• Что значит ингибирует обратный захват нейромедиаторов
• Джимнема Сильвестра: лечебные свойства растения и применение препаратов на его основе для снижения сахара крови и похудения
• Лечение зависимости от лекарственных препаратов киев Как называется человек зависимый от лекарств
• Фенхель что это такое Фенхель: применение в медицине, ароматерапии, кулинарии
• Что такое кортизол, как выявить его дисбаланс и научиться контролировать
• Храм у Соломенной сторожки: история и фото Церковь в дубках
• Храм святителя чудотворца николая на водах - ченстоховская икона божией матери Ченстоховская икона божией матери где находится
• Московский иоанно-предтеченский храм под бором
• Смоленская икона Божией Матери «Одигитрия
• Икона и молитва богородице избавительница от бед

Введение

Во многих развитых странах Европы и в США на всем протяжении XIX в. вплоть до смены классической политической экономии маржинализмом учение А. Смита было основополагающим для дальнейшего развития идей и концептуальных положений "классической школы" и главным образом тех из них, которые абсолютизировали политику экономического либерализма, стихию рыночного механизма хозяйствования. В этом смысле последовательным и значительным продолжателем творческого наследия А. Смита в первой трети XIX столетия во Франции явился Ж.Б. Сэй.

Одна из первых теоретических заслуг Ж.Б. Сэя на поприще экономической науки имеет преимущественно национальное значение. Как известно, во Франции в середине XVIII в. возникли и получили широкую популярность физиократические экономические теории, которые продолжали доминировать в экономической мысли страны, даже несмотря на появление в 1802 г. французского перевода "Богатства народов" А. Смита. Преодолеть сложившиеся стереотипы физиократизма соотечественников смог именно Ж.Б. Сэй благодаря одной из своих ранних, но значимых работ под названием "Трактат политической экономии, или простое изложение способа, которым образуются, распределяются и потребляются богатства" (1803).

Либеральная экономическая теория во Франции. Теория Ж.Б. Сэя о трех факторах производства. "Закон Сэя"

Революция во Франции расчистила почву для свободного развития капиталистических отношений. Возникают многочисленные торговые и промышленные предприятия, расцветают спекуляция, коммерческий ажиотаж, погоня за наживой. Освобожденные от феодальной зависимости крестьяне и высвобожденные из узких рамок цеховой регламентации ремесленники зависели от всех случайностей свободной конкуренции. Разоряясь, они пополняют ряды растущего класса наемных рабочих.

Государственный строй Франции этого периода был монархическим; политическими правами пользовались дворянство и очень узкий круг крупных капиталистов. Тем не менее, даже наиболее реакционные правительства Франции не в силах были упразднить основные завоевания революции, отменившей сословные привилегии, решившей аграрный вопрос в буржуазном духе и коренным образом перестроившей правовую систему. Показательно, что Гражданский кодекс 1804 г. сохранял свое действие при самых реакционных правительствах Франции.

В этих условиях идеологи французской буржуазии уделяют основное внимание обоснованию "индивидуальных прав и свобод", необходимых для развития капитализма. Опасность для свободы усматривается уже не только в возможных попытках наступления феодальной реакции, но и в демократических теориях революционного периода.

Наиболее значительным идеологом либерализма во Франции был Бенжамен Констан (1767-1830 гг.). Перу Констана принадлежит ряд сочинений на политические и историко-религиозные темы. Констан уделяет основное внимание обоснованию личной свободы, понимаемой как свобода совести, слова, свобода предпринимательства, частной инициативы.

Он различает политическую свободу и свободу личную.

Древние народы знали только политическую свободу, которая сводится к праву участвовать в осуществлении политической власти (принятие законов, участие в правосудии, в выборе должностных лиц, решение вопросов войны и мира и др.). Пользуясь правом участвовать в осуществлении коллективного суверенитета, граждане античных республик (за исключением Афин) в то же время были подчинены государственной регламентации и контролю в частной жизни. Им предписывались обязательные религия, нравы; государство вмешивалось в отношения собственности, регламентировало промыслы и т.д.

Новые народы, считал Констан, понимают свободу иначе. Право участия в политической власти меньше ценится потому, что государства стали большими и голос одного гражданина уже не имеет решающего значения. Кроме того, отмена рабства лишила свободных того досуга, который давал им возможность уделять много времени политическим делам. Наконец, воинственный дух древних народов сменился коммерческим духом; современные народы заняты промышленностью, торговлей, трудом и поэтому они не только не имеют времени заниматься вопросами управления, но и очень болезненно реагируют на всякое вмешательство государства в их личные дела.

Значит, заключал Констан, свобода новых народов - это личная, гражданская свобода, состоящая в известной независимости индивидов от государственной власти.

Особенно много внимания Констан уделяет обоснованию религиозной свободы, свободы слова, свободы печати и промышленной свободы.

Отстаивая свободную конкуренцию как "наиболее надежное средство совершенствования всех промыслов", Констан решительно высказывается против "мании регламентирования". Государство, по его мнению, не должно вмешиваться в промышленную деятельность, ибо оно ведет коммерческие дела "хуже и дороже, чем мы сами". Констан возражает и против законодательной регламентации заработной платы рабочих, называя такую регламентацию возмутительным насилием, бесполезным к тому же, ибо конкуренция низводит цены труда на самый низкий уровень: "К чему регламенты, когда природа вещей лишит закон действия и силы?"

В обществе, где у наемных рабочих еще не было собственных организаций, способных бороться с промышленниками за сколько-нибудь сносные условия труда и заработной платы, такая защита промышленной свободы, которую Констан считал одной из главных свобод, была откровенным оправданием коммерческого духа, по сути дела апологией развивающегося во Франции капитализма. Но Констан защищал и другие свободы - мнений, совести, печати, собраний, петиций, организаций, передвижений и др. "В течение сорока лет, - писал он в конце жизни, - я защищал один и тот же принцип - свободу во всем: в религии, философии, в литературе, в промышленности, в политике..."

Констана тревожит не только возможность посягательства на промышленную и иные свободы со стороны монархического государства; не меньшую опасность для свободы он усматривает в революционных теориях народного суверенитета. "Под свободой, - писал Констан, - я разумею торжество личности над властью, желающей управлять посредством насилия, и над массами, предъявляющими со стороны большинства право на подчинение себе меньшинства".

Констан подвергает критике теории Руссо и других сторонников народного суверенитета, которые, следуя древним, отождествили свободу с властью. Однако же неограниченная власть народа опасна для индивидуальной свободы; по мнению Констана, в период якобинской диктатуры и террора выявилось, что неограниченный народный суверенитет опасен не менее чем суверенитет абсолютного монарха. "Если суверенитет не ограничен, - утверждал Констан, - нет никакого средства создать безопасность для индивидов... Суверенитет народа не безграничен, он ограничен теми пределами, которые ему ставят справедливость и права индивида".

Исходя из этого, Констан по-новому ставит вопрос о форме правления. Он осуждает любую форму государства, где существует "чрезмерная степень власти" и отсутствуют гарантии индивидуальной свободы. Такими гарантиями, писал Констан, являются общественное мнение, а также разделение и равновесие властей.

Констан признавал, что необходимо существование выборного учреждения (представительства). Соответственно в государстве должна осуществляться политическая свобода в том смысле, что граждане принимают участие в выборах и представительное учреждение входит в систему высших органов власти. Однако же, настойчиво повторял Констан, "политическая свобода есть только гарантия индивидуальной". Отсюда следует, что представительное учреждение является лишь органом выражения общественного мнения, связанным и ограниченным в своей деятельности компетенцией других государственных органов.

Разделение и равновесие властей Констан изображает следующим образом. В конституционной монархии должна существовать "нейтральная власть" в лице главы государства. Констан не согласен с Монтескье, который считал монарха лишь главой исполнительной власти. Монарх принимает участие во всех властях, предупреждает конфликты между ними, обеспечивает их согласованную деятельность. Ему принадлежат права вето, роспуска выборной палаты, он назначает членов наследственной палаты пэров, осуществляет право помилования. Король, писал Констан, "как бы парит над человеческими треволнениями, образуя некую сферу величия и беспристрастия", он не имеет никаких интересов "кроме интересов охраны порядка и свободы". Власть исполнительная осуществляется министрами, ответственными перед парламентом.

Особой властью Констан называл наследственную палату пэров, или "представительную власть постоянную". Взгляды Констана на эту палату менялись. В период "Ста дней" он настойчиво убеждал Наполеона учредить палату пэров как "барьер" власти монарха и "посредствующий корпус, который удерживает народ в порядке". Вскоре, однако, Констан сам разочаровывается в этом институте, существовавшем при Бурбонах. Весьма характерна его аргументация: развитие промышленности и торговли повышает значение промышленной и движимой собственности; в этих условиях наследственная палата, представляющая только собственность поземельную, "содержит в себе что-то противоестественное".

Законодательную палату выборную Констан называет "властью общественного мнения". Он уделяет большое внимание принципам формирования этой палаты, настойчиво отстаивая высокий имущественный ценз.

Доводы Констана таковы: только богатые люди имеют образование и воспитание, необходимые для осознания общественных интересов. "Одна лишь собственность обеспечивает досуг; только собственность делает человека способным к пользованию политическими правами". Лишь собственники "проникнуты любовью к порядку, справедливости "и к сохранению существующего". Напротив, бедняки, рассуждал Констан, "не обладают большим разумением, нежели дети, и не более чем иностранцы, заинтересованы в национальном благосостоянии". Если им предоставить политические права, добавлял Констан, они попытаются использовать это для посягательства на собственность. Вот почему политические права допустимо иметь лишь тем, у кого есть доход, дающий возможность существовать в течение года, не работая по найму. Констан возражал и против уплаты депутатам вознаграждения.

Наконец, самостоятельной властью Констан называет судебную власть.

Он высказывается также за расширение прав местного самоуправления, не считая "муниципальную власть" подчиненной исполнительной власти, а трактуя ее как власть особую.

Эволюция либерализма в XX в. привела к вынужденному признанию положительных функций государства, направленных на организацию всеобщего образования, здравоохранения, материального обеспечения и других социальных функций; на этой основе сложился неолиберализм как одно из течений буржуазного государствоведения XX в.

Становление политэкономии как науки связано с именем А. Смита, впервые исследовавшим законы, управляющие производством и распределением материальных благ. Но из учения А. Смита вырастает и большинство экономических школ, считающих его своим основоположником, несмотря на принципиальные различия между ними. Объясняется это тем, что у Смита мирно сосуществуют различные подходы в определении стоимости, заработной платы, прибыли и ряда других вопросов, и каждое направление берет те идеи Смита, которые соответствуют их мировоззрению.

Последователем А. Смита считал себя и Ж.Б. Сэй, который вошел в историю экономической мысли как автор теории трех факторов производства и закона, который с легкой руки Дж. Кейнса получил название "закон Сэя".

Жан Батист Сэй (1767-1832) - представитель французской экономической мысли и сторонник экономических идей А. Смита. Как и Смит, он был последовательным защитником принципов экономического либерализма, требовал "дешевого государства" и сведения экономических функций последнего к минимуму.

Свои взгляды Сэй опубликовал в работе "Трактат политической экономии, или простое изложение способа, которым образуются, распределяются и потребляются богатство", который вышел в 1803 году, а в последствие пережил еще четыре переиздания.

В жизни Ж.Б. Сэй был в разные годы и государственным служащим, и предпринимателем, и ученым-экономистом. И нужно сказать, что его идеи нашли понимание у правительства Франции периода Реставрации, когда слабое государство сокращало свое влияние на экономику.

С 1816 года Ж.Б. Сэй ведет преподавательскую работу, популяризируя классическую политэкономию, а с 1830 года руководит собственной кафедрой политической экономии в Коллеж де Франс, на базе которой возникла целая школа последователей Сэя. В период Реставрации Жан Батист Сэй издал два значительных труда Катехизис политической экономии (1817) и Полный курс практической политической экономии (1829).

Разделяя мировоззрение А. Смита, Сэй совершенно отошел от тех элементов трудовой теории стоимости, которые столь явственно звучат у А. Смита.

В интерпретации Сэя стоимость определялась не затратами труда, а ставилась в зависимость от ряда факторов: полезности товара, издержек его производства, спроса и предложения. Стоимость (в теории Сэя - ценность) всегда находится в прямой зависимости от спрашиваемого количества, и в обратной - от предлагаемого, и таким образом, цена представляет из себя результат взаимовлияния спроса и предложения. Под влиянием конкуренции продавцов цены понижаются до уровня издержек производства, а издержки производства слагаются из оплаты производительных услуг, т.е. заработной платы, прибыли и ренты.

Между тем уже А. Смит показал, что меновую стоимость нельзя напрямую связать с полезностью, поскольку наиболее полезные предметы часто имеют наиболее низкую стоимость, а такие жизненно необходимые, как воздух и вода и вовсе ее не имеют. Не случайно Сэй и в вопросе о производительном и непроизводительном труде расходится с мнением "отца политической экономии". Производство он определяет, как деятельность человека, направленную на создание полезностей, где полезность может воплощаться в материальных и нематериальных формах. Поэтому даже услуги государства - это, по мнению Сэя, тоже производство полезности, и труд, употребленный на их создание, должен быть по справедливости назван производительным.

Особый акцент Сэй делал на полезности товара, так как, по его мнению, именно она создается в процессе производства, и именно она "сообщает" предметам ценность.

Сэй был первым, кто в отчетливой форме высказал мысль о равноправном участии производственных факторов (труда, капитала и земли) в создании стоимости продукта. И здесь на стороне Сэя была сама очевидность, поскольку для всякого производства необходимо соединение природных ресурсов, средств производства и рабочей силы. Действительно, национальный доход или валовой национальный продукт можно рассматривать как массу производимых за год потребительных стоимостей, полезностей (по выражению Сэя). Изменение дохода и продукта, выраженное в неизменных ценах, отражает прирост физического объема продукции, т.е. прирост богатства, благосостояния. И при такой трактовке вполне обоснован вопрос о доле национального дохода (или продукта), падающей на долю каждого из факторов, участвующих в производстве, и о доле прироста этих величин, даваемой приростом каждого из этих факторов. Не подлежит сомнению, что исследование данных функциональных зависимостей имеет важное значение для повышения эффективности народного хозяйства.

Однако Сэй не смог объяснить механизм определения той доли созданного продукта, который приходится на каждый фактор производства. Первая такая попытка была предпринята в конце девятнадцатого века американским экономистом Дж. Кларком.

Интересна у Сэя трактовка прибыли. Уже во времена Сэя было известно, что прибыль распадается на ссудный процент, который присваивается капиталистом как собственником капитала, и предпринимательский доход, присваиваемый капиталистом как руководителем предприятия. Для Сэя предпринимательский доход выступает не просто как вид заработной платы, которую мог бы получить и наемный управляющий, а вознаграждение за особо важную общественную функцию - рациональное соединение всех факторов производства.

Уже в начале девятнадцатого века в связи с промышленным переворотом обсуждается вопрос о негативном влиянии на положение рабочих ввода нового оборудования, так как стало очевидным, что замена труда машинами увеличивает безработицу. Сэй же заложил в своей работе основы "теории компенсации", утверждая, что машины лишь на первых порах вытесняют рабочих, а впоследствии вызывают рост занятости и даже приносят им наибольшую пользу, удешевляя производство предметов потребления.

Но наиболее известна идея Сэя, которая вошла в историю экономической мысли как "закон Сэя". Суть этого закона в том, что общие кризисы перепроизводства в рыночном хозяйстве невозможны. А аргументация такова: стоимость созданных товаров представляет собой совокупные доходы, на которые, в свою очередь, покупаются товары соответствующей стоимости. Иными словами, совокупный спрос всегда будет равен совокупному предложению, а диспропорции между спросом и предложением могут носить лишь частичный (касающейся одного или нескольких товаров) и временный характер, и связаны с тем, что неоптимально распределение общественного труда по видам производства: что-то производится в избытке, что-то находится в дефиците. Всякое перепроизводство носит ограниченный характер, поскольку на другом полюсе всегда должен обнаруживаться дефицит.

К слову сказать, и в двадцатом веке представители неоклассического направления фактически стоят на позициях, в общем и целом восходящих к Сэю, считая, что через гибкость цен, заработной платы и других элементов экономика может автоматически избегать серьезных кризисов.

Особенностью "закона Сэя" является и то, что подразумевается, что товары производятся непосредственно ради удовлетворения потребностей людей и обмениваются при совершенно пассивной роли денег в этом обмене.

Этот взгляд восходит к А. Смиту и характерен для всех представителей классического и неоклассического направлений, где деньги рассматриваются как надстройка, опирающаяся на систему реальных рыночных отношений. Никто не держит деньги как таковые и никто не стремиться к обладанию ими. Если принять предположение о пассивной роли денег в обмене, "закон Сэя" будет абсолютно верен - невозможно представить общий кризис перепроизводства в экономике бартерного типа, где не может быть такого явления, как превышение предложения над спросом для всех товаров.

Но в денежной экономике общее избыточное предложение товаров теоретически возможно и это будет означать избыточное предложение товаров по отношению к денежному спросу.

Такая ситуация возникает, когда деньги являются не только средством обращения, но и средством сохранения ценности, что имеет место в реальной денежной экономике.

Тогда в связи с различными мотивами (в том числе мотивами предосторожности и спекулятивными мотивами), часть своих доходов люди предпочитают сберегать, и часть созданного продукта (стоимость которого, согласно "догме Смита", складывается из суммы доходов: заработной платы, прибыли и ренты) не находит своих покупателей.

Очень скоро вокруг "закона Сэя" развернулась дискуссия, которая не завершилась полностью к настоящему времени, являясь предметом обсуждения между представителями неоклассического и кейнсианского направлений.

Нужно заметить, что теория трех факторов производства плюс закон рынков Сэя ведут к выводу о гармоничности общества при капиталистическом способе производства. Каждый класс общества получает вознаграждение за вложенный им фактор производства, а закон Сэя гарантирует справедливость распределения доходов и отсутствие эксплуатации.

Более того, поскольку производство возможно только при наличии всех факторов, то каждый из классов заинтересован в благополучии остальных.

Адам Смит родился в 1723 г. в Шотландии в семье таможенного чиновника. В 1751 г. он был назначен профессором логики в Глазковском университете, а в конце года перешел на кафедру моральной философии. Дружба с экономистом Давидом Юмом привела его к изучению экономической науки.

В 1764 г. он оставил кафедру и принял предложение сопровождать во время заграничного путешествия молодого лорда, пасынка герцога Баклю. Путешествие длилось более 2-х лет. Смит побывал в Тулузе, Женеве, Париже, встречался с Кенэ и Тюрго.

По возвращении в Шотландию он принялся за создание книги «Исследование о природе и причинах богатства народов», которая вышла в свет в 1776 г.

Предметом изучения экономической науки Смит считал экономическое развитие общества и повышение его благосостояния. Источником богатства является сфера производства.

Основные принципы, из которых исходил Смит, сформировались в тесной связи с учением о «естественном порядке» , созданным физиократами. Однако если последние ставили «естественный порядок» в зависимости от сил природы, то Смит считал, что он определяется человеческой природой и ей соответствует. Человек – эгоист, он преследует только личные цели. Личный интерес одного индивидуума ограничен лишь интересами других. Общество состоит из множества индивидов, а интересы общества складываются из интересов его членов. Следовательно, анализ общественных интересов должен основываться на анализе природы и интересов индивида.

Люди нуждаются друг в друге как эгоисты, они оказывают взаимные услуги, поэтому единственной формой, позволяющей наилучшим образом достигнуть взаимного оказания услуг, является обмен.

Действием «экономического человека» , единственным мотивом которого является стремление к богатству, Смит пытался объяснить все экономические процессы.

Центральное место в его учении занимает концепция экономического либерализма : рыночные законы лучшим образом могут воздействовать на экономику, когда частный интерес стоит выше общественного, т.е. когда интересы общества в целом рассматриваются как сумма интересов составляющих его лиц.

