоятельный. Центральные и отчасти вост. племена были носителями эолийских диалектов (о-в Лесбос, прилегающее побережье М. Азии, а также Фессалия, Беотия на Балканах). Отдельную группу составили дорийские диалекты Пелопоннеса и близкие к ним диалекты сев.-зап. части Эллады. Все эти диалекты сыграли большую роль в формировании языка греч. словесности.

Архаический и классический периоды

В VIII в. до Р. Х. в наиболее развитой центральной части малоазийского побережья, населенной преимущественно ионийцами, происходило становление основ лит. языка, складывался греч. нефольклорный эпос. Его главными памятниками являются эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея», авторство к-рых с античности приписывалось Гомеру. Эти произведения являются пограничными между фольклором и авторской лит-рой, поэтому VIII в. до Р. Х. считается временем начала греч. лит-ры. Бурное экономическое и культурное развитие вызвало необходимость в письменности, и она была заимствована у семит. народов. В VII-VI вв. до Р. Х. в связи с развитием греч. классической лит-ры складывалась жанрово-диалектная дифференциация греч. словесности.

Возвышение Афин в результате греко-персид. войн (500-449 гг. до Р. Х.) повлекло за собой рост престижа аттического диалекта. Этому же способствовал и расцвет словесного творчества в Афинах, появление философских школ, подъем ораторского искусства. В V-IV вв. до Р. Х. язык лит. произведений достиг высокой степени стилистической обработки, при всей важности аттического диалекта для языка словесности не теряли значения и ионийские лит. формы, что постепенно вело к созданию аттическо-ионийского общего варианта языка - койне (от греч. κοινὴ διάλεκτος - общий язык) в разговорных и лит. формах.

Эллинистический и римский периоды

С кон. IV в. до Р. Х., в эллинистическую эпоху (см. Древняя Греция), на состояние Г. я. и его дальнейшее развитие во многом повлияло изменение соотношения между письменной и устной речью. Если полисная жизнь требовала развития устной речи, то политические и культурные контакты на обширной территории империи Александра Македонского и его преемников не могли осуществляться без расширения сфер применения письменного языка, этот процесс повлек за собой перестройку образования и изменение лит. жанров. С этого времени устная речь и письменный лит. язык развивались в противоположных направлениях. В устной речи появились многочисленные местные варианты, смешивались формы диалектов и создавалась некая усредненная разговорная форма, понятная на всем пространстве греч. мира. Этот вариант древнегреч. языка в греч. науке получил название «александрийское (-ая) койне», в рус.- «койне». В письменном лит. языке прозы происходила сознательная консервация классической аттической нормы V-IV вв. до Р. Х. и ионийско-аттического варианта лит. языка кон. IV-III в. до Р. Х., что повлияло на дальнейшую историю Г. я.

Во II в. до Р. Х. греч. гос-ва перешли под власть Рима. Рим. культура развивалась под сильным греч. влиянием, однако и греки испытали воздействие лат. языка, к-рый стал гос. языком Эллады (с этого времени части Римской империи). I-IV вв. по Р. Х. определяют как римский, или эллинистическо-рим., период в развитии греч. культуры. Реакцией на латинизацию греч. полисов было «возрождение» греч. влияния во II в. по Р. Х., отразившееся прежде всего на судьбе языка: нормой лит. языка вновь стал язык аттической прозы V-IV вв. до Р. Х. Это архаизирующее направление в истории Г. я. получило название «аттикизм». Аттикисты препятствовали проникновению в лит. язык новой лексики, неклассических грамматических форм, восстанавливали формы, вышедшие из употребления,- все это немало способствовало тому, что устная речь и письменный лит. язык дальше расходились в формах употребления. Такое положение характерно для всей истории Г. я. вплоть до совр. состояния.

Византийский период

Политическая история Византии начинается условно с 330 г.- основания новой столицы Римской (Ромейской) империи - К-поля (см. Византийская империя). Спецификой языковой ситуации в Византии было сохранение в письменной речи сначала исключительно, а затем в меньшей степени норм лит. языка аттического периода, или эллинистического лит. койне. Наряду с этой формой лит. языка продолжал развиваться разговорный язык (основа новогреч. языка), к-рый с трудом завоевывал более высокие сферы языкового общения. Увеличивавшееся различие между письменным и устным языком характерно почти для всего тысячелетнего периода существования Византии.

После завоевания греч. земель в XV в. османские власти лишь в минимальной степени поддерживали греч. культуру, необходимую для культурно-политических связей с Европой. В это время для грекоязычного населения Османской империи античная культура и древнегреч. язык стали воплощением национального духа, их изучение и пропаганда продолжали оставаться основой образования. Подобная архаизирующая тенденция возобладала после освобождения греков от тур. ига в 1821 г. и продолжалась еще более века.

Диалектное членение древнегреческого языка и язык словесности

Диалекты классического периода

Г. я. архаического и классического времени (VIII-IV вв. до Р. Х.) был полидиалектным. Параллельно с развитием мн. территориальных диалектов складывались и более обобщенные, хотя и местные формы языка - диалектные койне. Они имели по крайней мере 2 варианта: разговорно-обиходный и в той или иной степени стилистически обработанный, употреблявшийся в деловом языке (его особенности отразили надписи) и в языке лит. произведений, где постепенно создавалась некая традиция: определенному лит. жанру должен соответствовать определенный вариант диалектного лит. койне.

К классическому периоду (V-IV вв. до Р. Х.) в различных областях многополисного и многоукладного эллинского мира сформировались дорийское койне на Пелопоннесе и в Вел. Греции, эолийское койне в Ср. Греции, ионийское койне в малоазийских областях. Главную роль в это время играло аттическое койне. Диалектные койне различались в основном фонетическими особенностями. Грамматических различий (в форме окончаний) было не много.

Дорийское койне

Диалекты сев.-зап. Балкан, большей части Пелопоннеса и Вел. Греции по мн. фонетическим и грамматическим особенностям объединяются в одну группу, называемую обычно дорийской. Эти диалекты сохраняли архаические особенности Г. я., поэтому именно дорийские формы греч. слов чаще всего используются при сопоставлении индоевроп. языков. О дорийском лит. койне можно судить по языку офиц. надписей и произведениям поэтов, напр. Алкмана из Спарты (VII в. до Р. Х.). Примеры использования дорийского диалекта в христ. лит-ре немногочисленны (Синесий Киренский , V в.).

Эолийское койне

В группу эолийских диалектов при широкой трактовке этого термина включают 3 сев. диалекта (фессалийский, беотийский и малоазийский, или лесбосский) и 2 южных (аркадский на Пелопоннесе и кипрский). Но последние обычно выделяются в аркадо-кипрскую группу. Лит. форма эолийских диалектов известна из надписей и произведений лесбосских поэтов Алкея и Сапфо. В христ. словесности этот диалект не представлен.

Ионийское койне

Диалекты этого наречия были распространены на побережье М. Азии и на островах (Хиос, Самос, Парос, Эвбея и др.), в полисах Юж. Италии и Причерноморья. К ионийским диалектам относится и рано обособившийся от него аттический диалект. Стилистически обработанные формы ионийских диалектов известны из эпических и лирических произведений (стихотворения Мимнерма), надписей и «Истории» Геродота. Отголоски ионийского диалекта встречаются в основном в произведениях визант. историков как результат имитации ими Геродота.

Аттический диалект и аттикизм

Аттический диалект является рано обособившимся диалектом ионийской группы. В силу ведущего положения Афин, главного города Аттики, в политической и культурной истории Эллады лит. вариант аттического диалекта в классический период (V-IV вв. до Р. Х.) играл роль общегреч. языка (койне) в высших сферах коммуникации (религия, искусство, наука, суд, армия). Уже с III в. до Р. Х. в Александрии, ставшей центром эллинистической культуры, произведения аттических авторов классического периода стали считаться каноническими, лексика и грамматика V-IV вв. до Р. Х. рекомендовались как нормы лит. языка. Такое направление получило название «аттикизм». До нач. ХХ в. его провозглашали основой греч. языковой культуры, что способствовало стабильности лит. Г. я.

В истории аттического диалекта условно выделяются 3 периода: староаттический (VI - нач. V в. до Р. Х.), классический (V-IV вв. до Р. Х.), новоаттический (с кон. IV в. до Р. Х.). В новоаттическом диалекте отразились особенности общего развития Г. я.: активный процесс выравнивания склонения и спряжения по принципу аналогии и др. Но главными особенностями новоаттического диалекта отмечены его сближение с ионийскими диалектами (в нек-рых случаях - рекомпозиция архаичных или общегреч. форм) и распространение ионийской лексики и словообразовательных моделей. Эти процессы были связаны с формированием общеупотребительного варианта языка - эллинистического (александрийского) койне. Именно на этот диалект Г. я. к сер. III в. по Р. Х. в Александрии были переведены с древнеевр. языка книги ВЗ (см. ст. Септуагинта), что заложило основу сначала для эллинистически-иудейской, а затем и для раннехрист. лит-ры.

Греческое койне периода эллинизма (III в. до Р. Х.- IV в. по Р. Х.). Основные языковые изменения

Фонетика

В системе вокализма различия гласных по долготе и краткости постепенно исчезали, во II-III вв. по Р. Х. это привело к смене типа ударения - музыкального на динамическое; сложная система дифтонгов стала упрощаться еще с V в. до Р. Х., когда монофтонгизировался дифтонг ου; свертывание (инволюция) греч. вокализма привела к тому, что гласные ι и η, а в нек-рых регионах также υ совпали в произношении [i] (итацизм, или йотацизм). К I в. до Р. Х. полностью исчезла из письма йота в дифтонгах с 1-м долгим гласным. Ее позже введут аттикисты как йоту приписную, а затем визант. грамматики - как йоту подписную.