Государство должно поддерживать режим естественной свободы: охранять правопорядок, свободную конкуренцию и частную собственность. Оно должно выполнять и такие функции, как организацию народного образования, общественных работ, систем связи, транспорта и коммунальных служб.

Смит писал: «Деньги – это великое колесо обращения». Доход рабочих, по его мнению, находится в прямой зависимости от уровня национального богатства страны. Он отрицал закономерность снижения величины оплаты труда до уровня прожиточного минимума.

Широко известны взгляды ученого на разделение труда. Центральная идея Смита состоит в том, что источником богатства является труд. Богатство общества он ставит в зависимость от 2-х факторов: доли населения, занятого производственным трудом; производительности труда.

При этом Смит заметил, что второй фактор имеет большее значение. По его мнению, специализация повышает производительность труда. Он выявил универсальный характер разделения труда от простых операций на предприятии до отраслей производства и общественных классов. Поскольку разделение труда вызывает снижение издержек производства, то оно открывает простор для использования машин, так как механизировать можно было лишь простые операции.

Сосредоточив свое внимание на меновой стоимости, Смит обнаруживает мерило в затратах труда на производство товаров. Это лежит в основе обмена. Источником ценности является труд. Под естественной ценой он понимал денежное выражение меновой стоимости и считал, что в длительной тенденции фактические рыночные цены стремятся к ней как к некоемому центру колебаний. При уравновешивании спроса и предложения в условиях свободной конкуренции рыночные цены совпадают с естественными.

Капитал характеризуется Смитом как одна из двух частей запасов, от которой ожидают получить доход, а другая часть – это та, которая идет на потребление. Им было введено деление капитала на основной и оборотный.

Смит считал, что капиталистическая экономика может находиться в 3-х состояниях: роста, падения и застоя. Он разработал 2 взаимосвязанные схемы простого и расширенного воспроизводства. В схеме простого воспроизводства осуществляется движение от общественного запаса к валовому продукту (доходу) и фонду возмещения. В схеме расширенного воспроизводства добавляются фонды сбережения и накопления. Расширенное воспроизводство создает динамику богатства страны, зависит от роста накопления капиталов и от более эффективного употребления. Смит открыл явление технического прогресса как фактора расширенного воспроизводства.

Фридрих Лист. Национальная система политической экономии

1. Либеральная школа описывает экономику отдельных индивидуумов или хозяйственных субъектов, законы которой искусственно распространены на государство и человечество

"Кенэ, у которого впервые зародилась идея всеобщей свободы торговли, расширил объем своих исследований на все человечество, не имея представления об отдельной нации. Заглавие его сочинения таково: “Physiocratie, ou le gouvernement le plus avantageux au genre humain” (Физиократия или самое передовое управление человеческим родом), он хотел бы, чтобы “купцы всех народов образовали одну торговую республику ”. Очевидно, Кенэ имел в виду космополитическую экономию, т.е. ту науку, которая учит, как весь человеческий род может обеспечить себе благосостояние, в противоположность политической экономии, или такой науке, которая ограничивается изучением того, каким образом данная нация... достигает благосостояния, цивилизации и могущества" с. 171

То же касается Адама Смита. "Он дал следующее заглавие своему сочинению: “Природа и причины богатства народов”, т.е. всех народов, всего рода человеческого. Он говорит о различных системах политической экономии в особенной части своего труда, с единственной и исключительной целью представить их полное ничтожество и доказать, что политическая или национальная экономия должны уступить место всемирной экономии" с. 172

Ж.Б.Сэй, ученик Смита, писал: "Принципы, которые имеют отношение к интересам целой нации в частности и по ее отношению к другим нациям, образуют государственную экономию (l’economie publique), политическая экономия , наконец, рассматривает интересы всех наций, все человечество в совокупности " (Economie politique pratique, vol. 6, p. 288). с. 172-173

"Адам Смит излагал в сущности то же учение, что и Кенэ и его ученики. Например, в статье в “Revue methodique” он писал: “благосостояние отдельных лиц зависит от благосостояния всего рода человеческого” " с. 173

"Первый из североамериканских корифеев свободы торговли в том виде, в каком ее понимает Адам Смит - Ома Купер, президент коллегии из Колумбии, - называет нацию “грамматическим изобретением, вызванным необходимостью избегания перифразов, несуществующим явлением (a non-entity), которое не имеет никакого реального значения и пригрезилось лишь политикам”" с. 173-174

Томас Купер (последователь либеральной школы) в сочинении “Lectures on political economy”, направленном против американской протекционной системы написал: "Политическая экономия – почти то же самое, что и частная экономия всех индивидуумов; политика не составляет какой-либо существенной особенности политической экономии; нелепо было бы думать, что общество есть нечто совершенно иное, нежели индивидуумы, из которых оно состоит... Общественное богатство есть не что иное, как накопленное богатство отдельных лиц..." с. 213

"По существу дела, теория Адама Смита есть не что иное, как совокупность частных экономий всех индивидуумов страны или всего человечества, какой бы она была, если бы не существовало ни отдельных государств, ни наций, ни национальных интересов, ни особых государственных устройств и культур, ни войн, ни национальных стремлений; это не что иное как теория стоимостей, конторская или купеческая теория, а не учение о том, каким образом мотивировать, увеличивать, поддерживать и обеспечивать развитие производительных сил нации в целях роста ее цивилизованности, благосостояния, могущества, устойчивости и независимости" с. 380-381

2. Игнорирование либеральной школой роли государственных институтов в экономическом развитии и необходимости комплексного развития производительных сил страны

"Адам Смит не придавал никакого значения важности государственных и общественных институтов в благосостоянии общества. Адам Смит так мало понимал вообще сущность этих институтов, что он нигде не признает производительного значения интеллектуального труда тех, кто заведует судом и администрацией, в чьих руках образование и религиозное воспитание, кто двигает науку, работает в области искусств и т.д. Его исследование ограничивалось той человеческой деятельностью, результатом которой являются материальные ценности. Относительно этой деятельности он признает даже, что ее производство зависит от ловкости и целесообразности, с которыми она применяется, но в своих исследованиях о причинах этой ловкости и целесообразности он не идет дальше разделения труда и последнее объясняет единственно обменом, увеличением материальных богатств и расширением рынков. Затем его учение все глубже и глубже погружается в материализм, партикуляризм и индивидуализм. Если бы он преследовал идею “производительной силы”, не отдавая преимущества идее “стоимости и меновой стоимости”, то он необходимо пришел бы к убеждению, что для выяснения экономических явлений рядом с теорией стоимостей должна стоять самостоятельная теория производительных сил. Он настолько уклонился от истинного пути, что моральные или духовные силы (двигающие развитие общества) начал объяснять из чисто материальных отношений, и в этом лежит причина всех абсурдов и противоречий, которыми, как мы покажем, его школа страдает до сих пор..." с. 187-188

"Согласно Сэю, учение Смита представляет собой ту науку, которая указывает, каким образом производятся, распределяются и потребляются богатства или меновые стоимости. Очевидно, это не та наука, которая учит, каким образом пробуждаются и поддерживаются производительные силы и как они подавляются и уничтожаются. Мак Куллох правильно называет ее наукой о стоимости, а новейшие английские писатели называют наукой об обмене" с. 188

По мнению либеральной школы, учителя, врачи, ученые, музыканты не являются производителями, т.к. не создают меновых стоимостей – это глубочайшее заблуждение. с. 192-193

"Те кто воспитывает свиней или изготовляет балалайки и пилюли, конечно, производительны, но в несравненно большей степени производительны воспитатели юношества и учителя взрослых людей, музыканты-виртуозы, судьи и администраторы. Первые производят меновые стоимости, вторые создают производительные силы. Сведение деятельности людей к созданию меновых стоимостей приводит к узким и фальшивым воззрениям" с. 193-194 .

"Благосостояние нации обусловливается не количеством богатств, т.е. меновых стоимостей, как думает Сэй, а степенью развития производительных сил. Если законы и государственные учреждения и не производят непосредственно стоимостей, то они создают производительные силы, и Сэй ошибается, когда утверждает, что народы обогащаются при всяком образе правления и что законы не могут создавать богатств" с. 194

"Таким образом, либеральная школа, вначале чуравшаяся проблемы нации и национальных интересов, доходит до полного отрицания даже существования того и другого и предоставляет самим индивидуумам заботу о своей защите их собственными силами...

Если следовать этим принципам, то все долгосрочные задачи будут заброшены, общество будет думать лишь о текущих делах каждого человека, не думая о будущем" с. 214

"Еще один софизм школы: сумма индивидуальных стоимостей равна сумма национального богатства. На самом деле главная задача нации состоит в умножении суммы ее производительных сил, а она не равняется сумме производительных сил всех индивидуумов" с. 219

"Либеральная школа не объясняет, почему одни нации достигли небывалого расцвета, а другие – пришли в упадок, она рассматривает только индивидуумов, а не нации" с. 219

"Школа не делает различия между более развитыми и менее развитыми странами, всюду желает устранить вмешательство государственной власти. В действительности, если исходить из этой доктрины, то дикие народы должны быть самыми производительными и самыми богатыми народами земного шара, ибо нигде отдельно взятый человек не предоставлен более самому себе и нигде не чувствует так мало вмешательства государственной власти, как в данном (диком) состоянии" с. 221

"Это полное упразднение нации и государственной власти, это возведение индивидуальности на роль первоисточника всякой творческой силы выглядит правдоподобным только потому, что он главным предметом исследования сделал не производительную силу общества, а продукт, материальное богатство, или вернее только ту стоимость, которую имеют предметы при обмене... Необходимо было свести национальную экономию к простой теории стоимостей, утверждающей, что только индивидуумы создают стоимости и что государство, неспособное создавать стоимости, должно ограничить свою деятельность... С этой точки зрения сущность политической экономии выражается следующим образом: богатство есть обладание меновыми стоимостями" с. 380

"Эта система рассматривает всё с точки зрения купца. ... Развитие производительных сил она предоставляет случаю, природе и Господу Богу; одно только государство ничего не должно делать для этого... Она отлично понимает в деталях выгоды разделения труда, но не обращает внимания на результаты разделения в национальном масштабе... Что станет с нацией в будущем, для нее совершенно безразлично, если только отдельные личности приобретают меновые стоимости. ... Одним словом это – в самом прямом и строгом смысле слова меркантильная система, и непонятно, как могли дать это название системе Кольбера, которая по своей сущности была системой протекционизма – системой защиты промышленности..." с. 381-382

3. Либеральная школа игнорирует важность промышленного развития страны

"Либеральная школа не замечает, что между государствами только земледельческими и государствами земледельческо-промышленными существует еще большее различие, нежели между народами пастушескими и земледельческими. В государствах чисто земледельческих господствуют произвол и рабство, суеверие и невежество, недостаток культуры, путей сообщения, бедность и политическое бессилие" с. 191

"Либеральная школа не замечает, что с возникновением в земледельческом государстве промышленности выступает и получает полезное применение масса сил интеллектуальных, физических, естественных и технических (последние школа называет капиталами), которые до сих пор не действовали и, без возникновения собственной промышленности никогда бы не стали действовать; школа воображает, будто при насаждении промышленности эти силы отнимаются у земледелия и переносятся на промышленность, между тем как большей частью это совершенно новая сила, которая не отнимается от земледелия, а напротив, помогает более широкому его развитию" с. 198

Ошибочен тезис либеральной школы о преуспевании земледельческих наций (в этом проявляется полное незнание сущности социально-экономических отношений). Никогда без промышленного развития нация не достигнет успехов в росте благосостояния, а также в нравственном, интеллектуальном, социальном и политическом развитии с. 228

"Адам Смит, действительно, и здесь высказал одно из тех парадоксальных положений, которые он, по замечанию его биографа Дудальда Стюарта, так любил, а именно, он утверждал, что земледелие требует больше искусства, чем промышленность. Не останавливаясь на исследовании того, что требует более искусства, часовых дел мастерство или ведение сельского хозяйства, мы ограничимся лишь замечанием, что все занятия в сельском хозяйстве одного и того же рода, между тем как промышленность представляет бесконечное разнообразие" с. 247

4. Либеральная школа не признает разделения труда и кооперации в масштабах национальной экономики

Тезис о разделении труда либеральной школы - неполный. "Сущность того естественного закона, которым школа объяснят важнейшие явления в социальной экономии, состоит не в простом разделении труда, а в разделении направлений деятельности (секторов) в рамках одной отрасли промышленности между разными предприятиями, и в то же время в кооперации между различными видами производств" с. 199

Поэтому речь идет не только о разделении труда, но и о кооперации труда. Для любой фабрики существует необходимость сотрудничества и кооперации с другими фабриками. В масштабе большой страны существует разделение труда между разными отраслями и подотраслями. Адам Смит же писал только о существовании разделения труда между отдельными фабриками и между отдельными земледельческими хозяйствами с. 201-202

"Адам Смит не рассматривал общества в его целом, он не был в состоянии связать частности в одно гармоничное целое, он пренебрегал нацией в пользу индивидуума, он, сосредоточившись на изучении свободной деятельности индивидуумов, упустил из виду цели целой нации. Он, так ясно понимавший выгоды разделения труда на одной фабрике, не замечал, что тот же самый принцип точно так же применим к целым провинциям, к целым нациям" с. 382

5. Либеральная школа несправедливо обвиняет протекционизм в ограничении свободы предпринимательства и насаждении монополизма

"Если говорить о таможенных пошлинах, то именно они не ограничивают свободы выбора предпринимателей" с. 217

"Обвинение либеральной школы в том, что пошлины являются “монополией местным промышленникам в ущерб потребителям”, является пустословием. Поскольку в условиях протекционизма всякое лицо, и национальное, и иностранное, может ввозить товары на равных условиях, это означает отсутствие чьей-либо монополии" с. 218

6. Либеральная школа отрицает необходимость равновесия торгового и платежного баланса

"Либеральная школа не признает слова “торговый баланс”, утверждая, что экспорт и импорт автоматически уравновешиваются" с.220

"Хотя либеральная школа относилась с пренебрежением к доктрине о торговом балансе, но изложенные нами выше наблюдения позволяют нам высказать здесь мнение, что между великими и независимыми нациями существует нечто вроде торгового баланса; что для великих наций было бы опасно долгое время испытывать невыгоды этого баланса и что значительный и продолжительный отлив драгоценных металлов всегда должен сопровождаться значительным расстройством кредитной системы и колебанием цен внутри страны" с. 327

"Что мы отрицаем, так это то, что великая и независимая нация, как это утверждает Адам Смит в конце главы, посвященной этому вопросу (торговому балансу), может “ежегодно ввозить значительно большее количество стоимостей в виде сельскохозяйственных продуктов и промышленных изделий, чем вывозить их, равно как допустить, что имеющееся в ее распоряжении количество благородных металлов может уменьшаться из года в год... наконец, что такая нация может увеличивать постоянно свои займы у другой нации, и рядом с возрастанием государственного долга, в то же время из года в год увеличивать свое благосостояние”.

Именно это положение, сформулированное Адамом Смитом и поддержанное его школой, мы объявляем сто раз опровергнутым опытом, противоречащим здравому пониманию природы вещей, наконец, абсурдным..." с. 328

Примеры серьезных проблем, возникших в той или иной стране вследствие огромного торгового дефицита – Франция накануне Французской революции (в 1786-1789 гг.), Россия в 1820-1821 гг., Северная Америка после билля о компромиссе с. 329

Пример искажений, допущенных Адамом Смитом: "примером северо-американских колоний до их войны за независимость Адам Смит хотел доказать... свой в высшей степени парадоксальный тезис, что страна может пользоваться постоянно возрастающим благосостоянием, увеличивая свой вывоз золота и серебра... и увеличивая свой долг другой нации. Адам Смит поостерегся указать на пример двух давно уже независимо стоящих друг от друга наций, соперничающих между собой в мореплавании, торговле, промышленности и земледелии; для доказательства своего положения он указывает нам лишь на отношения колонии к ее метрополии. Если бы он дождался наших дней и теперь писал свою книгу, то, конечно, не решился бы сослаться на пример Соединенных Штатов, так как теперь этот пример доказал бы совершенно противоположное тому, что Адам Смит хотел доказать" с. 330

Еще один парадокс Адама Смита: "этот знаменитый писатель несмотря на все свои аргументы против существования торгового баланса страны, тем не менее признает нечто, что он называет балансом между потреблением и производством нации, но что при ближайшем рассмотрении оказывается не чем иным как нашим действительным торговым балансом" с. 332-333

7. Либеральная школа не замечает проблем, создаваемых режимом свободной торговли

"Если одна страна уже достигла преимущества в развитии промышленности, то совершенно невозможно, чтобы и у других наций, благодаря успехам земледелия, вследствие “естественного порядка вещей”, как выражается Адам Смит, возникло разнообразное промышленное производство, или чтобы могли выжить те отрасли производства, которые возникли под влиянием вызванных войной торговых перерывов “естественным путем”. Эти нации находятся в таком же положении по отношению к нации, достигшей преимущества, в каком находится ребенок или юноша, который вступает в борьбу с взрослым...

Если бы эти нации, только начинающие создавать свою промышленность, неуклонно следовали бы доктрине свободной торговли, то у них были бы уничтожены все остатки промышленности, и они попали бы в “вечное подчинение” иностранному промышленному превосходству" с. 340-341

"Либеральной школе неизвестно, что при неограниченной конкуренции с нацией, сделавшей огромные успехи в промышленности, нация, отставшая от нее, хотя бы она даже обладала уже всеми необходимыми для этого условиями, никогда не может без системы протекционизма развить вполне свою промышленную силу и достичь полной национальной независимости" с. 354

С режимом свободной внешней торговли связан ряд политических проблем. Одна из них заключается в отрыве приморских регионов от основной территории страны. "Невозможно представить себе более вредного для нации экономического и политического положения, как то, когда ее приморские регионы относятся с большей симпатией к иностранным державам, чем к собственной стране" с. 235

Пример ошибочных аргументов сторонников свободной торговли, которые: убеждают французов в выгодности свободы торговли для французского виноделия. Экспорт вина в Нидерланды в 1829 г. составил 2,5 млн. галлонов, в Англию – 0,4 млн. (ввиду торговых барьеров). Если бы Англия и Франция подписали договор о свободной торговле, экспорт вина мог бы достичь уровня экспорта в Голландию, то есть, пропорционально населению, мог бы достичь 5-6 млн. галлонов. Но французская промышленность в этом случае была бы разорена под натиском английских промышленных изделий более высокого качества и более дешевых. Около 1 млн. человек в городах Франции могли бы остаться без работы и не могли бы покупать вино и другие сельскохозяйственные продукты, кроме того, какая-то часть деревенских жителей также осталась бы без работы и сократила бы потребление вина. Потребление вина у горожан во Франции составляет 33 галлона на человека, т.о. в целом падение внутреннего спроса на вино в стране могло бы составить до 50 млн. галлонов по сравнению с увеличением экспорта на 5-6 млн. галлонов – тот единственный выигрыш, который бы получила Франция от свободы торговли с. 291-292

"То, что в данном случае испытывается на вине, то же самое будет и с мясом, хлебом и вообще пищевыми продуктами и с сырьем: в большой стране, призванной к развитию собственной промышленности, промышленное производство создает в 10-20 раз больший спрос на сельскохозяйственные продукты умеренного пояса... нежели самый цветущий экспорт этих самых продуктов" с. 292

8. Либеральная школа не понимает механизм формирования совокупного капитала нации (страны), не делая различий между формированием индивидуальных капиталов и совокупного капитала

"По словам Адама Смита, страна действительно может при помощи таких (таможенных) мероприятий, развить ту или иную отрасль промышленности скорее, нежели без этих мероприятий, и через некоторый промежуток времени эта отрасль будет выпускать в стране очень дешевые товары, даже более дешевые, чем за границей. Но... отсюда вовсе еще не следует, что промышленность во всем ее объеме или доходы общества могли бы увеличиваться благодаря таким мероприятиям. Промышленность общества может увеличиваться лишь по мере увеличения его капитала, а этот капитал может увеличиваться только по мере постепенных сбережений доходов общества. Но так как непосредственным результатом протекционной системы является уменьшение общественных сбережений, то несомненно, что то, что уменьшает сбережения общества, не может увеличить его капитал быстрее того, как бы он увеличился сам по себе если бы капиталу и промышленности предоставили самим искать их естественное назначение (А.Смит. Богатство народов, кн. 4, гл. 2)" с 271-272

"Этот аргумент является главным аргументом либеральной школы против протекционной системы. К этому школа присовокупляет, что благодаря протекционным мерам, фабрики и заводы могут достичь цветущего положения и могут по дешевизне производства сравняться с иностранными и даже превзойти их; но она утверждает, что непосредственным результатом этих мероприятий является уменьшение доходов общества (меновой стоимости тех предметов, которые ежегодно производит национальная промышленность). Таким образом, общество будто бы ослабляет свою способность к приобретению капиталов, так как капиталы образуют сбережения, которые нация делает из своих ежегодных доходов; но развитие национальной промышленности обусловливается будто бы количеством капиталов и может увеличиваться соразмерно с последними. Итак, общество вследствие этих мер, ослабляет свои производительные силы, развивая промышленность, которая не возникла бы естественным путем, если бы она была предоставлена самой себе.

Прежде всего, против таких рассуждений нужно заметить, что Адам Смит принимает здесь слово капитал в том же значении, в каком его обыкновенно понимают рантье и купцы при ведении своих книг и подведения балансов, т.е. в значении общей суммы меновых стоимостей в сравнении с доходами , получаемыми от этих стоимостей. Он забыл, что он сам в своем определении капитала подразумевает под этим термином интеллектуальные и физические способности производителей .

Он ошибочно утверждает, что доходы нации обусловливаются исключительно суммой ее материальных капиталов; однако в его собственном сочинении имеется масса доказательств того, что эти доходы обусловливаются главным образом ее интеллектуальными и физическими силами и ее социальным и политическим прогрессом (в особенности же полным разделением труда и ассоциацией национальных производительных сил) и что, если протекционные меры вызывают временную потерю материальных богатств, то эта потеря во сто крат вознаграждается производительными силами и способностью к созданию меновых стоимостей; следовательно эта потеря является лишь воспроизводительной затратой нации" с. 272-273

"Он забывает, что способность целой нации к извлечению материальных капиталов заключается главным образом в искусстве превращать остающиеся непроизводительными естественные силы в материальные капиталы и в ценные и производительные орудия , и что у нации земледельческой покоится непроизводительно и в бездействии масса естественных сил, которым может сообщить жизнь лишь промышленность. Он не обращает внимания на влияние промышленности на внешнюю и внутреннюю торговлю, на цивилизацию и могущество нации и на поддержание ею независимости, равно как и на вытекающую отсюда способность к созданию материальных богатств" с. 273

"Процесс образования капиталов в нации он приписывает операциям рантье, доходы которого находятся в зависимости от стоимости его материальных капиталов, и который не может увеличить последние иначе, как прибавив к ним свои сбережения.

Говоря это, он не понимает, что теория сбережений, годная для какой-нибудь купеческой конторы, примененная в стране, привела бы нацию к бедности, варварству, немощи и распадению .

Там, где всякий, ради сбережений, лишает себя всего насколько это возможно, там не может быть стимула к производству. Там, где всякий стремится к накоплению ценностей, необходимая для производства интеллектуальная сила исчезает . Состоящая из таких сумасшедших скупщиков нация отказалась бы от защиты отечества, чтобы только избежать издержек войны; и когда все ее состояние сделалось бы добычей неприятеля, тогда только она поняла бы, что национальные богатства приобретаются совсем иным путем, чем богатства рантье" с. 274

"Образование национальных капиталов происходит вовсе не посредством только сбережений, как это бывает у рантье, а посредством общего взаимодействия производительных сил между интеллектуальным и материальным национальным капиталом и между капиталами земледельческим, промышленным и торговым. Увеличение материальных капиталов нации зависит от увеличения ее интеллектуального капитала и наоборот" с. 274

"Сэй советует англичанам посвятить земледелию капитал, вложенный в промышленность. Он не объяснил, каким образом могло бы совершиться подобное чудо, но и до сих пор эта тайна неизвестна государственным людям Англии...

Очевидно, Сэй смешал здесь понятия частного и национального капиталов. Один фабрикант или торговец может изъять свои капиталы из промышленности или торговли, продав фабрики или корабли и купив за вырученную отсюда сумму земельную собственность; но целый народ не может совершить подобной операции, не потеряв значительной части своих вещественных и интеллектуальных капиталов . Причина, по которой либеральная школа затемнила то, что было так ясно, очень проста. Стоит назвать вещи их настоящими именами, и тогда будет совершено понятно, что перемещение производительных сил из одной отрасли в другую вызовет затруднения; в то время как эта цель несовместима с принципами свободы торговли, ее осуществление может быть достигнуто при помощи протекционной системы" с. 279-280

9. Противоречивость оценок протекционизма либеральной школой

"Он, который в одном месте с такой ясностью доказывает, что капиталы, употребленные на международную торговлю, не должны быть рассматриваемы как собственность нации в частности до тех пор, пока они не будет, так сказать, вложены в родную землю, совершенно упускает из виду, что такое помещение капиталов может иметь место только при помощи покровительства , оказываемого местным фабрикам и заводам. Он не принимает в соображение того, что находящаяся на высокой степени развития при помощи мер протекционизма промышленность является приманкой, привлекающей в эту страну иностранные капиталы, как интеллектуальные, так и материальные" с. 273

"Он ошибочно утверждает, что промышленность поднялась бы сама собой, естественным путем , тогда как правительство каждой страны проявляет здесь вмешательство, искусственно изменяя направление этого естественного пути в частных интересах этой промышленности... Этот аргумент, покоящийся на двусмысленности, и потому совершенно ложный в основании, он подкрепляет не менее ложным примером, говоря что желание создать промышленность искусственным путем было бы так же бессмысленно, как желание таким же образом производить вино в Шотландии" с. 273-274

"Противопоставление интересов развития сельского хозяйства и промышленности – величайшее заблуждение... Не нужно забывать, что господствующая теория... в значительной степени способствовала развитию в среде землевладельцев неправильного взгляда на этот вопрос. Смит и Сэй позаботились с одной стороны представить эгоистичным стремление фабрикантов к установлению протекционных мер, с другой стороны превознести благородство и бескорыстие землевладельцев, которые далеки были от того, чтобы требовать таких же мер в свою пользу" с. 297-298

"Главное основание для критики протекционизма либеральная школа видит в издержках на таможенную администрацию и в том вреде, который происходит от контрабанды. Отрицать этот вред нельзя; но можно ли принимать его в расчет, когда дело касается мер, определяющих могущество и благосостояние нации и даже само ее существование? Может ли тот вред, который происходил от содержания постоянных армий и войн, служить основанием для того, чтобы нация отказалась от собственной обороны?

Не надо путать вред от плохо организованной таможенной администрации с вредом от системы протекционизма как таковой" с. 355

"Адамом Смитом в трех случаях допускается таможенное покровительство национальной промышленности: во-первых, как мера возмездия (реторсия) в том случае когда другая нация вводит ограничения против нашего экспорта, и когда есть надежда, что наши репрессалии принудят ее к отмене этих ограничений; во-вторых, для обороны страны, когда страна в условиях свободной конкуренции не может сама производить необходимые для этой цели промышленные изделия; в-третьих, как способ уравнения, когда иностранные товары облагаются меньшими налогами, чем местные" с. 355-6

Принцип реторсии, провозглашенный либеральной школой, может вызвать самые бессмысленные и гибельные меры: какой смысл вводить таможенные запреты как временную меру, а потом их отменять, ведь созданные к тому времени предприятия подвергнутся риску разорения и закрытия под влиянием вновь начавшейся свободы торговли с. 356

"Вторым исключением Адам Смит на самом деле оправдывает не только необходимость покровительства тем производствам, которые удовлетворяют военным потребностям страны, каковы, например, оружейные и пороховые заводы, но и всю систему протекционизма в том смысле, как мы ее понимаем; ибо эта система, создавая промышленность нации, влияет на увеличение ее населения, ее материальных богатств, производительной силы, ее самостоятельности и всех интеллектуальных сил, а потому и на увеличение средств национальной обороны в несравненно большей степени, чем покровительство одним только оружейным и пороховым заводам.

То же самое нужно сказать и о третьем исключении. Если налоги, которыми обложены отечественные товары, дают основание к тому, чтобы обложить таможенными пошлинами менее отягощенные налогами иностранные товары, то почему же те убытки, которые терпит наше отечественное производство сравнительно с иностранным, не дают основания к защите отечественной промышленности от влияния разорительной иностранной конкуренции?" с. 357

"Ж-Б. Сэй допускает покровительство лишь в случае, “когда есть основания полагать, что какая-либо отрасль промышленности через несколько лет сделается настолько прибыльной, что не потребует более покровительства”"

Непоследовательность Сэя, равно как и Адама Смита. "У нации, которая по своим естественным условиям и развитию призвана к созданию промышленности, почти все отрасли промышленности должны стать прибыльными под влиянием настойчивого и сильного покровительства, и смешно в самом деле предоставлять нации, для усовершенствования какой-либо важной отрасли промышленности или целой группы отраслей, лишь несколько лет, подобно какому-нибудь мальчику, которого отдают на несколько лет на обучение к сапожнику..." с. 356-357

10. Ошибочное объяснение либеральной школой природы земельной ренты

Адам Смит объяснял рост ренты улучшением земельных участков, увеличением количества скота, и как косвенную причину рассматривал развитие промышленности . "Таким образом, промышленность, которая является основной причиной увеличения ренты, так же как и стоимости земли, поставлена им на задний план, так что она едва заметна, между тем как улучшение земельных участков и увеличение скота, которые в большинстве случаев вызываются промышленностью и возникающей отсюда торговлей, им предпочитаются или, по крайней мере, им выставляются как главные причины" с. 282

"Мы уже заметили, что под влиянием промышленности и связанной с ней торговли, при одинаковой естественной плодородности, стоимость английских земель в 10 или 20 раз выше стоимости польских. Если мы теперь сравним общий итог промышленного производства и капитала Англии с общим итогом ее производства и капитала, то найдем, что наибольшая часть богатства нации заключается главным образом в стоимости ее земельной собственности" с. 283

Так, согласно данным за 1835 год, стоимость обрабатывающихся земель в Англии составляет более 1/2 английского национального капитала и в 12 раз превышает общий размер капиталов, помещенных в промышленность. Таким образом, промышленный и торговый капитал составляют вместе лишь 1/18 английского национального богатства, намного меньше капитала в сельском хозяйстве Англии с. 284

"Уничтожьте эти 218 млн. промышленного и торгового капитала и вы увидите исчезнувшими не только 259,5 млн. получаемого отсюда дохода, но и наибольшую часть 3311 млн. ф.ст. земледельческого капитала, а следовательно и 559 млн. ф.ст. дохода, которые дает этот последний капитал.

Английская национальная промышленность не только уменьшится на 218 млн. ф.ст. (сумма ее активов), но стоимость земли дойдет до той ступени, на какой она находится в Польше, т.е. опустится до 1/10 или 1/20 ее теперешней стоимости. Отсюда следует, что весь капитал, помещенный земледельческой нацией в промышленность, в 10 раз увеличивает стоимость земли...

Причина этого явления лежит в увеличении национальных производительных сил, которые сами зависят от рационального разделения труда и от более энергичной ассоциации национальных сил, а также от лучшего употребления умственных и естественных сил, которыми располагает страна и, наконец, от внешней торговли" с. 285

"Адам Смит и его школа в этом вопросе впали в самую крупную ошибку, на которую мы уже указывали... А именно, Адам Смит недостаточно ясно понял и недостаточно разъяснил влияние промышленности на увеличение ренты, стоимости земли и сельскохозяйственного капитала и не выяснил его в полном объеме, он, напротив, поставил значение земледелия выше промышленности, так что выходит, будто земледелие несравненно важнее для страны, будто проистекающее отсюда благосостояние гораздо устойчивее, чем промышленность и благосостояние, зависящее от последней. В этом случае Смит является лишь продолжателем физиократов, хотя и с некоторыми изменениями их ошибочных воззрений. Очевидно он был введен в заблуждение – как мы показали на основании статистических данных относительно Англии – тем обстоятельством, что в стране, богатой фабриками и заводами, земледельческий капитал в 10-20 раз значительнее промышленного, и тем, что ежегодное земледельческое производство по стоимости значительно превосходит общий капитал промышленности" с. 294-295

"Адам Смит утверждает, что развитие промышленности косвенно способствует развитию сельского хозяйства, а рост населения, количества скота, путей сообщения – прямо способствуют последнему. Это – софизм... достаточно взглянуть на промышленную страну, чтобы убедиться, что сама промышленность является главнейшей причиной увеличения населения, количества скота, путей сообщения и т.д. Логично ли и последовательно ли приравнивать следствия к их причинам... Что же могло привести такой проницательный ум, каким был Адам Смит, к таким превратным суждениям, идущим вразрез с сущностью вещей, как не желание оставить в тени промышленность и ее влияние на благосостояние и могущество нации вообще и на увеличение ренты и стоимости земли в частности? И для чего иначе было бы нужно все это, если не для того, чтобы избежать объяснений, которые громко говорили бы в пользу протекционной системы?" с. 299-300

"Теория Рикардо, последователя Адама Смита, утверждает, что рента – выражение естественной плодородности земельных участков. Рикардо на этой идее построил целую систему. Если бы он побывал в Канаде, то он в каждой долине, на каждом холме мог бы произвести наблюдение, которые бы убедили его, что его теория построена на песке. Но так как он имел перед глазами только Англию, то и впал в ошибку, думая что английские поля и луга, дающие в настоящее время такую прекрасную арендную плату вследствие по-видимому естественной плодородности, были во все времена теми же самыми полями и лугами. Первоначальное естественное плодородие земельных пространств на самом деле настолько незначительно и дает пользующемуся ими так мало избытка в продуктах, что земельная рента едва ли заслуживает даже названия таковой. В своем первобытном состоянии целая Канада, населенная исключительно звероловами, с трудом могла бы обеспечить от продажи мяса и кожи доход, достаточный для уплаты жалования одного лишь профессора политической экономии в Оксфорде. Естественная производительная способность почвы на острове Мальта заключается в камнях, которые едва ли могли обеспечить ренту...

Везде первоначально рента не имела никакого значения и возрастала по мере роста культуры, населения и развития интеллектуальных и материальных капиталов" с. 300

"В промышленных странах намного больший процент населения живет на земельную ренту, чем в странах сельскохозяйственных. В Англии в 1831 г. из населения 16,5 млн. человек 1,1 миллиона жила рентой. В сельскохозяйственной Польше таких людей было в 20 раз меньше...

Самая большая земельная рента не связана с сельским хозяйством, а связана с обслуживанием нужд городского населения. Принцип ренты – это польза, которую обеспечивает земля... размер же этой пользы определяется суммой интеллектуальных и материальных капиталов, которыми обладает общество вообще , а также теми средствами, которые находятся в распоряжении частных лиц, специальными качествами почвы и затраченными на нее ранее капиталами..." с. 301

11. Либеральная школа превозносит торговлю, ставя ее выше производства, не понимая действительной роли производства и торговли в развитии экономики

"Сельское хозяйство и промышленность снабжают рынки товарами; торговля же является лишь посредницей в обмене товаров между земледельцами и промышленниками, между производителями и потребителями. Отсюда следует, что торговля должна регулироваться соответственно интересам и нуждам сельского хозяйства и промышленности, но не сельское хозяйство и промышленность должны следовать за интересами и нуждами торговли...

Но либеральная школа поняла это последнее положение как раз в обратном смысле, приняв девизом выражение старого Гурнэ: laissez faire, laissez passer - выражение, которое столь же на руку грабителям, плутам и бездельникам, как и купцам, и уже по одному этому достаточно подозрительное. Это извращение понятий, жертвующее интересами промышленности и сельского хозяйства, при абсолютной свободе действий в пользу притязаний торговли, является естественным последствием той теории, которая обращает внимание только на стоимость и никогда на производительные силы и которая смотрит на весь свет как на одну большую республику купцов. Либеральная школа не замечает, что купец может достигать своих целей, заключающихся в приобретении стоимостей путем обмена, даже в ущерб земледельцам и промышленникам, наперекор производительным силам и не щадя независимости и самостоятельности нации. Ему безразлично, да и характер его операций и его стремлений не позволяет ему заботиться о том, какое влияние оказывают ввозимые или вывозимые им товары на нравственность, благосостояние и могущество страны. Он ввозит как яды, так и лекарства. Он доводит до изнурения целые нации, ввозя опиум и водку. Доставляет ли он, посредством законного ввоза или контрабанды, сотням, тысячам людей занятия и средства к жизни, доводит ли он их до нищеты, ему совершенно безразлично, лишь бы только ему реализовать барыш. Попытаются ли его голодные соотечественники эмигрировать, убегая от нищеты, которую терпят в своем отечестве, он и из этого извлечет меновые стоимости, перевозя их в далекие страны. Во время войны он снабжает неприятеля оружием и провиантом. Если бы было возможно, он продал бы за границу все, до пахотных полей и лугов включительно, и, получив деньги за последний кусок земли, он сам сел бы на свой корабль и экспортировал бы самого себя.

Таким образом, ясно, что интересы коммерсантов и интересы торговли целой нации – вещи настолько различные, как небо и земля. В этом смысле еще Монтескье сказал: “То, что стесняет купца, то не стесняет вследствие того торговли, и нигде законы так мало не мешают ей, как в государствах порабощенных” (Esprit des lois, кн. XX гл. XII)" с. 303

Размеры внутреннего рынка (внутренней торговли) промышленно развитых стран в 10-20 раз выше аналогичного показателя в земледельческих странах (примером чего может служить Англия в сравнении с Польшей и Испанией), и они превышают размеры самой цветущей внешней торговли в 5-10 раз с. 305

"Только та нация, которая производит все изделия промышленности по самым низким ценам, может завязать торговые отношения с народами всех поясов и всех ступеней культуры; только она одна может удовлетворить всем их потребностям, а за недостатком последних вызвать новые, принимая в обмен сырье и сельскохозяйственные продукты всякого рода" Следовательно, развитие торговли есть результат развития промышленности с. 306

12. Неискренность либеральной школы в вопросе о влиянии свободной торговли

"Очевидно, Адам Смит видел в идее свободы торговли тот базис, на котором он должен положить основание своей литературной славе. Вполне естественно поэтому, раз он в своем труде пытался удалять и оспаривать всё противоречившее этой идее, что он смотрел на себя как на защитника абсолютной свободы торговли и в этом духе думал и писал.

Можно ли было, ввиду такого предвзятого воззрения, ожидать, что Адам Смит будет относиться к вещам и людям, истории и статистике, политическим мероприятиям и их творцам как-либо иначе, а не с той точки зрения, насколько они согласны или не согласны с его идеей, соответствуют или не соответствуют ей?" с. 379

"Вообще нам кажется, что защитники свободной торговли... поступили бы гораздо последовательнее, если бы совершенно откровенно посоветовали всем нациям стать в подчиненные отношения к Англии и таким образом воспользоваться всеми выгодами английских колоний. Это подчиненное положение было бы очевидно несравненно благоприятнее для их экономического положения, чем двусмысленность положения тех наций, которые, не создав собственной системы промышленности, торговли и кредита, стремятся тем не менее получить независимость по отношению к Англии" с. 322

13. Игнорирование либеральной школой экономической истории и неверная трактовка ею исторических фактов

"Почему Адам Смит не стал рассматривать основные причины упадка Ганзы? Тем более что они были освещены его соотечественниками – Андерсоном, Макферсоном, Кингом и Юмом. Каким образом и почему этот глубокий и пытливый ум мог воздержаться от столь интересного и обильного результатами исследования? Мы не видим другой причины, кроме той, что такое исследование привело бы его к выводам, которые едва ли могли бы подтвердить его принцип абсолютной свободы торговли. Без сомнения сами факты привели бы его к заключению, что... протекционистская торговая политика доставила английской нации промышленное владычество над ганзейцами, бельгийцами и голландцами, и что отсюда посредством протекционной системы в отношении судоходства развилось их торговое могущество.