В системе консонантизма упростилось произношение двойного согласного ζ в [z] и постепенно образовалась оппозиция s/z; придыхательные φ, χ, θ перешли в глухие фрикативные; звонкие β, γ, δ - в звонкие фрикативные; нивелировались фонетические признаки аттического диалекта, утвердились ионийские формы: -γν- > -ν-, -ρρ- > -ρσ-, -ττ- > -σσ-; образовалась новая серия смычных (носовой или неносовой аллофон); появились палатализованные смычные (в письме специально не обозначались); в поздний период существовала аффриката . В области синтаксической фонетики широко распространилось приставное ν в конце слова; редко применялись элизия и красис.

В морфологии в системе имени произошло выравнивание подвидов в склонении на -α, исчезло II аттическое склонение, наибольшие изменения коснулись атематического склонения. Его аномалии либо заменялись синонимами, либо изменялись согласно наиболее употребительным словообразовательным типам. Произошла контаминация III склонения, с одной стороны, и I и II - с другой. Звательный падеж уступил место именительному, а если и употреблялся, то без междометия ὦ. Исчезло двойственное число, постепенно элиминировался дательный падеж. В результате переразложения окончаний в пользу основ постепенно греч. склонение по типам основ трансформировалось в склонение по грамматическому роду (муж., жен. и среднее склонения). Выравнялись неправильные степени сравнения по типу регулярных, синтетический тип превосходной степени прилагательных заменила превосходная степень, образованная от сравнительной с прибавлением артикля. Прилагательные распределились по 2 типам: на -ος, -α, -ον и -υς, -(ε)ια, -υ. В качестве неопределенного артикля стало выступать числительное «один». Возвратное местоимение 3-го лица стало употребляться в 1-м и 2-м лице.

В системеглагола изменились способы выражения как глагольных категорий, так и отдельных форм. При этом нарастали аналитические тенденции для более четкого выражения сложного значения глагольной формы. Усилилась тенденция к образованию форм по аналогии; появились формы типа «я есмь видящий» для выражения оппозиции длительного и недлительного настоящего параллельно с длительным и недлительным прошедшим. Смешивались окончания I и II аористов, имперфекта и аориста I, формы глаголов на -αω и -εω. Глаголы на -οω стали глаголами на -ωνω. Началось употребление описательного императива для 1-го и 3-го лица; унифицировалось окончание 2-го лица императива наст. времени и аориста.

В области синтаксиса наблюдалась тенденция выражать различные падежные значения с помощью предлогов; постепенно исчезали абсолютные (независимые) инфинитивные и причастные обороты; сокращалась вариативность падежей при предлогах; усиливался процесс образования аналитических форм с предлогом, к-рые заменили мн. падежные.

В словообразовании койне происходила смена типов. Так, в языке НЗ и папирусов было много новых слов на -ισκος, -ισκη, появилось большое количество слов жен. рода на -η. Особенно интенсивным в койне стало словосложение, давшее множество слов в новозаветном и более позднем языке, калькирование их увеличило словарный состав слав. языков. В лит. формах койне в основном сохранялась лексика классического периода.

Койне Септуагинты и НЗ

С лингвистической т. зр. особенность Г. я. ВЗ состоит в том, что он представляет собой адаптацию к языку совсем иной системы и одновременно является иллюстрацией лабильности Г. я., отражавшего грамматические и лексические семитизмы. Язык ВЗ является наиболее точным выражением сути греч. койне. Лабильность и многовариантность - характерная черта и Г. я. НЗ, к-рый можно определить как сложное явление, представлявшее разновременность создания частей канона и влияние греч. диалектов и соседних языков, в первую очередь арамейского и древнееврейского. Хотя в НЗ присутствует разговорный язык со своими особенностями и тенденциями развития, Г. я. НЗ нельзя считать отражением просторечия. Тексты НЗ различны по стилистике: проповеди, рассказы, притчи, послания и др., в них используются мн. риторические приемы, присущие именно развитому лит. языку. Язык НЗ в истории Г. я. воспринимается как самостоятельная форма лит. языка, подобная языку Гомера.

Койне оставалось языком христ. лит-ры до сер. II в. С этого времени христ. писатели в основном переходят на варианты «ученого» аттикизирующего языка, однако такие произведения, как патерики, душеполезные повести, нек-рые жития святых и т. п., продолжали писать на койне. На основе койне ВЗ и НЗ и более близких к классическим форм Г. я. к IV-V вв. сформировался язык христ. богослужения, к-рый стал основой устойчивости Г. я. как в средневек., так и в новый период истории и к-рый используют до наст. времени в неизменном виде. В отличие от католич. Запада, где лат. язык богослужения был недоступен широким слоям населения, для правосл. греков литургические тексты всегда оставались хотя бы отчасти понятными.