Этих-то фактов, по-видимому, Адам Смит не желал ни знать, ни замечать" с. 82

"Каким образом, невзирая на такие исторические, вне сомнения доказанные результаты, Адам Смит мог высказать такое превратное суждение об английском навигационном акте, как это было им сделано? ... Эти факты становятся поперек дороги его излюбленной идее о неограниченной свободе торговли, и он должен был для устранения тех возражений, которые могли бы быть сделаны против его принципа на основании тех результатов, к которым привел навигационный акт, выставить положение, что политические и экономические цели различны, и утверждать, что навигационный акт, хотя в политическом отношении и был необходим и полезен, но в экономическом отношении был убыточен и вреден. Как мало такое разделение соответствует сущности вещей и оправдывается опытом, ясно из нашего изложения" с. 98

Либеральная школа ссылается на примеры Швейцарии и Испании как на доказательства благоприятного влияния свободной торговли на промышленность. Швейцария представляет собой особый случай, объясняющийся существованием особых ниш ее специализации (предметы и изделия роскоши), а также наличием огромных капиталов и технических ноу-хау, убегавших в свободную Швейцарию (представлявшей собой "островок свободы") от соседних деспотических государств с. 358-359

Что касается Испании, то она никогда не проводила последовательную политику протекционизма, введенный ею запрет на вывоз драгоценных металлов – это еще не протекционизм. Помимо свободы торговли, царившей в Испанской империи, в ней также процветали деспотия, инквизиция и изгнание ряда национальных и религиозных меньшинства – ни то, ни другое не способствовало развитию промышленности, которая приходила в упадок с. 359-360

"Примером Англии наши либеральные теоретики пользуются только для подтверждения своего положения, что способность к промышленному производству есть дар природы, которым одарены исключительно известные страны – такова, например, способность к производству бургундских вин, - и что Англия преимущественно перед всеми странами земли получила назначение к развитию промышленности, фабрик и обширной торговли...

Каким обстоятельствам обязана своему промышленному и торговому господству Англия, мы уже показали выше (глава 5). Свобода мысли и гражданская свобода – важные факторы в создании английской промышленности, наряду с английским протекционизмом . Но кто решится оспаривать у других наций способность возвыситься до такой же степени свободы?" с. 358-360

Неверная оценка Адамом Смитом Метуэнского торгового договора:

"В 1703 году, после смерти графа Ерецейра, знаменитому министру Метуэну удалось убедить португальское правительство в том, что Португалия приобретет огромные выгоды, если Англия уменьшит на одну треть пошлину на ввозимые из Португалии вина, а Португалия в свою очередь согласится разрешить ввоз английского сукна по тому импортному тарифу, какой существовал до 1684 года (23%)... Вследствие заключения договора, король Англии назвал короля Португалии своим старейшим "Другом и Союзником", совершенно в том же смысле, как Римский сенат, который давал этот титул тем из правителей, которые имели несчастье быть с ним в близких отношениях.

Вслед за приведением в действие этого торгового договора, Португалия была сразу же наводнена английскими промышленными изделиями, и первым результатом этого наводнения было внезапное и полное разрушение португальских фабрик – результат, подобный тому, который был следствием позднее заключенного так называемого Эденского трактата с Францией (1786 г.) и отмены континентальной системы в Германии (1814 г.).

По свидетельству Андерсона, англичане уже тогда настолько были опытны в умении показать стоимость товара намного ниже ее действительной стоимости, что на самом деле платили не более половины пошлины, установленной таможенным тарифом (Anderson, Origin of Commerce, Vol. III, p. 76) " с. 113

"“Как только запрещение было снято, - свидетельствует British Merchant, - мы увезли от них такую массу серебра, что им осталось лишь самое ничтожное количество для их собственных потребностей. Потом мы принялись за вывоз их золота” (British Merchant, Vol. III, p. 267). Эту операцию англичане продолжали до самого последнего времени; они вывозили все благородные металлы, которые Португалия получала из своих колоний и препровождали большую часть их в Индию и Китай, где, как мы знаем уже из истории Англии, они обменивали серебро и золото на индийские и китайские товары, которые они затем продавали на европейском континенте в обмен на сырье. Ежегодный импорт английских изделий в Португалию превышал ее экспорт приблизительно на миллион фунтов стерлингов. ...

С тех пор этот договор в глазах всех купцов, экономистов и всех государственных людей Англии является верхом искусства английской торговой политики. Андерсон, который довольно ясно освещает все, что касается английской торговой политики и в этом отношении вообще отличается большой откровенностью, называет этот договор "в высшей степени справедливым и выгодным", и при этом не может удержаться от наивного восклицания: "о, если бы он мог существовать всегда и вечно!". Только Адам Смит не остановился перед выражением взгляда совершенно противоположного общепризнанному и утверждал, что Метуэнский договор ни в коем случае не оказал содействия английской торговле. В самом деле, если что-либо доказывает слепое уважение, с которым общественное мнение относилось к высшей степени парадоксальным иногда воззрениям этого знаменитого лица, так это то обстоятельство, что его вышеприведенное мнение до сих пор оставалось без опровержений" с. 114-115

Другим утверждением А.Смита является то, что англичане по договору не получили никакой привилегии, т.к. платили такую же пошлину как и другие страны, а португальцы получили привилегию. "Но разве португальцы до этого не получали большую часть необходимых им иностранных товаров из Франции, Голландии, Германии и Бельгии? Разве не захватили, напротив, теперь англичане исключительно в свои руки для своих промышленных изделий португальский рынок, откуда они сами начали получать сырье? Разве не нашли они способа уменьшить португальскую пошлину наполовину? ... Разве португальское золото и серебро не доставило англичанам средства для вывоза массы товаров из Индии и наводнения ими всего континента? Разве не потерпели крах португальские суконные фабрики к выгоде английских? Разве вследствие этого, все португальские колонии, в особенности богатая Бразилия, не сделались фактически английскими колониями? Подобная же тенденция лежит в основе и всех других торговых договоров Англии. На словах они всегда были космополитами и филантропами, по своим же стремлениям всегда – монополистами" с. 115

Еще одно утверждение Смита состоит в том, что Англии было бы выгоднее обменивать сукно сразу на те товары, которые были ей нужны, а они получали сначала португальское золото, везли его в Индию и Китай, там покупали товары и т.д.: "нам не остается ничего более, как жаловаться на слабость человеческой природы, которой вместе с другими заплатил богатую дань и Адам Смит своими парадоксами и своими доходящими до смешного аргументами – очевидно ослепленный своим стремлением доказать необходимость абсолютной свободы торговли.

В этом рассуждении не больше здравого смысла и логики, чем и в утверждении, что пекарь, который продает своим покупателям хлеб за деньги, и на эти деньги покупает у мельника муку, ведет невыгодную торговлю, так как если бы он свой хлеб обменивал непосредственно на муку, то он мог бы достигнуть своей цели посредством одного обмена вместо двух. Не нужно большого ума для того, чтобы на такое соображение возразить, что быть может мельник не нуждается в потреблении такого количества хлеба, какое может ему предложить пекарь, что быть может мельник сам умеет печь хлеб и в самом деле печет его, и что следовательно торговля пекаря без этих двух обменов могла бы и вовсе не пойти. В таком именно положении находились торговые отношения между Португалией и Англией во время действия торгового договора" с. 115-116

Если бы англичане попробовали напрямую продавать свое сукно в другие страны (а не в Португалию), никто бы его не купил в таком количестве – у них бы не было золота – не было бы возможности закупать в таком количестве товаров в Индии и продавать в Европе в обмен на сырье, и следовательно, из их торговли ничего бы не вышло с. 117

"Не менее ошибочно и третье соображение Адама Смита, когда он думает, что англичане, если бы у них не было притока золота из Португалии, удовлетворили бы свою потребность в нем другими путями". Португалия могла и сама производить сукно, а на свое золото вести масштабную торговлю с Индией – Европой, и тогда англичане остались бы совсем не у дел. "Короче говоря, фабрики, торговля и судоходство Англии без Метуэнского договора никогда не достигли бы того развития, какого они достигли в действительности" с. 117

Юрий Кузовков. Трилогия "Неизвестная история"

1. Адам Смит ложно обвинил протекционистскую систему в защите интересов купцов и фабрикантов и назвал ее "меркантильной системой"

"Утверждение А.Смита о том, что авторами и вдохновителями системы протекционизма в Великобритании были “купцы и владельцы мануфактур”, в интересах которых, а не в интересах широкой массы населения, якобы и была создана эта система, уже давно было опровергнуто историками. Как писал известный английский историк Ч.Уилсон, “сегодня мы больше знаем, чем Адам Смит, о процессе выработки меркантилистской политики в Англии. ... В этом процессе участвовал очень широкий круг людей, далеко не только купцов и промышленников. И сама "политика" состояла не просто в удовлетворении пожеланий влиятельных купцов или компаний. Она должна была учесть необходимость поддержания общественного порядка, который мог оказаться в опасности вследствие крупномасштабной безработицы или дефицита продовольствия, несовершенной системы сбора налогов и проблем с обеспечением военной безопасности” ( pp.165-166)" ("

2. Господствующая в мире либеральная экономическая наука объявила "аксиомой" положительную роль свободной торговли и глобализации и ввела фактический запрет на исследования их действительной роли

"Запретные темы в западной науке не ограничены лишь историей, в том числе экономической и демографической. Они в полной мере касаются и экономики. В XX веке появилось множество всевозможных экономических гипотез и концепций, пытающихся описать труднообъяснимые экономические явления, в том числе, например, теория длинных циклов известного русского экономиста Кондратьева. Она говорит о возможности существования длинных экономических циклов (длиной 80 или более лет), в конце которого наступает очередной всеобщий кризис. С момента появления этой теории она много раз исследовалась, приводились многочисленные комментарии и предлагались самые разные причины длинного цикла Кондратьева. Самые разные, кроме наиболее очевидных причин, связанных с циклами глобализации – то есть с периодами интенсивной международной торговли. И никогда западными экономистами в гипотезах длинных циклов не анализировались те показатели, которые, как было показано выше, и определяют на самом деле этот длинный цикл: изменение уровня таможенных пошлин, неравномерность распределения доходов в обществе, степень монополизации, а также демографические волны. Хотя в принципе любой объективный экономический анализ покажет наличие таких волн за последние 4-5 столетий.

Таким образом, несмотря на то, что вся нынешняя западная идеология построена на восхвалении глобализации , никто из западных экономистов никогда всерьез не рассматривал это явление – с цифрами и фактами в руках, используя данные по крайней мере нескольких последних столетий. Итак, мы видим, что человечеству навязан совершенно незнакомый и неисследованный путь развития (глобализация), который, вполне возможно, ведет его к пропасти. И наложено жесткое табу на любые исследования этого пути. Ничем иным невозможно объяснить отсутствие серьезных попыток со стороны западных экономистов рассмотреть развитие глобализации даже за последние несколько столетий, не говоря уже о средневековой и об античной глобализации , поскольку... само существование глобализации в истории Европы (начиная с XII века) было еще в 1970-е годы обстоятельно рассмотрено и доказано И.Валлерстайном" ("Глобализация и спираль истории ", глава XIII).

"О том, что в господствующей сегодня либеральной экономической науке нет никакого внятного понимания ни самого процесса глобализации, ни ее последствий, уже говорилось в предыдущей книге, и этому приводились доказательства. Данный факт признает также известный американский экономист Д.Стиглиц, выпустивший несколько книг о глобализации. Он пишет, например, об "ошибочных экономических теориях", использованных Всемирным банком и Международным валютным фондом, которые в течение нескольких десятилетий требовали от многих стран более активного вовлечения в процессы глобализации ( p.17). Последнее событие - начавшийся в 2008 г. на фоне глобализации мощнейший мировой финансовый и экономический кризис, который сравнивают с Великой депрессией 1929-1939 гг. и который стал полной неожиданностью для либеральной экономической науки, лишь это подтверждает. Имеются множество примеров того, как эта наука в течение многих десятилетий сознательно игнорировала исследование влияния глобализации и протекционизма на экономику. Например, на крупном международном семинаре экономистов и экономических историков 1963 года, посвященном проблемам экономического роста, этой животрепещущей теме не было посвящено ни одного даже маленького отрывка в докладах . В стенограмме семинара мне удалось обнаружить на эту тему лишь две короткие случайно брошенные реплики, которыми обменялись японский и немецкий профессоры (см.: глава XIII). А из доклада экономического историка Д.Норта, посвященного индустриализации США, который базировался на его статье, опубликованной в сборнике Кембриджского университета, были выброшены все факты и фразы, касающиеся роли протекционизма в американской индустриализации (; 2, pp.680-681). В других современных экономических книгах или сборниках Вы также не найдете никаких серьезных исследований влияния протекционизма или глобализации на экономику и экономический рост.

Точно такое же положение сегодня существует и в демографической науке, которая абстрагировалась от изучения влияния этих факторов на демографический рост. Между тем, известно, что в XVIII веке человечество было убеждено, что протекционизм ведет к ускорению роста населения: это было аксиомой, признанной почти всеми европейскими государствами. Хотя всем демографам на Западе этот факт должен быть известен, как врачам должен быть известен, кто такой Гиппократ, однако ни один из современных западных демографов, насколько мне известно, не осмелился проверить эту аксиому... Причина проста – попробуй кто-то из западных демографов реально проверить аксиому XVIII века на имеющемся историческом материале, и он может поставить крест на своей дальнейшей карьере ученого.

Почему это происходит, понять совсем не сложно. глобализация стала, начиная с 1960-х годов, главным направлением политики государств Запада и главным идолом, на которого с тех пор молятся руководители этих государств. Соответственно, слово "протекционизм" стало и в устах западных политиков, и в устах либеральных экономистов почти ругательным словом... О каком объективном изучении глобализации или, наоборот, протекционизма и их последствий для экономики и демографии можно говорить в условии такой политизации этого вопроса? ...

Выше на многочисленных фактах и используя выводы экономических историков было доказано, что протекционизм способствует индустриализации и экономическому росту, а глобализация – подрывает и то, и другое, способствуя в действительности лишь масштабным спекуляциям и экономической нестабильности. В первой книге трилогии то же самое было доказано в отношении рождаемости и в целом роста населения, то есть на многочисленных фактах была подтверждена аксиома XVIII века. ...современная либеральная экономическая и демографическая наука не просто сознательно игнорирует изучение данного вопроса, она распространяет и насаждает в корне ложную концепцию о том, что глобализация и отказ от протекционизма ведут к процветанию стран и народов. В действительности они ведут к глобальному экономическому кризису, а также к деградации и вымиранию стран и народов. Этот вывод следует из массы исторических фактов – тех самых, изучение которых игнорируется современной либеральной экономической и демографической наукой" ("Мировая история коррупции ", п. 18.4)

"Тезис о необходимости либерализации внешней торговли сегодня, благодаря усилиям США и их союзников, приобрел такую силу, что он считается важным элементом наличия у того или иного правительства "либеральных взглядов", то есть признаком "прогресса и демократии". Д.Харви удивляется, что сегодня страной с благоприятным деловым климатом, согласно подходу Всемирного банка и других международных институтов, считается та, которая проводит в жизнь принципы либерализма, и между этими понятиями ставится знак равенства ( с.157). Если какая-то страна, даже не член ВТО, вдруг соберется у себя повысить какую-либо таможенную пошлину, западные СМИ и представители западных государств начинают сразу обвинять ее в экономическом эгоизме и в стремлении развязать торговую войну со своими соседями. Членство в ВТО сегодня стало чуть ли не обязательным – а правила ВТО не допускают увеличения таможенных пошлин или применения других протекционистских методов. “Сегодня, - пишет Д.Стиглиц, - в отличие от 1930-х годов, невероятное давление оказывается на любую страну с целью не допустить повышения тарифов или других торговых барьеров для сокращения импорта, даже если она столкнулась с экономическим спадом” ( p.107)" ("Мировая история коррупции ", п. 20.3).

3. Либеральная школа игнорирует негативную роль массовой безработицы, приняв тезис о ее "полезности"

"Эта теория о полезности безработицы самым непосредственным образом связана и с либеральной экономической концепцией, делающей главный упор на свободную внешнюю торговлю. Как мы видели, именно начало либерализации внешней торговли Великобритании в 1823 г. (резкое снижение импортных пошлин) вызвало кризис 1825 г. и последовавшую длительную депрессию 1825-1842 гг. с массовой безработицей. Но с точки зрения этих новых экономических концепций и теорий все было в порядке вещей: если безработица полезна, то и депрессия, ее вызывающая, тоже должна была считаться, хотя бы отчасти, полезной. Так и случилось: появились экономические теории о том, что экономические кризисы полезны: они устраняют перегрев экономики, снижают зарплату (что полезно предпринимателям), создают большой рынок рабочей силы (для предпринимателей) и т.д." ("Мировая история коррупции ", п. 14.2)

"Сама идея о том, что труд сыграл огромную роль в становлении человека и современной цивилизации, да и любой цивилизации в прошлом, ни у кого не вызывает сомнения... Труд не только определяет результаты, достигнутые обществом, он еще и является важной потребностью общества. Так, в большинстве крупных социальных движений последних двух столетий центральное место занимали лозунги о праве на труд, сокращении безработицы и о борьбе с теми явлениями, которые усиливают безработицу и лишают коренное население возможности нормально трудиться (рабство в США в середине XIX века, использование труда нелегальных иммигрантов в современном мире и т.д.).

Тем удивительнее то отношение к этой проблеме, которое сложилось в западной экономической и демографической науке. Она этой проблемы попросту не видит и серьезно ее не изучает. В экономической науке прочно утвердился тезис о "полезности" безработицы – дескать, когда рабочие видят большую очередь на биржу труда, то они лучше работают и меньше требуют повышения зарплаты. Причем, считается, что безработица "полезна", когда она составляет порядка 5% от общего числа занятых, но при желании экономисты легко могут обосновать "полезность" и 10 процентов, а если понадобится, то думаю, даже и 20 процентов. Главное – подобрать нужные и убедительные аргументы, и тогда можно обосновать "полезность" чего угодно. При этом, к безработным сегодня на Западе причисляют лишь тех, кто ищет работу и регулярно отмечается в бюро по трудоустройству. Те, кому это уже надоело, и кто ищет работу по своим каналам или, тем более, бомжи и лица без определенных занятий, безработными не считаются. Тем более не считаются таковыми иммигранты, пребывающие без работы. А если посчитать их всех, то действительная безработица в США и Западной Европе может составить не нынешние официальные 10%, а порядка 20-30%, в странах Восточной Европы – порядка 50%, а в ряде стран Африки, Азии и Латинской Америки – наверное, может составить и все 70-90% от трудоспособного населения. Таким образом, реально в сегодняшнем мире примерно половина трудоспособного населения являются безработными, и не потому что они лодыри и им не хочется работать, а потому что в сложившейся мировой экономической системе этим людям попросту нет места. И единственное что им остается делать - это становиться иждивенцами, бродягами или бандитами...

В действительности, как никто из экономистов не доказал "полезность" глобализации и свободной торговли, так же никто из них не доказал и "полезности" безработицы. И не только не доказал, но и даже не пытался собрать и систематизировать объективную информацию, доказывающую или опровергающую эту "полезность". Такой же упрек можно сделать и в адрес демографов – никто не попытался объективно проанализировать влияние безработицы на демографию, прежде всего на рождаемость. Между тем, приведенные в первой книге трилогии факты говорят о том, что любое увеличение безработицы плохо влияет не только на экономический рост, но и на рождаемость. Такой вывод можно было бы сделать, даже не вдаваясь в изучение истории, а просто взяв данные об уровне безработицы и рождаемости по разным странам за последние 2-3 столетия. Поэтому безработица на самом деле и является не только следствием глобализации, но и важнейшим фактором падения рождаемости и старения населения – то есть той бомбы замедленного действия, которая сегодня подложена под экономику и благополучие большинства стран мира и которая может взорваться уже при нашей с Вами жизни.