Средневековый Г. я. (IV или VI-XV вв.).

В структуре языка в это время шли все те процессы, начало к-рым было положено в эллинистическую эпоху. Их периодизацию трудно представить в силу недостаточного количества последовательных по времени источников.

В фонетике продолжались процессы итакизма (почти повсеместно η, ι, οι произносятся как [i]), сужение гласного (ср. κώνωψ и κουνούπι - комар), исчезновение гласных в результате синизеса, афэреза, редукции и упрощение дифтонгов (θαῦμα и θάμα - чудо); диссимиляция глухих согласных (νύξ и νύχτα - ночь), упрощение групп согласных, нестабильность конечного -ν. В морфологии унифицировались и редуцировались склонения: создание парадигм с 2 и 3 падежными окончаниями, постепенное исчезновение дательного падежа. В системе глагола преобладала тенденция к «сворачиванию» разветвленной системы форм классического времени: исчезли оптатив и инфинитив, сократилось употребление конъюнктива, стало нерегулярным приращение, утратилось склонение причастий, не осталось различий в системе спряжения слитных глаголов в имперфекте, глагол «быть» приобрел четкие медиальные окончания и др.

В IV-VII вв. система образования оставалась по-прежнему ориентированной на античную культуру, в т. ч. на Г. я. античной эпохи. Как и в античной Элладе, в основе обучения грамматике лежало изучение поэм Гомера, поскольку под грамматикой понималось умение читать и толковать античных авторов. На примере языка Гомера изучались склонения и спряжения, орфография, метрика, стилистика. Основным учебником была грамматика Дионисия Фракийского (II в. до Р. Х.), позже стали читать книги ВЗ (особенно Псалтирь) и НЗ. В школьную программу входили также трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, произведения Гесиода, Пиндара, Аристофана, историков и ораторов. Древнегреч. язык продолжал функционировать не только в письменной, но и в устной форме, о чем свидетельствовали речи и проповеди, к-рые составляли в это время и к-рые должны были быть понятны верующим. Т. о., языковая ситуация данного периода определялась диглоссией - расхождением разговорного и лит. языка. Последний представлял собой язык прошедших веков, в основном созданный аттикистами и узаконенный в сочинениях отцов Церкви. Он постепенно становился книжным, т. е. литературным преимущественно в письменной форме. Однако составление на нем проповедей свидетельствует о еще существовавшей органической связи письменной и устной речи в лит. и разговорном вариантах. Г. я. античной эпохи (древнегреческий) функционирует в иных исторических и культурных условиях, но в устах носителей этого языка и в условиях непрерывности языковой и культурной традиции.

Политические и культурные изменения в Византии в сер. VII в. (резкое сокращение территории, утрата мн. негреч. областей, упадок культуры и образования) непосредственным образом отразились и на языковой ситуации. Языком лит-ры по-прежнему оставался традиц. лит. Г. я., от к-рого все более отдалялся и в лексике, и в грамматических формах разговорный. Экономический и культурный подъем IX-XI вв. повлек за собой насаждение древнегреч. языка в его классических формах, и прежде всего аттического диалекта. К Х в. стало ясно, что, хотя в принципе древнегреч. язык в предшествующие века оставался лит. языком, в него активно вторгались элементы народного разговорного языка, к-рый можно назвать новогреческим. Этому старались воспрепятствовать апологеты Г. я. античной эпохи. Образцами для своих произведений такие авторы избирали различные формы древнегреч. языка из сочинений в хронологическом диапазоне от Геродота (V в. до Р. Х.) до Лукиана (II в. по Р. Х.).

В Х в. Симеон Метафраст предпринял языковое «очищение» житийной лит-ры, подвергая редакции язык оригиналов в сторону сближения его с древнегреческим, как бы переводя просторечные слова и выражения на древнегреч. язык. Метод «перевода» (μετάφρασις, отсюда прозвище Метафраст) произведений, написанных на народном языке, на древнегреч. язык использовался и позднее. Известны, однако, случаи обратного парафраза, к-рому, напр., подверглись исторические произведения Анны Комнины и Никиты Хониата . Т. о., на этом этапе книжный и разговорный языки стали в определенной степени разными языками, они требовали перевода, хотя непрерывная языковая и культурная традиции поддерживали в носителях Г. я. ощущение единства древне- и новогреч. языка. Сложнейшая языковая ситуация с XII в. характеризовалась сочетанием в лит. языке Византии неполного билингвизма (древнегреч. и новогреч.) с диглоссией (существование разговорной и лит. формы) в народном (новогреч.) языке.

Языковая ситуация в поздней Византии, после захвата К-поля крестоносцами (1204), представляла сложную картину. По-прежнему существовала диглоссия, но происходило и стирание противопоставления древнегреч. и новогреч. (визант.) вариантов лит. языка путем механического перемешивания древнегреч. и новогреч. форм. Этот средневек. новогреч. язык в лит. варианте преимущественно имел «мозаичную» структуру. В одном и том же лит. произведении параллельно употреблялись древнегреч. и новогреч. формы одних и тех же слов и использовались древнегреч. и новогреч. слова-синонимы. Эпоху Палеологов (2-я пол. XIII-XV в.) можно назвать эпохой «2-го аттикизма и 3-й софистики». Расхождение между лит. письменным языком и речью широких масс населения уменьшившейся в размерах империи, по всей вероятности, достигло тогда апогея (Белецкий . 1985. С. 191). В ХIII в. постепенно создавались обработанные формы новогреч. диалектов, к-рые в поздней Византии стали различаться. Но «обработка» народной диалектной речи образованным кругам общества виделась в максимальном приближении их к «ученому» (древнегреч. аттикизированному) языку. Сочетание этих 2 стилей давало разные и неожиданные формы лит. языка.

Существование лит-ры на народном языке в поздней Византии свидетельствовало о том, что народный язык начинал отвоевывать у архаического книжного языка все больше позиций, его функциональная парадигма расширялась. Однако нормальное развитие Г. я. было прервано тур. завоеванием.

Новогреческий язык

В эпоху Возрождения язык античной Греции был воспринят как четко ограниченный во времени самостоятельный язык, мало соотносимый с языком Эллады, находившейся в составе Османской империи. Для понимания Г. я. Нового времени значимость древнегреч. языка была столь велика, что последний получил название «новогреческий язык», в к-ром имплицитно присутствует и понятие «древнегреческий язык».

С XVIII в. складывалась оппозиция 2 вариантов Г. я. С одной стороны, язык, очищенный от тюркизмов и ориентированный на нормы древнегреч. лит. языка (кафаревуса), и с др.- разговорно-обиходный народный язык (димотика). В зависимости от соотношения этих вариантов формировались разные типы лит. Г. я. Кроме того, вариант лит. койне обусловливался влиянием территориальных диалектов. Юж. диалекты Пелопоннеса явились основой новогреч. койне.

Основные черты новогреческого литературного койне

Новогреч. фонетику характеризуют 4 основных процесса: дальнейшее упрощение системы гласных; упрощение групп согласных; активный процесс диссимиляции; сокращение «количества слова», по-разному отразившееся в языке - в звучании слова, в произношении и в написании.

В области морфологии система имени претерпевает следующие изменения: исчез дательный падеж; упростилась система падежных окончаний; склонения перестроились по 2 дифференциальным признакам: по роду и по количеству основ (1-основные и 2-основные); закрепилась оппозиция 2 типов в склонении имен с 2 и 3 падежными формами. В системе глагола активные причастия стали несклоняемой формой, т. е. формой, близкой к рус. деепричастию. Нек-рые древнегреч. причастия сохранились как субстантиваты. Утратилось 3-е лицо императива, форма к-рого стала перифрастической. При сохранении системы простых временных форм (настоящее, имперфект, аорист) появилась последовательная система описательных форм (будущее, перфект, плюсквамперфект). В исторических временах остался только слоговой аугмент и только под ударением, но в формах с приставками может сохраняться количественный аугмент.

Среди особенностей новогреч. лексики и словообразования можно отметить употребление множества древнегреч. слов параллельно с новыми словами и со словами, имеющими новую грамматическую форму. При этом изначальная форма воспринималась не как архаизм, а как книжная, т. е. форма не разговорно-обиходная; большое количество древнегреч. слов удерживалось в употреблении в качестве архаизмов; шло дальнейшее развитие словосложения.

С т. зр. форм существования новогреч. языка с XVIII в. развитие лит. Г. я. можно разделить на неск. периодов в зависимости от отношения носителей языка к древнегреч. языку. I. Архаизация лит. языка («архаизм», или «неоаттикизм»); формирование оппозиции «кафаревуса/димотика» - XVIII - 1-я пол. XIX в. II. Попытки создания обработанных («очищенных») форм народного языка (димотики) (καθαρισμός - очищение) - сер. XIX в. III. Приближение лит. языка к разговорному народному; деятельность Я. Психариса (т. н. палеодимотикизм) - кон. XIX в. IV. Приближение лит. языка к кафаревусе; создание «простой» кафаревусы; появление «смешанной» кафаревусы - нач. XX в. V. Создание нормированной грамматики народного языка перед второй мировой войной (димотикизм); формирование новогреч. лит. койне совр. Греции. VI. Димотика (народный язык) как язык совр. Греции.