Все это является еще одной большой тайной западных экономистов и демографов, которую они тщательно оберегают. Впрочем, подавляющее большинство их, наверное, просто не подозревают о ее существовании. Но те, что о ней знают, продолжают эту тайну хранить. И делают они это не только из любви к своему теплому месту, но и из осознания бессмысленности борьбы со сложившейся ситуацией. Потому что даже если кто-то один из них проведет самостоятельный анализ и сделает вывод, противоречащий сложившимся политическим установкам, то это ничего не изменит. С опровержением этого вывода тут же выступят десятки, сотни, целая армия всевозможных авторов, которые утопят и эти выводы, и самого незадачливого ученого в потоке критики и наставлений" ("Мировая история коррупции ", п. 18.4).

4. Либеральная школа неверно трактует факты экономической истории

"Критика Адамом Смитом сложившейся в Англии системы меркантилизма, или, в сегодняшней терминологии, протекционизма, носит предвзятый характер. Это хорошо видно из самого ее существа и из того, как он строит эту критику, что можно иллюстрировать несколькими примерами.

Так, основной аргумент сторонников протекционизма и противников идей свободной торговли – о том, что свободная торговля между странами способствует увеличению безработицы – он обыгрывает довольно своеобразно. Он, разумеется, возражает, но помимо некоторых логических аргументов приводит также следующий пример. Смотрите, говорит А.Смит, “в результате сокращения армии и флота по окончании последней войны больше 100 000 солдат и матросов... были сразу лишены своего обычного занятия; тем не менее, хотя они, без сомнения, испытали некоторые неудобства, это отнюдь не лишило их всякого занятия и средств к существованию” ( с.342). Заметим, что приведенный пример касается самой Англии (где произошло массовое увольнение из армии), которая жила в условиях протекционизма уже целое столетие к моменту выхода книги А.Смита. Данный пример, таким образом, не имеет никакого отношения к свободной торговле. Скорее наоборот, этим примером можно доказывать обратное – что в условиях протекционизма даже такое массовое увольнение не вызывает увеличение безработицы.

Может быть, у Адама Смита не было под рукой других примеров, относящихся к свободной торговле? Ничего подобного – сам он далее пишет о том, что Голландия – одна из немногих стран, проводящих политику свободной торговли, ставя ее в пример Англии ( с.362). В таком случае, спрашивается, почему он не приводит данные о том, как быстро рассасывается безработица в Голландии? Да очень просто – он не мог привести таких данных, потому что именно в Голландии к тому времени безработица уже давно приняла массовый и хронический характер. И в отличие от Англии, никуда не рассасывалась. Так, в начале XIX в. посол Пруссии в Голландии писал, что половина населения Амстердама находится за чертой бедности ( p.268). И англичанам – близким соседям голландцев, хорошо их знавшим – включая, без сомнения, и самого Адама Смита, этот факт должен был быть очень хорошо известен.

Мы видим, таким образом, классический образец того, как автор, не имея доказательств и веских аргументов, выступает в качестве своего рода фокусника или "наперсточника", обманывающего публику. Публика думает, что под одним из стаканчиков находится шарик, и следит за перемещениями стаканчика по столу; а шарика там на самом деле давно уже нет, его уже давно оттуда незаметно выкинули. И двигают по столу пустой стаканчик, движения которого уже ничего не значат и ничего не доказывают" ("Глобализация и спираль истории ", Комментарии к главе XIII).

"Многие либеральные экономисты...утверждают, что национализация... вредит обществу, так как передает предприятия от "хорошего менеджера" (капиталиста) к "плохому менеджеру" (государству). Во многих случаях это, однако, не так: все зависит от контроля со стороны государства и общества за деятельностью государственных предприятий, что как раз хорошо видно на примере послевоенной Западной Европы. Последняя дает удивительный пример массовой и весьма успешной национализации, о действительных причинах которой историки предпочитают умалчивать. Да и о самом факте почти повсеместной национализации упоминают обычно вскользь или вообще не упоминают" ("Мировая история коррупции ", п. 19.2).

"В 2008-2009 гг. стало очевидным, что модель развития экономики, которую пытался строить Путин (и которую можно было бы назвать моделью либерального госкапитализма), начала трещать по всем швам. Этот начавшийся и всем очевидный кризис активно пытаются сегодня использовать либеральные пропагандисты для того чтобы, во-первых, окончательно подорвать доверие населения к команде Путина и, во-вторых, столкнуть Россию опять в ту пропасть, в которой она уже побывала в 1990-е годы. При этом прибегают к явным передергиваниям и искажениям фактов. Например, профессоры "Морган Стэнли", Йельского университета и Российской экономической школы С.Гуриев и О.Цывинский утверждали в статье в "Ведомостях" от 30.03.2010, что Россия в 2000-е якобы проводила политику изоляционизма и закрытости от мировой экономики – и именно это негативно повлияло на развитие страны. Причем, в качестве единственного "доказательства" данного тезиса в статье приводился тот факт, что Россия в 2000-е гг. не смогла вступить в ВТО. В этой связи следует напомнить ход переговоров о вступлении в ВТО в период президентства Путина (2000-2008 гг.). Россия согласовала свое вступление в ВТО почти со всеми странами мира (за исключением 2-3 стран, занявших обструкционистскую позицию) и в одностороннем порядке выполняла все свои обязательства по еще не вступившим в силу двусторонним договорам. Иными словами, она в 2000-е годы отказалась от протекционизма и защиты национального производителя, хотя вовсе не была обязана это делать: ведь до подписания договоров со всеми странами-членами ВТО подписанные договора еще не вступают в силу и не обязательны к исполнению. Таким образом, российское правительство делало все возможное (и даже невозможное), чтобы только вступить в ВТО, и то, что Россия туда все же не вступила, ни в коей мере не является результатом действий ее самой – а является результатом сложившихся обстоятельств и стремления Запада выторговать беспрецедентные уступки со стороны России, противоречащие здравому смыслу. При чем здесь российский "изоляционизм", о котором пишут Гуриев и Цивинский, совершенно непонятно.

Но если оставить в стороне вопрос о вступлении в ВТО (который свидетельствует лишь об обструкции России со стороны Запада, и ни о чем более), то мы не видим в российской политике в указанный период никаких даже малейших признаков "изоляционизма". В частности, экспорт основного экспортного товара - сырой нефти - из России на мировой рынок вырос со 113 млн.т. в 1999 г. до 238 млн.т. в 2009 г., то есть более чем в 2 раза (!), при общем росте добычи нефти в стране с 305 до 494 млн.т. В итоге хотя на Россию приходилось всего лишь 4-5% мировых запасов нефти, ее доля в мировой добыче "черного золота" в конце 2000-х гг. составляла 13% . Иными словами, всю нефть, которую Россия только могла физически добыть, она стремилась "выбросить" на мировой рынок, в то время как более дальновидные страны старались сохранить этот невозобновляемый ресурс для будущих поколений. С другой стороны, на рынке большинства потребительских товаров (одежда, обувь, электроника, лекарства и т.д.) доля импорта во внутреннем потреблении россиян в 2000-е гг. составляла 80-90%, а доля собственного производства – соответственно всего лишь 10-20% (см. следующую главу). Так о каком "изоляционизме" в период президентства Путина идет речь? Налицо наоборот самый ярчайший пример либерализма – полное отсутствие поддержки национальному производителю при самом глубоком участии страны в международной торговле! Разумеется, это участие однобоко – "нефть в обмен на все остальное", то есть торговля колонии с метрополией - но это и есть неизбежный результат либерализма, а вовсе не "изоляционизма" или протекционизма.

5. Либеральная школа игнорирует и замалчивает факты о неблагоприятных последствиях режима свободной внешней торговли

О роли режима свободной торговли во Французской революции 1789-1795 гг.:

"История проведения во Франции либеральных рыночных реформ в конце "старого режима" хорошо известна и описана в трудах многих историков. Под влиянием либеральных идей французское правительство в 1763 г. устранило все таможенные пошлины в торговле зерном, как внутренние, так и внешние, и отменило любое государственное регулирование этой торговли. При этом оно не позаботилось даже о таких элементарных мерах, призванных мешать спекуляциям, как создание централизованных запасов зерна ( 2, p.615), не говоря уже о более сложных методах государственного регулирования, применявшихся в Англии в течение XVI-XVIII вв. Это вызвало чудовищные спекуляции зерном и продовольственные кризисы по всей Франции, которые не прекращались в течение всего периода либеральных реформ и закончились массовым голодомором 1770-1771 гг., который, как отмечает С.Каплан, по своим чудовищным последствиям превзошел худшие из тех, что когда-либо случались во Франции ( 1, p.210). Массы голодных людей ели траву, коренья, убивали собственных детей или оставляли их на улице, и сами умирали от голода и эпидемий ( 2, pp.502-504).

Поскольку голодомор чуть было не привел к народной революции, то либеральный рыночный эксперимент пришлось временно прекратить (в декабре 1770 г.). Но французской аристократической верхушке настолько хотелось его продолжить, что попытка была возобновлена уже в 1774-1776 гг., когда главой правительства стал Тюрго, один из ведущих в то время либеральных экономистов и сам аристократ в десятом поколении. Эта попытка также потерпела неудачу, вызвав новый всплеск массового голода и народные восстания. Тюрго был заклеймен и свергнут, а ведущие либеральные экономисты отправлены в ссылку . Однако спустя 10 лет, в 1786 г., была предпринята новая попытка введения либеральной рыночной экономики. Именно в 1786 году был заключен договор о свободной торговле с Великобританией, приведший к массовому импорту во Францию английских товаров. По оценкам современников, в течение 2 лет после подписания договора это привело к увольнению 500 тысяч французских рабочих и банкротству 10 тысяч предприятий страны ( pp.91-92). Опять начался разгул спекуляций зерном и возобновились голодоморы – тот, что случился в 1788-1789 гг., накануне революции, по оценке С.Каплана, даже превзошел по своим катастрофическим последствиям голодомор 1770 г., то есть был, возможно, самым сильным за всю историю "старого режима" ( 2, p.489).

Именно либерализация экономики страны, по мнению экономических историков, стала основной причиной страшных экономических неурядиц и голодоморов во Франции в период с 1764 по 1789 гг., того же мнения придерживались и современники, жившие в ту эпоху. С.Каплан приводит целый ряд мнений и фактов, собранных чиновниками и наблюдателями, следившими за развитием продовольственных кризисов. По их выводу, тотальная либерализация развязала руки спекулянтам и различного рода "злонамеренным лицам", которые организовывали искусственные дефициты продовольствия и наживались на том, что продавали его по ценам в несколько раз выше обычных. Американский историк отмечает даже такую закономерность. Дефициты зерна возникали чаще всего в городах, расположенных возле судоходных рек или возле моря: спекулянты скупали всё имевшееся в городе зерно и вывозили его по реке или по морю на экспорт или в соседние провинции, оставляя город без продовольствия – об этом С.Капланом собраны многочисленные факты ( 1, pp.205-206, 189, 257-258, 272-276).

Разумеется, все это вызывало массовые народные волнения. Только за первые четыре года либерализации, с 1765 г. по 1768, и только в двух французских провинциях (Париж и Руан), по подсчетам С.Каплана, произошло более 60 восстаний – и это после спокойных и почти безмятежных, по мнению историков, десятилетий середины XVIII века ( 1, pp.188-189).

Но либеральные экономисты и министры продолжали гнуть свою линию. Что же касается восстаний, то их считали не результатом политики правительства, а плодом человеческих предрассудков. Лидер физиократов Тюрго, который был главой правительства в 1774-1776 гг., считал эти восстания результатом заговора против идей либерализма, а его предшественник Лавердли – утверждал, что народ ничего не понимает и действует "слепо". Ирония жизни состояла в том, - пишет С.Каплан, - что народ как раз не был слеп, он прекрасно видел, как спекулянты сначала скупали все продовольствие в городе, потом его прятали или грузили на баржу для отправки в другое место, оставляя в городе пустые прилавки ( 1, p.217, 2, p.670). Слепота поразила как раз либеральных экономистов, которые твердо верили в пропагандируемую ими теорию, и не хотели признавать ее расхождение с практикой. Либеральные журналы того времени, невзирая на обстановку в стране, продолжали безмятежно писать, что в условиях режима экономической свободы массовый голод невозможен, поскольку невидимая рука рынка не допускает дефицита товаров, следовательно, все страхи на этот счет необоснованны ( 1, p.217).

В итоге, делает вывод историк, именно экономическая либерализация явилась причиной голодоморов 1770-1771 гг. и 1788-1789 гг., породив лихорадочную спекуляцию продовольствием, дезорганизовав систему снабжения и создав атмосферу страха и неуверенности ( 2, p.488). К такому же выводу пришел и И.Валлерстайн, не только применительно к голодоморам, но и в целом к экономической ситуации, поскольку либерализация привела также к массовой безработице, краху французской промышленности и обнищанию масс населения. Открыв экономику своей страны для импорта, указывает историк, монархия во Франции "пилила сук, на котором сидела", поскольку это вело к резкому обострению социального кризиса и к превращению Франции в последующем в экономическую колонию Англии ( pp.86, 89, 92). Именно "ужасный" экономический кризис 1786-1789 гг. и голодоморы, по мнению И.Валлерстайна, явились непосредственным толчком, вызвавшим Французскую революцию ( p.93). С этим согласно и большинство других историков – все они указывают на экономический и продовольственный кризис, наряду с финансовым кризисом, как на непосредственные причины событий 1789 г. и последующих лет ( 16, с.7-9; pp.50-57).

Итак, вот что на самом деле послужило непосредственной причиной или катализатором, вызвавшим во Франции в 1789-1795 гг. социальный взрыв: не столько "реставрация феодализма", которая шла медленно и постепенно, сколько активное внедрение либеральной модели капитализма. На это же указывает происходившая в течение всех революционных лет непрерывная череда восстаний против рыночных торговцев и спекулянтов, которые первыми подвергались нападению со стороны восставших народных масс. Кроме того, целый ряд восстаний был направлен против капитализма как такового, вернее, против той его либеральной модели, которая внедрялась до революции, и которая продолжала внедряться после начала революции" ("Мировая история коррупции ", п. 13.7).

О роли свободной торговли в промышленных кризисах, начавшихся в Англии в 1820-е гг.:

"Уже в 1823 г. Великобритания снизила генеральный тариф с 50 до 20%, демонстрируя свою приверженность либеральным принципам свободной торговли ( p.136). Это сразу привело к резкому и продолжительному спаду в экономике страны, длившемуся почти без перерыва с 1825 г. по 1842 г., в некоторых промышленных центрах Англии в этот период было уволено или оставалось без работы до 60% и более от прежнего числа занятых в промышленности ( pp.35, 153). В свою очередь, экономический спад и массовая безработица стали основной причиной резкого роста протестного рабочего движения в Англии, получившего в то время название "чартизм".

Разумеется, либеральные экономисты отрицали всякую связь между снижением импортных пошлин в 1823 г. и последовавшим экономическим спадом и безработицей, выдумывая другие причины, хотя никто из современных экономических историков не может назвать других веских причин такого длительного спада, произошедшего после 150-летнего подъема экономики Англии (называемого Промышленной революцией). А чтобы отвлечь внимание от обсуждения этого вопроса и направить волну народных волнений в ложное русло, была вброшена другая идея: что основная причина всех нынешних бед населения состоит в высоких ценах на хлеб, а чтобы их снизить, нужно ликвидировать протекционизм в сельском хозяйстве, включая пошлины и систему государственной поддержки фермеров. Для распространения этих идей в 1838 г. в Манчестере была образована Лига за отмену хлебных законов, которая занялась пропагандой принципов свободной торговли среди английского населения и организовала в этих целях сотни митингов, демонстраций и множество "правильных" публикаций в печати на заданную тему. Как указывает английский историк Б.Семмел, хорошо известный современным экономистам английский журнал Economist был основан в 1843 г. именно для того, чтобы “вести битву за свободную торговлю” ( p.150)" ("Мировая история коррупции ", п. 14.2).

О роли свободной торговли в экономической депрессии 1860-1880-х гг. в Европе:

"Для навязывания своей политики в Европе Великобритания предпочитала применять не военную силу, а подкуп и "промывку мозгов" при помощи экономических теорий. Но результаты были схожими – наводнение Европы английскими товарами, ухудшение экономической ситуации, свертывание промышленного производства, рост безработицы и люмпенизация населения. Выше уже приводился пример с Испанией. Другим примером может служить Россия, которая проводила политику свободной внешней торговли с конца 1850-х до начала 1880-х гг. (в царствование Александра II). Как указывает П.Байрох, в течение 1869-1879 гг. ее импорт рос в среднем на 9% в год, и вместо положительного сальдо внешней торговли у России возник ее дефицит, который к концу 1870-х гг. достиг 15% ( pp.42-43). Промышленный рост в стране практически прекратился, хотя до этого, при Николае I, происходил бурный рост промышленности. В этот же период в России начались голодоморы, подобно тому, как они начинались и в других странах (Франция, Индия, Ирландия и т.д.), в которых вводился режим свободной торговли. Похожая картина сложилась в ряде других стран Европы, открывших в 1860-е годы свои рынки для английских товаров: как указывает П.Байрох, за этим шагом последовал общеевропейский экономический кризис 1870-1872 гг., поразивший почти всю континентальную Европу и переросший в затяжную 20-летнюю депрессию ( pp.45-46) ("Мировая история коррупции ", п. 14.3).

"Затяжной экономический кризис, начавшийся после либерализации европейской торговли в 1860-е годы..., убедительно продемонстрировал всем странам, что обещания и прогнозы либеральных экономистов оказались неверными" ("Мировая история коррупции ", п. 15.1).

О роли свободной торговли в упадке промышленности и сельского хозяйства Великобритании в конце XIX в.:

Естественно, возникает вопрос, в чем причины или причина произошедшего. На сегодняшний день есть только одно удовлетворительное объяснение: все вышеуказанные страны, где на рубеже XIX-XX вв. произошла быстрая индустриализация, прибегли в тот период к жесткому протекционизму. Ни одного другого удовлетворительного объяснения экономические историки дать не в состоянии...

Совершенно очевидно, что открытие Великобританией своей экономики для внешней конкуренции в середине XIX в. в конечном счете оказало ей самой "медвежью услугу". Конечно, благодаря этому ей удалось в какой-то момент заставить многие страны также открыть свою экономику для английских товаров, что способствовало росту британского экспорта и процветанию Англии в середине столетия. Но до многих государств: США, Германии, России, Италии, Франции и т.д., - в конечном счете, дошла суть происходящего, и они ввели высокие таможенные пошлины, защитив свои внутренние рынки. Эта протекционистская защита снизила риск инвестирования и привела к бурному строительству новых предприятий и целых новых отраслей в этих странах, в то время как в самой Великобритании, открытой для внешней конкуренции, эти стимулы отсутствовали, поэтому, как пишет Д.Белчем, “фирмы не желали брать на себя риск и расходы по внедрению инноваций” ( p.195).

Между тем, кризис поразил не только английскую промышленность, но и сельское хозяйство..." ("Мировая история коррупции ", п. 15.1).

О связи между режимом свободной торговли, введенном после "Кеннеди-раунда" в конце 1960-х гг., и стагфляцией – одновременным ростом инфляции и безработицы

"Уже в течение 1967-1970 гг. на фоне замедления экономического роста в ряде стран Запада выросла и безработица, и инфляция. Так, экономику Западной Германии в 1967 г. впервые за послевоенный период поразил экономический кризис, и безработица, составлявшая до этого 0,5-0,7%, выросла до приблизительно 2%. В США безработица к 1969 г. выросла до 3%, а к концу 1970 г. достигла рекордного за послевоенный период уровня 6%; ежегодная инфляция в стране в течение 1950-х и первой половины 1960-х годов составляла 1-1,5%, а в 1969-1970 гг. достигла 5,5% ( с.82; с.498; ). В 1970-е годы положение продолжало ухудшаться. Если в среднем за 1960-1970 гг. уровень безработицы во Франции, ФРГ и Великобритании составлял 1,4%, 0,8% и 1,6%, то к 1976 г. он достиг в этих странах соответственно 4,4%, 3,7% и 5,6%, а в США составил 7,6% ( p.479; p.79). Ежегодная инфляция в странах Запада в течение 1950-х и первой половины 1960-х годов составляла от 1 до 3%, а в 1970-е годы выросла многократно. В 1974-75 гг. она достигла: во Франции – 12-14%, в ФРГ – 6-7%, в США – 9-11% и в Великобритании – 16-24%. Рост темпов инфляции не мог быть результатом повышения мировых цен на нефть в 1973 г., как утверждали некоторые экономисты. Значительное повышение темпов инфляции началось уже в конце 1960-х годов и продолжалось до начала 1980-х гг. ...

западная экономическая наука до сих пор так и не дала ответа на то, что же явилось причиной неожиданного роста инфляции и безработицы (стагфляции) в указанный период... Все выдвигавшиеся гипотезы о причинах инфляции делились на две группы – одна группа, называвшая себя монетаристами, утверждала, что во всем виновата политика государств, выпустивших в обращение слишком много денег, другая группа утверждала, что рост инфляции – следствие ценового монополистического сговора. Основная проблема и с той, и с другой гипотезой состояла в том, что ими можно было объяснить рост инфляции в одной стране, но никак не одновременно в 20 странах Запада, где было 20 правительств, проводивших в то время самостоятельную денежную политику и 20 национальных экономик, в то время еще мало между собой связанных. Поэтому ни та, ни другая гипотеза не могли и не могут объяснить, почему во всех странах Запада в указанный период произошел рост инфляции, да еще одновременно с ростом безработицы.

Есть лишь одна причина, которая могла вызвать и указанные явления в экономике, и, как результат, описанные выше социальные движения и протесты в странах Запада. Эта причина – начавшаяся в 1960-е годы глобализация.

В ходе так называемого Кеннеди-раунда 1964-1967 гг., серии международных конференций и переговоров между западными странами (заложившей основу нынешней системе ВТО), США удалось добиться от Западной Европы либерализации их внешней торговли ( p.524). Но и самим Соединенным Штатам пришлось отказаться от протекционизма – средний уровень американских импортных пошлин к 1968-1972 гг. был снижен до всего лишь 6,5%, а по наиболее защищенным товарам - до 10% ( p.141).

Таким образом, мы можем установить довольно точную дату начала нынешней глобализации. Это последние годы Кеннеди-раунда, когда страны Запада по итогам первых договоренностей начали снижать пошлины и устранять ограничения в торговле, а также первые годы после окончания Кеннеди-раунда, когда эти меры были полностью реализованы. Иными словами – это 1966-1969 годы. Как видим, это именно те годы, когда во всех странах Запада одновременно начался рост инфляции и безработицы, а в ряде стран произошли первые экономические кризисы после долгого бескризисного развития" ("Мировая история коррупции ", п. 20.1).

О роли свободной торговли и политики либерализма в экономической катастрофе в России в 1990-е гг.

"Хуже той экономической катастрофы, которая произошла в результате проведения быстрых либеральных реформ в мирные 90-е годы, просто не бывает, и сама эта катастрофа является беспрецедентной в мировой истории. По своим ужасающим последствиям для нашей страны: экономическим, демографическим, не говоря уже о социальных, - она сопоставима с последствиями Великой Отечественной войны, на что указывают многие авторы" ("История коррупции в России ", п. 26.2).

История коррупции в России ", п. 26.2).

О роли свободной торговли и политики либерализма в разрушении промышленности и экономики современных государств:

"Именно либерализация торговли является тем механизмом, который разрушает уже существующую промышленность и не дает развиваться ее новым отраслям, что признают Д.Стиглиц и другие неангажированные западные экономисты ( pp.70-71, 200; с.186; с.277)...

Д.Стиглиц, который в течение 3 лет (1997-2000 гг.) занимал пост главного экономиста Всемирного банка, признает в одной из своих книг, что рецепты Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка были разрушительны, поскольку даже в момент кризиса они запрещали любое стимулирование национального производства (посредством снижения курса национальной валюты, субсидий предприятиям и т.д.). В итоге те страны, которые следовали этим рецептам в 1980-е и 1990-е годы: Мексика, Индонезия, Таиланд, Россия, Украина, Молдавия, - столкнулись с катастрофическими кризисами, крахом промышленности, массовой безработицей и нищетой, разгулом преступности. В то же время, те страны: Китай, Польша, Малайзия, - которые отказались от этих рецептов, смогли достичь намного лучших результатов ( pp.120-127, 180-187). И это не случайность, утверждает бывший главный экономист Всемирного банка; фактически он признает, что МВФ в течение последних десятилетий играл роль вредителя, разрушавшего экономику и промышленность стран, следовавших его советам ( pp.89, 126, 187)" ("Мировая история коррупции ", п. 20.3).

О роли свободной торговли в глобальных мировых депрессиях:

"Попытки применить принципы свободной торговли в соответствии с учением Адама Смита уже трижды приводили к глобальной депрессии: в 1860-1880-е гг., в 1929-1939 гг. и к мировой депрессии, начавшейся в 2008 году" ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

6. Либеральная школа игнорирует и замалчивает факты о роли протекционизма в индустриализации и экономическом развитии

О роли протекционизма в Промышленной революции и подъеме сельского хозяйства в Англии в XVIII в.:

"Особенностью этой политики, пишет Ч.Уилсон, было то, что в ее разработке участвовали не отдельные купцы или промышленники, как об этом потом писал Адам Смит, критиковавший протекционизм, а широкий круг людей. И сама эта политика, отмечает историк, состояла не столько в удовлетворении пожеланий купцов и промышленников, сколько в желании решить общие проблемы страны: повысить занятость населения, устранить дефициты продовольствия и т.д. Без протекционизма, пишет Ч.Уилсон, английская промышленность просто не смогла бы развиваться, поскольку в тот момент Голландия располагала лучшими технологиями и более квалифицированными кадрами по сравнению с Англией и могла легко задавить английскую промышленность. Без протекционизма, указывает историк, был бы невозможен и произошедший в дальнейшем подъем английского сельского хозяйства ( pp.165-166, 184)" ("Мировая история коррупции ", п. 12.6)

О роли протекционизма в индустриализации континентальной Европы и США в конце XIX – начале XX вв.:

"На сегодняшний день есть только одно удовлетворительное объяснение: все вышеуказанные страны, где на рубеже XIX-XX вв. произошла быстрая индустриализация, прибегли в тот период к жесткому протекционизму. Ни одного другого удовлетворительного объяснения экономические историки дать не в состоянии, несмотря на то, что такие попытки предпринимались. Например, П.Байрох констатирует, что европейские страны, перешедшие к протекционизму, в 1892-1914 гг. росли намного быстрее, чем Великобритания, и приводит таблицу, показывающую, как резко ускорился экономический рост в европейских странах после их перехода к протекционизму ( pp.70, 90). Л.Кафанья указывает на очевидную роль протекционизма в индустриализации Италии в этот период, Д.Норт и М.Билс – на его роль в индустриализации США, В.Коул и П.Дин – в индустриализации Германии, Р.Портал – в индустриализации России ( p.317; 1, pp.680-681, 17-18, 824-844; p.1044) ("Мировая история коррупции ", п. 15.1).

О роли протекционизма в "послевоенном экономическом чуде" в США и Западной Европе:

"Если в течение 1920-1939 гг. экономический рост в США практически прекратился, то три десятилетия после этого – 1940-1969 гг. – американская экономика росла самыми высокими темпами за всю свою историю. ВВП США за эти три десятилетия вырос в 3,7 раза, что является для них абсолютным рекордом; за это время не произошло ни одного, даже кратковременного, кризиса или спада производства. Безработица в стране почти исчезла. Почти исчезло и социальное неравенство. С 1929 г. по 1948 г. удельный вес доходов, получаемых 5% самых богатых американцев, снизился с 33% до 20% ( p.191). В стране произошла грандиозная научно-техническая революция, которая привела к невиданному росту благосостояния населения. Почти исчезли и рабочие в прежнем понимании этого слова – подавляющее число работников предприятий стали представлять собой высокообразованных специалистов. Американские экономисты и социологи в 1960-е годы стали утверждать, что в Америке построен новый общественный строй ("новое индустриальное общество"), в котором кризисов больше уже никогда не будет. Именно в этот период Америка и совершила тот экономический и технологический рывок, который определил судьбу соревнования Востока и Запада и который похоронил еще существовавшую до того в СССР мечту о том, чтобы "догнать и перегнать Америку". Надо отметить, что все эти три десятилетия США развивалась в условиях действительно свободной рыночной (демонополизированной) экономики, введенных Рузвельтом жестких систем контроля бизнеса со стороны государства, а также под защитой высоких таможенных барьеров " ("Мировая история коррупции ", п. 17.8).

7. Либеральная школа необоснованно обвиняет протекционизм в поощрении монополизма, в то время как в действительности распространению монополизма способствует либеральная экономическая теория

"А.Смит, по-видимому, вполне сознательно смешивает понятия "конкуренция внутри страны" и "свобода внешней торговли". И обвиняет сторонников протекционизма, которым якобы присущ "дух монополизма", в стремлении к созданию монополий ( с.360). Хотя, если кому-то и можно было бы предъявить претензии в насаждении монополий и ограничении конкуренции, то уж никак не современной ему Англии. Промышленная революция в Англии, которая, можно сказать, разворачивалась прямо на глазах у Адама Смита, собственно и стала возможной благодаря духу свободного предпринимательства и уничтожению существовавших ранее (при королевской династии Стюартов) торговых и промышленных монополий. Критика монополизма применительно к Англии второй половины XVIII в. со стороны Смита, таким образом, была, по меньшей мере, необъективной.

Что касается поднятого А.Смитом вопроса о том, что таможенные пошлины усиливают монополизм отдельных стран ( с.360), то данное утверждение является как минимум весьма спорным, и оно требовало с его стороны доказательств, которые он опять-таки не представил, да, собственно, и не мог представить. Дело в том, что в силу неодинаковых условий каждая страна изначально имеет определенную монополию по отношению к другой. И если она посредством импортной пошлины уравнивает менее благоприятные условия производства у себя с теми, что имеются за рубежом, то тем самым монополизм, наоборот, устраняется, а не усиливается, как утверждал Смит. Англия в эпоху А.Смита активно применяла аграрный протекционизм. Тем самым английское сельское хозяйство, имевшее менее благоприятные стартовые условия по сравнению с французским или испанским (где климат лучше подходит для растениеводства), было уравнено с ними по прибыльности. Таким образом, посредством протекционизма был преодолен монополизм Юга Европы по отношению к Северу. И сельское хозяйство в Англии процветало. А когда Англия, следуя советам А.Смита, столетие спустя отказалась от протекционизма, в том числе аграрного, то ее сельское хозяйство постиг жестокий кризис, и оно почти полностью исчезло под влиянием иностранной конкуренции. Это – конкретный пример, когда аграрный протекционизм способствовал устранению монополизма отдельных стран в сельском хозяйстве, а свободная торговля, наоборот, его опять возродила. Аргументы Адама Смита, таким образом, несостоятельны – в действительности все не так, как он утверждал, а ровным счетом наоборот" ("Глобализация и спираль истории ", Комментарии к главе XIII).

"Одной из таких теоретических конструкций Рикардо является его теория сравнительных преимуществ участия стран в международной торговле. В соответствии с ней каждая страна должна специализироваться на производстве того товара, где у нее есть какие-то преимущества, а другие товары ей производить не обязательно, их можно и нужно закупать за рубежом. Порочность данной теории состоит в том, что она, во-первых, используется для обоснования отсталости стран третьего мира и России: дескать, они должны производить лишь то, в чем у них "имеются преимущества": нефть, газ, бананы, кофе, - и отказаться от любого другого производства. Во-вторых, с научной точки зрения теория Рикардо несостоятельна и противоречит основам рыночной экономики. Ведь если производство каждого товара будет сконцентрировано лишь в одной стране, то неизбежным следствием станет монополизм данной страны в мировом масштабе. А если одна страна достигла мировой монополии, то в борьбе за такой лакомый кусок неизбежно схлестнутся компании этой страны, что приведет к их слиянию или их поглощению одной из этих компаний. Именно это мы и имеем на ряде мировых рынков как результат применения указанной теории Рикардо и его последователей. Например, сегодня компания Microsoft полностью контролирует мировой рынок базового программного обеспечения (для чего ею было сделано все возможное для вытеснения конкурентов – английской компании Apple, американской компании Netscape и других), а металлургические гиганты Alcoa и Русал контролируют мировой рынок алюминия (и на пути к этому они также поглотили или устранили всех своих конкурентов в России и Северной Америке). На этих мировых рынках уже полностью устранена конкуренция – то есть ни мировых, ни национальных рынков в производстве алюминия и базового программного обеспечения уже не существует. И другие мировые и национальные рынки сегодня функционируют лишь потому, что данный принцип Рикардо там еще не удалось осуществить; когда же он будет осуществлен, то никакого мирового (и тем более национального) рынка больше уже не будет, будет полное господство нескольких гигантских монополий. Таким образом, эта теория Рикардо не имеет ничего общего с действительной наукой о рыночной экономике и служит тому же, чему и учение Смита – оболваниванию наивных и доверчивых жителей третьего мира и России..." ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

8. Либеральная школа необоснованно обвиняет протекционизм в нанесении вреда потребителям, в то время действительный вред им наносит применение либеральных экономических рецептов

"Любимым аргументом либеральных экономистов со времен Адама Смита является тезис о том, что свободный беспошлинный импорт является благом для потребителей, поскольку сильно удешевляет потребительские товары, а протекционизм, наоборот, удорожает товары и невыгоден потребителям... Однако в действительности это не так. Только собственное производство, а не импорт, действительно по-настоящему удешевляет товары для потребителей. Но кроме этого, собственное производство дает работу миллионам людей, то есть оно и создает тех самых потребителей, о которых так пекутся либеральные экономисты, без этого потребителей нет, а есть люмпены, живущие случайным заработком. И это можно подтвердить массой примеров. Выше уже говорилось о том, что сегодня в Германии и Италии можно купить качественную одежду (например, мужской или женский костюм, пальто, куртку и т.д.) или обувь по цене, раза в два, а то и в 4-5, ниже, чем в Москве. Между тем, импортная пошлина в России на эти товары сегодня очень низкая – 10-20%. Таким образом, всю остальную маржу (от 100 до 300%) сегодня "съедают" разнообразные торговые посредники, которые занимаются импортом и последующей реализацией товара. Где же здесь тот выигрыш для российского потребителя, о котором так любят рассказывать либеральные экономисты? На самом деле выигрыш получают итальянские и немецкие потребители, и только потому, что в Италии и Германии хорошо развито местное производство добротной качественной одежды. Местные производители напрямую, минуя всех посредников, поставляют одежду в розничную торговлю, поэтому она в разы дешевле, чем та же одежда, но уже привезенная через цепочку посредников в Москву. Но помимо этого, на этих местных производствах в Германии и Италии заняты сотни тысяч людей, которые, прежде чем стать потребителями, сначала участвуют в процессе производства и получают зарплату, делающую их потребителями. А в России в легкой промышленности пока нет ни тех, ни других – собственного производства почти нет, и поэтому сотни тысяч людей лишены работы и возможности получать нормальную зарплату и стать нормальными потребителями. А потребители, занятые в других отраслях, не могут найти в Москве хорошую одежду по доступным ценам и ездят в Западную Европу на шоп-туры, тратя свои деньги за границей. Вот конкретный пример того, как работают в практике законы либеральной экономики – противоположно тому, что утверждают либеральные экономисты.

Конечно, повышение импортных пошлин может первоначально привести к росту цен на импортные изделия. Но есть механизмы, позволяющие минимизировать этот негативный первоначальный эффект. Например, можно растянуть повышение импортных пошлин на 4-5 лет, повышая их на 8-10% ежегодно – но заранее объявив о предстоящих повышениях. Тогда бизнесмены, не дожидаясь этих повышений, начнут инвестировать в создание собственных импортозамещающих производств – и вместо импортных товаров на рынке появится масса отечественных и более дешевых. Второй механизм состоит в том, чтобы одновременно с повышением импортных пошлин сначала снизить, а затем и вообще отменить НДС для товаров отечественного производства. Это создаст дополнительные стимулы для создания импортозамещающих производств, но кроме того это может привести к снижению цен на отечественные товары на фоне повышения цен импортных товаров..." ("История коррупции в России ", п. 27.4)

9. Сама либеральная школа политэкономии была создана вовсе не "английской буржуазией" на заре английской промышленной революции, а французской аристократией при "старом режиме" (которые были в дальнейшем сметены Французской революцией)

"В пику английскому протекционизму французская верхушка решила разработать свою экономическую теорию, которая сначала называлась "политической экономией", а позднее получила название "экономический либерализм".

Мало кому известно, что и французские политэкономы, и Адам Смит, которых в равной мере можно считать основателями экономического либерализма, были в буквальном смысле выпестованы французскими герцогами и маркизами при "старом режиме". Так, Франсуа Кенэ (Quesnay), основатель школы политической экономии (или как ее еще называют – школы "физиократов"), был сыном простого крестьянина, но стал врачом, а со временем - личным врачом и доверенным лицом мадам де Помпадур, богатой аристократки и любовницы короля Людовика XV. Под ее влиянием и используя ее поддержку, он и начал писать на экономические темы, а в дальнейшем организовал кружок сторонников либеральных взглядов, которые собирались прямо в Версале в апартаментах Кенэ и пользовались патронажем мадам де Помпадур. Она же, по словам С.Каплана, "энергично способствовала" установлению постоянных контактов между ее протеже Кенэ и королем Людовиком XV, который в последующем оказался под сильным влиянием либеральных экономических идей ( 1, pp.147, 113-114).

Несмотря на разные названия: политические экономы - физиократы - либеральные экономисты, между их учением не было никакой принципиальной разницы. Поэтому, например, С.Каплан ставит между ними знак равенства. ( 1, p.147). Так, именно Кенэ и его последователи ввели одно из основных понятий, используемых сегодня либеральными экономистами – laissez-faire (экономическая свобода), и именно члены его кружка впервые начали называть себя экономистами, а свое учение - политической экономией.

Хорошо известно, что все члены кружка Франсуа Кенэ (за исключением лишь его самого) были выходцами из высшей французской аристократии или высшего духовенства: маркиз де Мирабо, Пьер дю Пон де Немур, Тюрго, Мерсье де ла Ривьер, аббат Николя Бодо, аббат Рубо, ну и, разумеется, сама мадам де Помпадур. Используя свое богатство и связи, они начали пропаганду и распространение либеральных экономических идей в газетах, журналах и специальных изданиях, и в течение второй половины XVIII в. во Франции эти идеи превратились в господствующую систему экономических взглядов. Основная из этих идей состояла в том, что государство должно самоустраниться от всякого вмешательства в экономическую жизнь, отменить всякие пошлины и всякое регулирование и превратиться в пассивного наблюдателя, а стихия рынка и естественный ход вещей сами приведут к процветанию нации.

Адам Смит был учителем-гувернером у молодого герцога Баклю и во время своего длительного пребывания во Франции сблизился с французскими политэкономами и проникся их идеями – настолько, что собирался посвятить свое основное произведение ("Богатство народов") Франсуа Кенэ, основателю либеральной школы. Работа Адама Смита над "Богатством народов" была также спонсирована герцогом Баклю: тот назначил ему чрезвычайно щедрую пожизненную пенсию в размере 300 фунтов в год, которую и продолжал неукоснительно выплачивать, что позволило Смиту десять лет работать над своей книгой, не думая о хлебе насущном ( 16, с.140; ). Еще один английский либеральный экономист, Дэвид Юм, также жил в течение долгого времени во Франции, был активным участником аристократического кружка Франсуа Кенэ и глубоко проникся его идеями (и еще более - его возможностями и связями среди "сильных мира сего"). Он-то и ввел Адама Смита в этот кружок.