I. В XVIII в. деятели греч. культуры вновь обратились к проблеме национального лит. языка и настаивали на возрождении древнегреч. лит. языка. Они считали, что духовное возрождение греч. народа возможно лишь при возвращении к истокам духовной культуры греков. В области языка это был древнегреч. архаизованный язык, к-рый сможет восстановить непрерывность всей эллинской национальной культуры. Примером архаизирующей тенденции может служить деятельность Евгения (Булгариса, Вулгариса) (1716-1806), автора трудов по истории, философии, музыке, теологии, переводчика античных и совр. ему европ. философов. Его обширное соч. «Логика» написано на древнегреч. языке, причем автор настаивал на том, что философия может изучаться только на нем.

В то время народная речь содержала много заимствованной лексики (из тур. языка, романских, славянских). Кроме того, в устной речи встречалось большое количество ненормированных территориальных вариантов. Представителям образованных кругов общепонятный древнегреч. язык был даже ближе, чем совр. или разговорный Г. я. Снова, как это было уже не раз в истории Г. я., образцом провозглашался аттический диалект классического периода. Выдвигаемый мн. деятелями культуры (И. Мисиодакас, Д. Катардзис и др.) тезис о необходимости развития народного языка не находил поддержки: античность и древнегреч. язык для многих оставались оплотом национальной культуры и залогом национальной свободы.

Влияние на греков западноевроп. культуры шло через большие греч. колонии в Триесте, Будапеште, Вене, Лейпциге и в др. городах. В это время в Зап. Европе увлекались классическим наследием греков и предметом изучения был древнегреч. язык. Эти обстоятельства немало способствовали тому, что к 1800 г., т. е. незадолго до заключительного этапа освободительной борьбы греков, кафаревуса одержала победу над народным языком.

В Греции опять возникла ситуация неполного билингвизма в сочетании с диглоссией: функционирование древнего Г. я. как высшей страты (лит. языка, гл. обр. в письменной форме) и народного новогреч. языка в качестве низшей страты (разговорного устного языка). В это время древнегреч. язык уже мало понятен народным массам, и требуется перевод на димотику.

Когда образовалось самостоятельное греч. гос-во, перед ним сразу встал вопрос о гос. языке, поскольку в это время было 2 Г. я.: письменный - кафаревуса и устный - димотика. Церковь и гос. аппарат решительно возражали против народного языка, аргументируя такую позицию существованием многодиалектного народного языка от Македонии до Крита.

С этого времени в Греции проводится языковая политика, нацеленная на возвращение Г. я. к национальной чистоте. Гос. аппарат обслуживает «строгая» кафаревуса. Древнегреч. язык рассматривается деятелями культуры, народного образования и Церкви как истинная основа Г. я., к к-рой должен приближаться новогреч. язык, т. к. сторонники кафаревусы полагали, что Г. я. почти не изменился за 2 тыс. лет. К сер. XIX в. это движение за древнегреч. язык соединилось с офиц. пропагандой «великой идеи» восстановления Греции в границах Византийской империи. Созданный в Афинах ун-т стал распространителем «благородной» кафаревусы, мн. писатели и поэты поддерживали эту идею. Но сохранились произведения и на народном языке (песни клефтов), особенно те, что были созданы на Ионических о-вах, к-рые не были под властью турок.

II. Но вскоре многим стало понятно, что невозможно повернуть вспять развитие языка и что такие изменения не совсем оправданны, поскольку в Г. я. за прошедшие века были не только одни утраты. Возникло сопротивление настойчивой архаизации Г. я. («языковая междоусобица», по выражению греч. лингвистов), усилились требования приблизить письменный язык к разговорному. Во главе этого умеренного движения стал греч. просветитель А. Кораис , к-рый считал, что необходимо «очищение» языка от тур. и европ. заимствований и замена их греч. словами (древними или вновь созданными), но не утверждал, что ведущая роль должна принадлежать народному языку. Тем не менее умеренная позиция Кораиса, его убежденность в том, что истина заключена в объединении 2 начал Г. я., готовили почву для утверждения димотики, к-рая все больше проникала в лит. язык. Так, в 1856 г. на димотику были переведены комедии Аристофана.

III. Общественный подъем 70-80-х гг. XIX в. в Греции способствовал дальнейшему расширению употребления в лит-ре живого языка. В кон. XIX в. проф. Сорбонны Психарис теоретически обосновал «лингвистический статус» народного Г. я. и необходимость его употребления как официального. Но его стремление унифицировать мн. особенности народного языка и употреблять слова в основном только по принципу аналогии привело к крайнему «димотикизму». Народный язык нельзя было быстро унифицировать из-за существования множества форм - от пелопоннесского койне до островных диалектов.