Таким образом, мы видим, что так называемую "буржуазную политическую экономию", воспетую К.Марксом и положенную им в дальнейшем в основу своего учения, развивала никакая не буржуазия, а те самые... представители высшей аристократии, которые, по Марксу, должны были быть сметены "буржуазными революциями" - сметены вместе с их идеями и теориями, чего, как видим, не произошло" ("Мировая история коррупции ", п. 13.7).

"Хотя и существует миф об английской буржуазной классической (либеральной) политэкономии, внедренный Марксом, но вплоть до XIX века мы совсем не видим ни, собственно говоря, английской либеральной политэкономии (а лишь французскую и шотландскую), ни, тем более, буржуазной. Ведь вся она была создана отнюдь не буржуазией, а аристократией: либо самими аристократами, ставшими либеральными "экономами", либо под непосредственным патронажем и спонсорством знатных герцогов и маркизов" ("Мировая история коррупции ", п. 14.2).

10. Действительные взгляды либеральных экономистов и действительные цели либеральной экономической науки (обычно скрываемые)

"Сегодня мы знаем об этом благодаря тому, что английские парламентские дебаты стенографировались и публиковались, и эти публикации до сих пор хранятся в архивах. Так вот, в отличие от тех красивых наукообразных аргументов, которыми щедро сыпали английские экономисты и торговые представители на переговорах с их европейскими коллегами, убеждая их согласиться на снижение таможенных тарифов, аргументы для собственных членов парламента были куда проще и доходчивей. Вследствие свободной торговли, говорил представитель партии вигов в английском парламенте в 1846 г., Англия превратится в мастерскую мира, а “иностранные государства станут для нас ценными колониями, при том, что нам не придется нести ответственность за управление этими странами” " ( p.8) (выделено мной – Ю.К.).

Итак, мы видим, чему на самом деле служила вся кампания по пропаганде свободной торговли и вся школа либеральной политической экономии со всеми ее наукообразными рассуждениями – тому, как получше ограбить другие страны в пользу английской правящей верхушки, да так, чтобы Великобритании не пришлось при этом нести обременительных военных и управленческих расходов, которые неизбежно возникали в колониях. Как указывает Б.Семмел, с самого окончания наполеоновских войн (1815 г.) и в течение многих десятилетий английским предпринимателям вбивалась в голову эта мечта – мечта о том, что Англия станет мастерской мира (а все страны, которые еще не стали ее колониями, лишатся своей промышленности и станут ее сырьевыми придатками), и это осуществится благодаря свободной торговле ( p.146)" ("Мировая история коррупции ", п. 14.2).

"Как пишет Д.Харви, неолиберализм оказал очень полезную услугу правящей верхушке Запада: неолиберализация “либо привела к восстановлению классовой власти правящей элиты (как в США и до некоторой степени – в Великобритании), либо создала условия для формирования класса капиталистов (как в Китае, Индии, России и других странах)” ( с.209). Поэтому мы видим, что "бизнес-проект" по созданию и раскрутке неолиберальной идеологии опять принес выгоду тому, кто за это платил. А что же потребители гнилого товара? А они, как и всегда, получили только несварение желудка и кишечные болезни, нередко со смертельным исходом. Как указывает Харви, применение принципов неолиберализма привело к резкому снижению темпов экономического роста во всем мире, к беспрецедентно высокой безработице, к разгулу финансовых махинаций, к хищническому разграблению природных ресурсов, к экологическим проблемам, к падению моральных ценностей (поскольку все стало объектом купли-продажи в соответствии с основным принципом неолиберализма), а также к ущемлению коренных прав населения (поскольку во главу угла поставлена защита частной собственности, а не прав человека) ( с.209-240). Так ложная идеология, созданная в одной стране, преобразует весь мир – но только совсем не в том направлении, в каком обещали ее создатели, когда пропагандировали эту идеологию" ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

"Выяснилось и то, что так называемые либеральные экономические принципы тоже применяются Западом избирательно, на что указывал президент Путин (2000-2008 гг.) еще во время своего первого президентского срока. Оказалось, что, требуя от других стран безусловной отмены импортных пошлин и других мер протекционизма и поддержки национальной экономики государством, сами США и Западная Европа сохраняют у себя ряд таких мер, и даже не думают их отменять. Это тоже породило подозрения в том, что либеральная концепция – такой же инструмент по установлению гегемонии США и Запада над всем миром, как и западная концепция демократии" ("История коррупции в России ", п. 26.2).

"Зато правящая верхушка Запада добилась того, к чему стремилась: помимо того, что либеральные "реформы" уничтожили Россию как индустриальную державу, почти уничтожили ее как государство и запустили процесс уничтожения ее населения, в 1990-е годы началось безудержное разграбление нашей страны Западом. Вот что заявил в 1995 году президент США Клинтон: “Мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием – мы получили сырьевой придаток, неразрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать. Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, а они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью: за четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 млрд. долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней и т.д. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тыс. тонн меди, почти 50 тыс. тонн алюминия, 2 тыс. тонн цезия, бериллия, стронция и т.д.” ( с.174-175). Приведенное высказывание как нельзя лучше характеризует те цели, которые преследовала правящая верхушка Запада, насаждая либеральную идеологию среди российских экономистов и политиков. Эти цели остались теми же, что и в XIX веке, когда, по словам британских парламентариев, свободная торговля служила превращению иностранных государств в "ценные колонии", за управление которыми не надо было нести ответственности" ("История коррупции в России ", п. 26.2).

"Все сценарии построения либеральной экономики в России в рамках мировой глобальной системы исходят из того, что до 90% ее населения просто окажется не у дел: часть будет вынуждено эмигрировать, а остальные попросту вымрут. И это основано на "железной" экономической логике: нигде в мире развитой экономики не существует на таких широтах как в России, потому что в рамках международного разделения труда это экономически невыгодно – слишком большие затраты на энергию и строительство утепленного жилья и иных конструкций. В Канаде на широте Москвы и С-Петербурга живут только бурые медведи, да еще функционируют вахтенные поселки нефтяников. А в России на этих широтах проживает порядка 3/4 населения. В случае продолжения реализации либерального проекта всем этим территориям грозит запустение. Об этом пишет множество писателей-патриотов России: например, В.Кожинов, С.Кара-Мурза, И.Солоневич и другие, - которые указывают на невозможность выживания России в рамках глобальной либерализированной экономики ( с.59; с.379).

Но это прекрасно понимают и либеральные экономисты – просто они не любят на эту тему высказываться, это их великая тайна, скрываемая от российского общества. Однако кое-что все-таки становится достоянием публики. Например, именно об уничтожении или вымирании 90% населения России идет речь в упоминавшемся выше "Гарвардском проекте". Премьер-министр Великобритании Тэтчер высказывалась в том же духе – что в России в условиях рыночной экономики смогут выжить 15 миллионов человек (из тогдашних 150 миллионов); известный американский политолог Бжезинский называл другую цифру – 50 миллионов человек, что дела в сущности не меняет ( с.1109)... А в 1998 г. с подобными же взглядами (что Россия не сможет выжить и погибнет в глобальной конкуренции) в интервью западным СМИ выступил еще один либеральный экономист - Альфред Кох (см. предыдущую главу)" ("История коррупции в России ", п. 27.1)

11. Главный теоретический изъян либеральной экономической школы

"Либеральное течение чрезвычайно упрощает экономическую науку и плохо учитывает реальные экономические процессы. Центральная идея этого течения, сформулированная школой Франсуа Кенэ (laissez-faire) и повторенная Адамом Смитом, состоит в том, что рынок регулирует себя сам и следовательно государство не должно его регулировать (и не нужно ничего знать о таком регулировании). Тем самым отвергается накопленный человечеством опыт о том, как поставить рыночную экономику на службу обществу. В действительности именно благодаря этому опыту Запад и добился крупных успехов в развитии своей цивилизации. Отрицание этого опыта по регулированию рыночной экономики равносильно предложению вернуть человечество опять в доиндустриальную эпоху – поскольку глобализация без государственного регулирования неизбежно приведет к тотальной деиндустриализации (что сегодня и происходит во всем мире). Все это – не что иное как профанация экономической науки, которая, к сожалению, сегодня приняла мировые масштабы: ведь либеральное течение в последней трети XX века превратилось в официальную идеологию Запада" ("История коррупции в России ", п. 26.2).

12. Либеральная экономическая школа выдвигает и распространяет ложные теории и взгляды в области экономики и финансов

"Либеральные западные концепции и западные финансовые институты сыграли ключевую роль в проведении и последующем крахе рыночных реформ 1990-х годов. Как пишет бывший главный экономист Всемирного банка Д.Стиглиц, переход России к рынку был "разработан международными экономическими институтами"; при этом Запад обещал России, “что новая экономическая система принесет беспрецедентное процветание. Вместо этого она принесла беспрецедентную нищету: во многих отношениях, для большинства людей рыночная экономика оказалась даже хуже, чем предрекали их коммунистические лидеры” ( p.6). Известно, что важную роль в проведении в России либеральных реформ сыграл Международный валютный фонд (МВФ), который требовал осуществления этих реформ как условие предоставления своих займов России. Сегодня МВФ уже официально признал ошибочность многих своих рекомендаций тех лет ( p.90); сам же Стиглиц, в прошлом один из руководителей структуры МВФ-Всемирного банка, фактически признал, что имело место вредительство. Отнюдь не является случайным, пишет он, что те страны, которые не следовали советам МВФ, как правило, успешно провели свои рыночные реформы, а те страны (включая Россию), которые им следовали, потерпели фиаско ( pp.126, 187). ... Но ведь эти советы МВФ не были, что называется, взяты с потолка, они строго базировались на либерально-монетаристской концепции, "освященной" столпами западной экономической науки – М.Фридманом и другими. Следовательно, речь идет не просто о вредительстве отдельных чиновников или даже всего руководства МВФ, речь идет также о целой вредительской концепции, господствующей в мировой экономической науке" ("История коррупции в России ", п. 26.2).

"Это произошло в начале 1970-х годов, когда США отменили всякую привязку своей национальной валюты к золоту, которая до этого существовала всегда, с самого раннего этапа существования американского государства и государств Западной Европы, и соответственно отменили обмен долларов на золото по официальному курсу. С тех пор и до настоящего времени США расплачиваются со всем миром простыми зелеными бумажками (долларами), не имеющими никакой внутренней стоимости, которые они выпускают за пределы своей страны в неограниченном количестве, не задумываясь о том, что же произойдет с ними дальше, когда их станет слишком много. В дополнение к обычным зеленым бумажкам, они выпускают еще огромное количество других бумажек, а чаще всего даже не бумажек, а виртуальных записей в компьютерной базе, для создания которых не требуется даже бумаги и печатного станка – всевозможных облигаций, акций, векселей, закладных, долговых расписок, дериватов и т.д. Все они многократно увеличивают задолженность США и мировой финансовой олигархии перед всем миром, но эта "задолженность" не обеспечена ничем и поэтому представляет собой грандиозную финансовую аферу. Это равносильно тому, как если бы Вы у себя хранили мешочки с золотым песком и думали, что владеете большим богатством, а в один прекрасный день вдруг обнаружили, что в мешочках – вовсе не золотой, а самый обычный речной песок.

Западные теории денег, оправдывающие эту аферу, утверждают, что выпуск долларов, не обеспеченных золотом, обеспечен экономической мощью США и массой производимых там современных качественных товаров. Но и то, и другое очень быстро уходят в прошлое – в последние десятилетия в США невиданными темпами происходит деиндустриализация страны. Кроме того, как указывалось выше, совокупный объем финансовых операций в мире только за 18 лет, с 1983 г. по 2001 г., вырос почти в 60 раз, в то время как объемы мирового ВВП за тот же период увеличились лишь примерно в 2 раза. Поэтому этот гигантский финансовый долларовый пузырь на самом деле не обеспечен ничем - ни конкретными обязательствами США, ни товарным наполнением, ни их экономической мощью.

Между тем, за пределами США сегодня находятся триллионы долларов, которыми владеют государства, компании и население разных стран, и которые эквивалентны сотням миллионов таких мешочков с золотом, грозящим в любой момент, как по колдовству злого волшебника, превратиться в песок. Все они не подозревают (или подозревают, но не знают, что им теперь делать), что стали объектом самого грандиозного финансового мошенничества за всю историю человечества, и что в один прекрасный день все их долларовые сбережения могут растаять как дым. Первый сигнал о том, что это может уже скоро произойти, прозвучал во время мирового финансового кризиса в 2008 г., но это еще только начало – самое страшное впереди" ("Мировая история коррупции ", п. 20.3).

"Хотелось бы остановиться еще на одном направлении работы американской фабрики лжи в области экономики. Это разработка схем финансового мошенничества для крупных корпораций и банков, а также фальсификация и изменение стандартов финансовой отчетности. Например, как уже говорилось, схемы выпуска деривативов в США разрабатывались ведущими американскими исследовательскими центрами и экономистами, получившими за это множество премий и наград. В частности, они обосновали при помощи математических методов, что если банк имеет "плохие долги" (которые, скорее всего, не вернут банку), то, объединив их с долгами надежных заемщиков и выпустив под эти долги деривативы, можно уйти от проблемы "плохих долгов", и это можно продолжать до бесконечности, объединяя и дальше старые "плохие долги" с новыми "хорошими долгами". Так экономисты своими обоснованиями способствовали разрастанию того огромного пузыря деривативов, который привел к мировому финансовому кризису 2008 г." ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

"Американские экономические институты принимают активное участие еще в одном сомнительном процессе, принявшем в США огромные размеры – в трансформации системы финансовой отчетности компаний и банков. В прошлом в Америке сложилась достаточно жесткая и консервативная система отчетности (ГААП), которая не позволяла совершать спекулятивные сделки без их отражения в балансах. Это перестало устраивать новую финансовую "элиту", захватившую власть над страной в конце XX века. Поэтому под ее нажимом, и с активным участием экономических институтов, началась трансформация некогда жесткой системы ГААП. Например, как указывает Г.Райзеггер, в начале 2000-х годов американские банки имели в своих активах огромное количество деривативов, то есть спекулятивных бумаг: в среднем в соотношении 9: 1 ко всем банковским активам, а у некоторых банков это соотношение достигало 40: 1. Такой гигантский перекос в сторону спекулятивных бумаг был бы невозможен, указывает австрийский ученый, если бы банки придерживались прежних консервативных стандартов отчетности. Но под давлением руководства ФРС (частной олигархической структуры, выполняющей в США роль центрального банка) и при активном участии экономических институтов были навязаны новые принципы отчетности банков, которые позволяли им накапливать этот огромный финансовый пузырь ( с.423-428). Результатом стало банкротство ряда банков в 2008 г. (Wachovia, Lehman Brothers и других), и их могло бы быть намного больше, если бы не огромные вливания денег со стороны правительства США. Это не единственная область послаблений в бухгалтерской отчетности – другой областью являются, например, гигантские возможности по надуванию пузыря в области нематериальных активов компаний и банков в США, в результате чего их положение сильно улучшается, в то время как на самом деле они могут находиться на грани банкротства.

Наконец, еще одно направление деятельности фабрики лжи в США – это трансформация системы национальной статистики. Как указывает Г.Райзеггер, в США в быстрорастущих отраслях (компьютеры, средства связи) сегодня применяют т.н. "гедонистический" подход к оценке инфляции, то есть пересчитывают "повышение качества" (например, увеличение мощности компьютера) таким образом, что фиксируют при этом резкое удешевление изделий. За счет этого сильно уменьшается американский индекс инфляции и завышается рост ВВП (по оценкам, на 1/3 лишь за счет "гедонистического" подхода) по сравнению, например с Германией. Так, согласно американской статистике цены на компьютеры с 1990 г. по 1999 г. снизились на 80%, а согласно германской – лишь на 20%. Такой разрыв в ценах не мог существовать в принципе, поскольку компьютеры во всем мире стоят примерно одинаково, однако данный подход в американской статистике привел к занижению инфляции в США и к завышению там роста ВВП в этот период. Этот факт был настолько вопиющим, что даже руководство немецкого Бундесбанка в 2000 г. выражало сомнение в том, что в США происходил реальный, а не "дутый" экономический рост (в результате которого резко вырос курс доллара к евро) ( с.458-459).

В связи с этим ряд экономистов сегодня подвергают сомнению имеющиеся данные о росте ВВП и промышленного производства в США в последние десятилетия. Они полагают, что это – не экономический рост, а скрытая инфляция, и что на самом деле в США уже давно нет никакого экономического роста" ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

13. Современная либеральная экономическая наука представляет собой не науку, а огромную пропагандистскую машину

"В структуру современной западной пропаганды входят не только телевидение, газеты и прочие СМИ. Она включает также целую сеть мощных научно-исследовательских центров в области экономики и других общественных наук, которые финансируются в основном крупными корпорациями. В целом они представляют собой мощнейшую идеологическую и пропагандистскую машину, в сравнении с которой та, что в свое время существовала в СССР, выглядит детским велосипедом. Она опирается на широкую сеть частных фондов, финансирующих те или иные направления идеологии и пропаганды или "бизнес-проекты", и в ней задействованы сотни тысяч человек.

В этой системе работает очень много грамотных, умных и первоклассных специалистов, ученых и практиков, в области экономики, социальных, исторических и других общественных наук. Но при всем видимом многообразии высказываемых ими идей, выводов и предложений, все они основаны на нескольких ложных базовых постулатах, то есть на таких "аксиомах", которые противоречат фактам. Самая главная из таких ложных "аксиом" - это влияние свободной торговли и глобализации на экономику и социальное развитие отдельных стран и всего мира. Все эти специалисты убеждены в положительном влиянии, что противоречит всем имеющимся фактам и выводам экономических историков, изучавших эту проблему, и что выше было показано применительно ко всем известным периодам человеческой истории.

Вторая отличительная черта – они любят только истории успеха, в частности, они любят пропагандировать опыт стран, которые в данный отрезок времени стали успешными. Например, после Второй мировой войны такими успешными странами стали западноевропейские страны, затем – Япония, затем (1980-е годы) – "новые индустриальные страны" (Южная Корея, Сингапур, Тайвань, Малайзия), затем (1990-е и 2000-е годы) – Китай. И их мало интересуют или совсем не интересуют кризисы, переживаемые этими странами (теми же западноевропейскими странами, Японией, Малайзией и т.д.), после того как там закончился период "успеха". Их также мало интересуют проблемы безработицы и проблемы развития мира или отдельных регионов в целом. Между тем, как указывает Д.Харви, безработица в странах Латинской Америки в 1980-е годы составляла в среднем 29%, а в 1990-е годы – уже 44% ( с.208); в большинстве стран Африки и беднейших странах Азии она еще выше, а в странах Восточной Европы приближается к этому уровню. В самих США, даже в благополучный период, предшествовавший начавшемуся в 2007-2008 гг. кризису, согласно официальной статистике, не работало 40% взрослого населения ( с.56). В то же время среднегодовые темпы прироста мирового ВВП на душу населения в 1960-е годы составляли 3,5%, в 1970-е снизились до 2,4%, в 1980-е - до 1,4%, в 1990-е – до 1,1% ( с.206), а в 2000-е годы могут вообще упасть до нулевой отметки, и это несмотря на то, что прирост населения в мире тоже резко упал почти до нуля. Судя по этой тенденции, и население Земли, и ее ВВП скоро начнут уменьшаться – мир скоро начнет постепенно разрушать то, что создавалось столетиями. Таким образом, половина населения земного шара вынуждена сидеть без работы, бездельничать и прозябать в нищете, в то время как мировая экономика не только не развивается, вопреки западным экономическим теориям о том, что безработица полезна для экономики, но она вот-вот на наших глазах начнет разваливаться, а с ней начнет разваливаться и мировая цивилизация.

Но все это не интересует американских экспертов в области экономики и других общественных наук, которые сегодня исчисляются десятками или даже сотнями тысяч, но ни о чем подобном они не пишут. Как указывает сам Д.Харви, приведший эти цифры, “Если бы эти факты были широко известны, восхваление неолиберализации и связанной с ней глобализации были бы гораздо более умеренными” ( с.209). Вся эта армия обслуживает тех, кто им платит деньги, и поэтому пишет и говорит то, что требуют заказчики (мировая олигархия), а интересы народов мира, включая и народ самих США, их не интересуют" ("Мировая история коррупции ", п. 20.5)

"Д.Харви даже удалось проследить процесс создания этой фабрики лжи...