Однако деятельность Психариса, выступавшего за введение димотики с национальных, научных и лит. позиций, заставила еще раз пересмотреть нормы устного и письменного народного языка, базирующегося на древнегреч. лит. языке. Если до этого времени проза и драматические произведения целиком, а поэтические в основном писались на кафаревусе, то в нач. XX в. первые в основном, а вторые целиком стали создаваться на димотике. Церковь, гос-во и наука придерживались кафаревусы и древнегреч. языка дольше. В 1900 г. под покровительством кор. Ольги была сделана попытка перевести текст НЗ с древнегреч. языка, поскольку народные массы его не понимали, однако пуристы не позволили этого сделать. Спустя нек-рое время А. Паллис опубликовал перевод НЗ на народный язык в афинской газ. «Акрополис» - единственной, допускавшей публикации на народном языке (см. также в ст. Библия , разд. «Переводы Библии»). Но эта попытка вызвала волнения в народе и столкновения с полицией, имелись убитые и раненые. В 1903 г. проф. Г. Сотириадис опубликовал перевод на народный язык «Орестеи» Эсхила, и снова возникли уличные беспорядки. Но, несмотря на это, позиции тех, кто пропагандировали димотику, утверждались. В 1903 г. был основан еженедельник «Нумас», где публиковались статьи Психариса, Паллиса, К. Паламаса. Последний считал единым разговорный новогреч. язык, к-рый и может стать письменным языком для всего народа.

IV. Крайности позиции Психариса подчеркнули правильность среднего пути, предложенного Кораисом, что привело к созданию «простой кафаревусы» без сильной архаизации, к-рая все более приближалась к устному языку. Апологетом этого типа кафаревусы стал Г. Хадзидакис, занимавшийся исследованием народной речи и считавший кафаревусу языком будущего. На офиц. уровне противопоставление кафаревусы димотике усилилось. В 1910 г. кафаревуса была утверждена в качестве единственного гос. языка. Но спустя 7 лет в начальных классах школы разрешили вести преподавание на димотике, но без диалектизмов и архаизмов. Эти школы назывались «микта» (смешанные, т. к. в старших классах преподавание велось на кафаревусе). Школьная кафаревуса, максимально близкая к разговорному языку, получила название «микти».

V. Сторонники обеих разновидностей Г. я. понимали необходимость дальнейшей активной работы над его формой. Крайний димотикизм Психариса был сглажен в трудах М. Триандафиллидиса, к-рый в соавторстве с другими написал грамматику димотики, вышедшую в 1941 г. Триандафиллидис во мн. случаях сохранил орфографию и грамматические формы кафаревусы, хотя в основном опирался на димотику. Он считал, что устный язык обязательно нуждается в нормировании, упорядочении, но его грамматика не была точным отражением устного языка, к-рый сохранял множество вариантов. Одной из главных причин такой позиции является необходимость поддерживать в Г. я. этимологический, а не фонетический принцип орфографии: за тысячи лет развития греч. произношение так изменилось, что следование фонетическому принципу могло бы во мн. случаях прервать языковую традицию.

В результате образования в истории новогреч. языка 2 крайних направлений (архаизм - психаризм) и 2 умеренных (кафаризм - димотикизм) пришли к необходимости не противопоставлять, а объединять 2 начала: архаическое, восходящее к древнегреч. языку, и совр. В 70-х гг. XX в. структуру Г. я. можно назвать «тетраглоссия», в к-рую входят следующие формы Г. я. Гиперкафаревуса максимально придерживалась норм эллинистического койне и даже аттического диалекта при нек-рых отличиях в синтаксисе, словарном составе и немного в грамматике (нет, напр., двойственного числа и оптатива), употреблялась в Церкви и науке. Собственно кафаревуса больше отступала от классического синтаксиса и также не употребляла, напр., древнегреч. форм буд. времени, использовалась в политических разделах прессы, в научных журналах, в учебниках для средней и высшей школы. Смешанный язык, близкий к разговорному вариант Г. я., употреблялся в неофиц. статьях журналов, в художественной прозе. Этот язык, отличный от языка архаизирующей лит-ры и от языка народных песен, характеризовался как «димотика без крайностей», его можно назвать новогреч. лит. койне. Димотика во многом отличалась от кафаревусы в грамматике, достаточно сильно в словарном составе, содержала большое количество заимствований, имела территориальные варианты; употреблялась в поэзии и прозе, в учебниках, в лит. журналах и газетах.

VI. Вторая мировая война, а затем Гражданская война в Греции 1940-1949 гг. остановили разработку теоретических проблем новогреч. языка. Только в 1976 г. народный язык (димотика) был официально объявлен единственной формой новогреч. языка, а в 1982 г. проведена нек-рая реформа графики: отменены все диакритические знаки, кроме знака острого ударения в 2-сложных и многосложных словах. Кафаревуса в сущности вышла из употребления и встречается только в офиц. документах, в судопроизводстве или определенных рубриках газет, в письменной речи старшего поколения.

В течение мн. веков явное или скрытое существование древнегреч. языка параллельно или в сложном переплетении с живым греч. языком Византии и совр. Греции создало столь сложную лингвистическую ситуацию, что в ее оценке расходятся мн. исследователи. Так, греч. ученые считают, что она никогда не определялась билингвизмом, а всегда была только диглоссией: 2 состояниями одного языка, существовавшими параллельно, а потому их взаимодействие и взаимопроникновение вполне естественны. Даже если принять термин «билингвизм» для характеристики языковой ситуации в совр. Греции, необходимо учитывать, что греч. билингвизм имел менее четкие границы, чем, напр., противопоставление латыни и романских языков, особенно в лит. языке. Новогреч. язык теснее связан с древнегреческим. Билингвизм затрагивал гл. обр. грамматику (морфологию и особенно синтаксис), а в лексике и словообразовании резких границ между кафаревусой и димотикой никогда не было. Неполный (относительный) билингвизм, характеризовавший в течение мн. веков языковую ситуацию в грекоязычной среде, лишний раз подчеркивает силу архаизирующих тенденций в Г. я. и важность изучения его древнегреч. состояния. Древнегреч. язык никогда не осознавался носителями Г. я. как др. язык, даже при наличии переводов с древнегреческого на новогреческий, что связано с особенностями политической и культурной истории Греции.

М. Н. Славятинская

ВИЗАНТИЙСКИЙ ЯЗЫК (4-15 в н.э)

Восточная Римская империя и византийская культура в целом сыграли гигантскую, ещё не оценённую в должной степени роль в сохранении и передаче греко-римского философского и научного наследства (в том числе в области философии и теории языка) представителям идеологии и науки Нового времени. Именно византийской культуре Европа обязана достижениям в творческом синтезе языческой античной традиции (по преимуществу в позднеэллинистической форме) и христианского мировоззрения. И остаётся лишь сожалеть, что в истории языкознания до сих пор уделяется недостаточное внимание вкладу византийских учёных в формирование средневековых лингвистических учений в Европе и на Ближнем Востоке.

При характеристике культуры и науки (в частности языкознания) Византии нужно учитывать специфику государственной, политической, экономической, культурной, религиозной жизни в этой могущественной средиземноморской державе, просуществовавшей более тысячи лет в период беспрерывного перекраивания политической карты Европы, появления и исчезновения множества “варварских” государств.

В культурном отношении византийцы превосходили европейцев. Во многом они долгое время сохраняли позднеантичный уклад жизни. Для них был характерен активный интерес широкого круга людей к проблемам философии, логики, литературы и языка. Византия оказывала мощное культурное воздействие на народы прилегающих стран. И вместе с тем до 11 в. византийцы оберегали свою культуру от иноземных влияний и заимствовали лишь впоследствии достижения арабской медицины, математики и т.п.

В 1453 г. Византийская империя окончательно пала под натиском турок-османов. Начался массовый исход греческих учёных, писателей, художников, философов, религиозных деятелей, богословов в другие страны, в том числе и в Московское государство. Многие из них продолжили свою деятельность в роли профессоров западноевропейских университетов, наставников гуманистов, переводчиков, духовных деятелей и т.п. На долю Византии выпала ответственная историческая миссия по спасению ценностей великой античной цивилизации в период крутых ломок, и эта миссия успешно завершилась их передачей итальянским гуманистам в Предренессансный период.

Этнический состав населения империи был весьма пёстрым с самого начала и менялся в течение истории государства. Многие из жителей империи были сызначально эллинизированы или романизованы. Византийцам приходилось поддерживать постоянные контакты с носителями самых разнообразных языков -- германских, славянских, иранских, армянского, сирийского, а затем и арабского, тюркских и т.д. Многие из них были знакомы с письменным древнееврейским как языком Библии, что не мешало им часто высказывать крайне пуристическое, противоречащее церковным догмам отношение к заимствованиям из него. В 11--12 вв. -- после вторжения и расселения на территории Византии мно-гочисленных славянских племён и до образования ими самостоятельных государств -- Византия была по сути дела греко-славянским государством.

Много внимания уделялось риторике, восходящей к идеям античных авторов Гермогена, Менандра Лаодикийского, Афтония и развитой далее византийцами Пселлом и особенно известным на Западе Георгием Трапезундским. Риторика была положена в основу высшего образования. Её содержание составляли учения о тропах и фигурах речи. Риторика сохраняла свойственную ещё античности ориентацию на говорящего, тогда как филология ориентировалась на воспринимающего художественную речь. Византийский опыт изучения культурной стороны речи в разработке поэтики, стилистики и герменевтики сохранил своё значение в средние века и в наше время.

Значительных успехов византийцы достигли в практике и теории перевода. Они осуществляли переводы западных богословов и философов, активизировав эту деятельность после завоевания Константинополя крестоносцами. Появлялись “греческие Донаты” (греческие подстрочники к латинскому тексту), которые первоначально помогали изучению латинского языка, а потом служили итальянским гуманистам пособиями для изучения греческого языка). Выдающимися переводчиками были византийцы Димитрий Кидонис, Геннадий Схоларий, Плануд, венецианцы Яков из Венеции, выходцы из Южной Италии Генрик Аристипп и Леонтий Пилат из Катании.