К этому грандиозному "бизнес-проекту" в области идеологии была подключена финансовая мощь большинства крупных американских корпораций. На компании, финансировавшие этот "бизнес-проект", как указывает Д.Харви, приходилось "около половины ВВП США" в 1970-е годы, а их ежегодные расходы на него составляли около 900 млн. долл., что по тем временам было колоссальной суммой. Около половины указанных средств поступало от корпораций, входивших в число 500 крупнейших компаний мира (по рейтингу журнала Fortune). Под эту программу были созданы такие аналитические (и одновременно пропагандистские) учреждения, как Heritage Foundation, Hoover Institute, Center for the Study of American Business, American Enterprise Institute и другие. Помимо указанного финансирования со стороны корпораций, часть средств направлялась от частных лиц – мультимиллиардеров, создавших свои частные фонды для финансирования общественных наук (такие как Olin, Scaife, Smith Richardson, Pew Charitable Trust и т.д.) ( с.64).

Созданная таким образом фабрика лжи работала по тем же принципам, что были описаны выше. Сначала надо было создать красивую экономическую теорию (выгодную заказчикам), а затем обеспечить ее пропаганду и вдалбливание в умы и экономистов, и населения как необычайно умную и правильную. Этого можно было достичь, например, посредством одновременного упоминания, обсуждения и цитирования данной теории всеми научно-пропагандистскими институтами, участвующими в данном "бизнес-проекте", а также посредством прямой ее пропаганды по телевидению. Именно в это время в США, как грибы после дождя, стали возникать все новые и новые экономические концепции, которые сразу получали необыкновенную известность и популярность. Например, популярность монетаристской теории Милтона Фридмана во всем мире в 1980-е годы, наверное, могла бы вполне конкурировать с марксизмом на пике его популярности. Фридман тогда считался основателем целой "монетаристской школы"; следуя установкам этой школы США, Великобритания и другие страны Запада проводили свои реформы в 1980-е годы; МВФ взял его концепцию в качестве основы для своих рекомендаций странам по проведению их внутренней политики. Даже российские реформаторы Гайдар и Чубайс проводили в России монетаристские реформы в 1990-е годы, следуя теории и рецептам Фридмана. А между тем, как указывает Д.Харви, эта теория тоже была "раскручена" в рамках описанного выше "бизнес-проекта": на деньги одного из частных фондов, созданных мультимиллиардерами (Scaife), в 1977 г. была создана телевизионная версия книги Милтона Фридмана Free to Choose и началась пропаганда этой книги и монетаристской концепции по телевидению ( с.64-65)" ("Мировая история коррупции ", п. 20.5).

1. Жизненная несостоятельность либерально-рыночной экономической модели

1.1. Либерально-рыночная экономическая модель в её существе

Либерально-рыночная экономическая модель, представляемая многими как идеал функционирования экономики общества, предполагает невмешательство государства в экономическую деятельность под тем предлогом, что «невидимая рука рынка» якобы отрегулирует общественное производство и распределение продукции наилучшим образом.

В этой модели государство всего лишь — один из многих участников рынка, который от миллионов прочих участников отличается только тем, что ему монопольно принадлежат:

. право издавать законы и принуждать к их соблюдению всех физических и юридических лиц на его территории;

. право налогообложения в отношении физических и юридических лиц на его территории.

Даже право эмиссии платёжной единицы в либерально-рыночной экономической модели вовсе не обязательно является исключительным правом государства.

Навязывается мнение о том, что обществу предпочтительнее, если это право передано государством независимому от него эмиссионному центру, который якобы руководствуется исключительно финансово-экономическими соображениями, а не политическими.

Независимость от государства деятельности такого центра в вопросах финансовой политики, эмиссии и кредитования органов государственной власти, прочих юридических и физических лиц обеспечивается законодательно. Дескать, это служит защитой экономической деятельности от политического авантюризма.

В либерально-рыночной экономической модели государство, собирая налоги, вправе формировать госбюджет, из которого оно финансирует разного рода программы в обеспечение потребностей своей политики (внутренней, внешней, оборонной), заказывает и покупает соответствующую продукцию на рынке. Но государственный сектор в экономике должен быть сведён к минимуму, поскольку частно-предпринимательская инициатива носит заинтересованный характер, вследствие чего якобы обеспечивает более эффективное управление предприятиями, нежели государственное администрирование наёмными чиновниками, которые не имеют личных интересов, тождественных с интересами развития предприятий, вследствие чего их управление обречено быть менее эффективным.

Всё остальное, что касается принципов организации либерально-рыночной экономики ныне сведено в «десять заповедей» так называемого «Вашингтонского консенсуса». Термин «Вашингтонский консенсус» был введён в 1989 г. американским экономистом Джоном Уильямсоном. Однозначных формулировок «Вашингтонского консенсуса» нет, поскольку в произведениях самого Уильямсона, его последователей и комментаторов формулировки видоизменялись с течением времени .

Тем не менее, вне зависимости от конкретики тех или иных его формулировок, именно дух «Вашингтонского консенсуса» на протяжении почти четверти века определял принципы вовлечения в процесс глобализации экономических систем «проблемных» для Запада (главным образом развивающихся и постсоциалистических) государств.

И к числу его жертв ныне можно отнести и РФ , а не только страны Латинской Америки, по отношению к которым «Вашингтонский консенсус» был впервые сформулирован в последние годы существования СССР. По сути он и был той идейной основой, опираясь на которую, МВФ и США оказывали «консалтинговые услуги» и предоставляли финансово-экономическую «помощь» своим подопечным, которые в результате этого утрачивали экономический суверенитет и сталкивались со множеством бедствий, из этого факта проистекающих.

Не греша против духа «Вашингтонского консенсуса», его принципы можно изложить так :

1. Бюджетная дисциплина. Государства должны если не ликвидировать бюджетный дефицит, то свести его к такому минимуму, который был бы приемлем для частного капитала.

2. Особая направленность расходов госбюджета. Субсидии потребителям и дотации производителям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь на первоочередную медицинскую помощь, на начальное образование и на развитие инфраструктуры.

3. Налоговая политика. База налогообложения должна быть как можно более широкой, но ставки налогов — умеренными.

4. Процентные ставки. Процентные ставки по кредиту должны складываться на внутренних финансовых рынках, и государство не должно вмешиваться в этот процесс. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдерживать бегство капиталов.

5. Обменный курс. Страны должны ввести такой обменный курс своей валюты, который способствовал бы их экспорту, делая экспортные цены их продукции более конкурентоспособными.

6. Торговый либерализм. Квоты на импорт должны быть отменены и заменены таможенными тарифами. Таможенные тарифы на импорт должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, импорт которых необходим для производства товаров в стране для последующего экспорта
из неё

7. Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний из-за рубежа. Условия конкуренции для иностранных и местных фирм должны быть одинаковыми.

8. Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий, поскольку частные предприятия считаются более эффективными, чем государственные.

9. Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении участников рынка, не имеющ их возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. Следует стремиться к тому, чтобы в перспективе покончить с государственным регулированием экономики и с государственным сектором.

10. Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы при постоянном усилении их защиты. Этому должна быть подчинена и законодательная база, и правоприменительная практика.

Исходные формулировки «Вашингтонского консенсуса» взяты из публикации «Вашингтонский консенсус как “мыслеобразующий механизм нового этапа глобализации”» . Они уточнены с учётом политической практики и формулировок в таблице, приведённой в упомянутой выше статье Ананьева и др. .

В политической практике применение «Вашингтонского консенсуса» часто сопровождается наличием ещё одного пункта, формально не относимого к «консенсусу» по оглашению, но сопутствующего его признанию по умолчанию:

«МВФ, который является главным «штабом» Бреттон-Вудской системы, активно выступает за запрет альтернативных доллару валют. В странах, потерявших свою экономическую независимость, это выражается в системе currency board, которая прямо требует привязки эмиссии национальной валюты исключительно к размерам долларовых резервов. Фактически это означает, что в таких странах все активы уже котируются в долларах, а внутренний инвестиционный ресурс отсутствует» .

Принцип currency board со всеми вытекающими из него последствиями действует и в постсоветской России , что означает фактический отказ от связи эмиссионной политики с масштабами и потребностями реального сектора народного хозяйства, что порождает дефицит оборотных средств предприятий и тем самым не только гарантированно блокирует развитие производства, но и влечёт за собой его деградацию.

Принципы «Вашингтонского консенсуса» лежали в основе политики МВФ и экономических отношений США с «проблемными государствами» и со странами «третьего мира» и до того, как Уильямсон впервые их сформулировал.

Но после этого «Вашингтонский консенсус» стал подаваться обществу, политикам и экономистам как научно обоснованный свод гарантий успеха эконо мического развития государства , которые якобы столь же безальтернативны, как и законы природы. Уильямсон был убеждён, что экономические проблемы могут иметь столь же несомненные решения, как проблемы естественнонаучные.

На этом основании он по сути ставил вопрос о признании положений «Вашингтонского консенсуса» в качестве аксиом и об их выведении за рамки «политической повестки дня», аргументируя это тем, что «никто не чувствует себя ущемлённым из-за того, что в политических дебатах не представлена партия, настаивающая на том, что земля плоская» .

В действительности принципы «Вашингтонского консенсуса» это — не законы природы, и не законы экономического развития, а свод правил так или иначе навязываемых странам-колониям, соблюдение которых обеспечивает успешное решение глобально-политических задач метрополии, представленной странами Запада и, прежде всего, — США. По всем основным положениям эти правила согласованно противоположны действующей финансово-экономической практике самих развитых в научно-техническом отношении стран Запада.

1.2. Либерально-рыночный блеф и реальность

Либерально-рыночный блеф проистекает из воззрений Адама Смита (1723 — 1790), высказанных им во второй главе четвёртой книги работы «Исследование о природе и причинах богатства народов» (англ.: «An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations», 1776 г.):

«... всякий человек употребляет капитал на поддержку промышленности только ради прибыли, поэтому он всегда будет стараться употреблять его на поддержку той отрасли промышленности, продукт которой будет обладать наибольшей стоимостью и обмениваться на наибольшее количество денег или других товаров.

Но годовой доход любого общества всегда в точности равен меновой стоимости всего годового продукта его труда или, вернее, именно и представляет собой эту меновую стоимость.

И поскольку каждый отдельный человек старается по возможности употреблять свой капитал на поддержку отечественной промышленности и так направлять эту промышленность, чтобы продукт её обладал наибольшей стоимостью, постольку он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик.

Разумеется, обычно он не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей. Предпочитая оказывать поддержку отечественному производству, а не иностранному, он имеет в виду лишь свой собственный интерес, и осуществляя это производство таким образом, чтобы его продукт обладал максимальной стоимостью, он преследует лишь свою собственную выгоду, причём в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения; при этом общество не всегда страдает от того, что эта цель не входила в его намерения.

Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это » .

Однако вопреки такого рода декларациям о благости рыночного либерализма на практике либерально-рыночная экономическая модель работает качественно иначе.

Деятельность всего множества предпринимателей на всех специализированных рынках подчинена максимизации их ЧАСТНЫХ доходов и сокращению издержек каждого из них любыми путями. Это действительно так, но это вовсе не означает, что не регулируемый — так называемый «свободный» — рынок работает на удовлетворение общественных интересов.

Он этого в принципе делать не может потому, что:

. Если прибыль, которую можно извлечь за пределами своего государства, ожидается выше, чем в своём государстве, то производство будет перенесено в другие страны в ущерб интересам своего общества и государства.

. Максимизация доходов и сокращение издержек достигается сплошь и рядом путём нарушения нравственно-этических норм общества, переносом инвестиций в производство губительной для общества продукции, развивающей его пороки. Бизнес на пороках оказывается самым высокорентабельным. Для многих предпринимателей ориентация на него становится их личностной нормой поведения («Ничего личного: это просто бизнес» — Альфонсо Капоне, американский гангстер). Один из идеологов либерализма Айн Рэнд (1905 — 1982) провозгласила правомочность такой позиции недвусмысленно:

«Вы спросите, какие у меня моральные обязанности перед человечеством? — Никаких, только обязанности перед самой собой». «Единственная моральная цель человека — его собственное счастье» .

«Выражение “делать деньги” является основой человеческой морали.

Пока вы не поймёте, что деньги — корень добра, вы будете идти к самоуничтожению. Если деньги перестают быть посредником между людьми, люди превращаются в объект произвола.

Кровь, кнут, дуло пулемёта — или доллар.

Делай выбор! Другого не дано! Время пошло!» .

Соответственно, большинство общества, не являющееся собственниками капитала, доходы от которого позволяют жить, не работая по найму, представляет собой всего лишь один их многих «экономических ресурсов», эксплуатируемых капиталистами на тех или иных законных либо незаконных основаниях.

. Рынок не способен к целеполаганию в отношении образа жизни страны и развития её экономики (а мировой рынок не способен к этому, но уже на глобальном уровне).

. Рынок не содержит в себе механизма самонастройки экономики государства на достижение поставленных политиками целей или жизненных идеалов народа.

. Есть виды деятельности, общественно необходимые, но не осуществимые на принципах коммерческой самоокупаемости вообще или в объёме, необходимом для устойчивого и безопасного развития общества. В частности, это касается фундаментальной науки, опытно-конструкторских разработок, образования, здравоохранения, многих видов художественного творчества.

. Есть множество коммерчески эффективных видов деятельности, которые наносят вред обществу прямо или опосредованно, препятствуя общественному развитию вплоть до того, что способны вызвать катастрофу культуры или медико-биологическую катастрофу общества.

Научно-технический прогресс в либерально-рыночной экономике сопровождается тем, что часть населения становится «экономическим избыточным». При исторически сложившейся организационно-технологической структуре востребованности профессий и конъюнктуре попавшие в эту категорию люди становятся лишними и как трудовые ресурсы, и как неимущие, лишённые заработка потребители, вследствие чего социальная система их уничтожает тем или иным способом. В разные эпохи и в разных странах это делалось по- разному: смертная казнь «за бродяжничество» в Великобритании в эпоху первой промышленной революции; алкоголизм и наркотики в наши дни — повсеместно.

В силу выше изложенного, либерально-рыночная экономическая модель античеловечна. Вопреки либерально-рыночному блефу, реально действующее законы либерально-рыночного ценообразования таковы, что по факту они из поколения в поколение воспроизводят массовую нищету и бескультурье, запустение и биологическое опустошение территорий, на фоне чего сверхбогатое меньшинство «бесится с жиру» и сетует на лень, тупость и озлобленность простонародья, не желающего честно работать на эту систему.

И этот вывод подтверждается исторической практикой множества государств, в число которых попала и постсоветская Россия.

Возражения против сказанного со ссылками на пример США, Японии, развитых стран Европы безосновательны, поскольку, во-первых, ни в одной из экономически успешных стран к настоящему времени нет либеральнорыночной экономики, а во вторых, в действительности они преуспели в организации жизни за счёт других государств.

В каждой из них, главным образом под воздействием Великой октябрьской социалистической революции и «великой депрессии» конца 1920-х — 1930-х гг., сложилась своя система государственного регулирования рынков, дополняемая системой государственного планирования социально-экономического развития. Вследствие этого со второй половины ХХ века их экономики не имеют ничего общего с представленной выше либерально-рыночной экономической моделью, кроме названия их экономик — «рыночная».

Во всех них системы государственного регулирования рынков и государственного планирования социально-экономического развития профи- лактируют и компенсируют негативные явления, порождаемые либеральнорыночной экономической моделью в её чистом виде, которые получили в экономической теории название «провалы рынка».

Рыночная экономика, полностью соответствующая либерально-рыночной экономической модели и «десяти заповедям» «Вашингтонского консенсуса» — удел бывших колоний, которые после обретения суверенитета де-юре, по- прежнему остаются колониями де-факто, если анализировать структуру их валового внутреннего продукта (ВВП) и экспортно-импортные балансы.

Т.е. бывшие колонии стали криптоколониями, не обладающими экономическим суверенитетом, вследствие чего их экономики работают не на интересы собственного развития, а на интересы иностранного капитала, бывших метрополий и транснациональных корпораций, а культ рыночного либерализма в их обществах служит для поддержания их криптоколониального статуса.

О несоответствии реальной экономики развитых в научно-техническом отношении государств либерально-рыночной экономической модели и культовым в них экономическим теориям писал Дж. К. Гэлбрейт ещё в 1973 г. , а также в 2004 г. .

В реальном секторе экономик развитых в научно-техническом отношении стран с так называемой «рыночной экономикой», Дж. К. Гэлбрейт на примере США выделил две подсистемы, взаимодействующие друг с другом, которые он называет «рыночной системой» и «планирующей системой» .

В «рыночной системе» множество фирм действительно функционируют в условиях конкуренции на рынках товарной продукции, соответствующей их профилю. «Рыночная система» включает в себя большей частью мелкий и средний бизнес (главным образом семейный), который в силу своей отраслевой принадлежности и специфики рынков, на которые работает, не имеет перспектив когда-либо стать крупным.

Но то, что писал А. Смит в приведённой выше выдержке из его трактата, в современных условиях отчасти соответствует тому, что происходит в «рыночной системе».

Но кроме неё есть ещё «планирующая система», и то, что в ней происходит, не имеет ничего общего с тем, что писал А. Смит. «Планирующая система» включает в себя большей частью крупные корпорации, которые малочисленны в сопоставлении с количеством фирм, принадлежащих «рыночной системе».

Фирмы «планирующей системы» подчинили себе цены на рынке своей продукции и производственные издержки, работают на основе внутрифирменного долгосрочного планирования и внутриотраслевого и межотраслевого сговора о ценах, объёмах производства, политике зарплаты и т.п.

Это практически полностью устраняет какую бы то ни было конкуренцию между ними (в общепринятом понимании этого явления) за рынки и покупателей. Сговор основан на принципах «само собой разумения», носит неформальный характер и потому не подпадает под действие антимонопольных законов и законов о нечестной конкуренции.

Целью деятельности фирм в «планирующей системе» является не максимум прибыли в краткосрочной перспективе, как это свойственно большинству фирм в «рыночной системе», а приемлемый уровень гарантированных доходов на долгосрочных интервалах времени. В удовлетворении потребностей общества и в разрешении его проблем они участвуют только в тех пределах, которые не мешают решению их главной задачи — получению гарантированных приемлемых доходов на продолжительных интервалах времени.

Если же интересы общества и его проблемы становятся помехой при осуществлении этой цели, то они предпринимают усилия к тому, чтобы подчинить государство своим корпоративным интересам и навязать свои интересы обществу в качестве его смысла жизни. Это нашло своё выражение в широко известном афоризме «то, что хорошо для Дженерал Моторс, — хорошо и для Америки». И это же породило общество потребления ради потребления, двигателем которого является стремление собственников капиталов к получению прибылей и сверхприбылей.

Кроме того, рынок даже без государственного планирования и регулирования не является действительно свободным. Дело в том, что он реально подвластен трансгосударственному сообществу, контролирующему институту кредита со ссудным процентом в глобальных масштабах и биржи. Распределение кредитов и ставок по ним является средством управления «финансовым климатом».

В результате такого управления распределением кредитов (прежде всего долгосрочных, инвестиционных), возможностей расплатиться по кредитам и заведомой невозможности расплатиться по ним одни государства могут быть экономически успешными, а другие обречены на нищету, бескультурье, бегство населения и экономический геноцид.

Изложенное выше это — то о чём в либеральном мире публично говорить не дозволяется, прежде всего, не дозволяется говорить высоко поставленным публичным деятелям. Так бывший директор-распорядитель МВФ Доминик Стросс-Кан в апреле 2011 г., выступая перед студентами Университета им. Дж. Вашингтона в Нью-Йорке, заявил: «Кризис разрушил интеллектуальные основы мировой экономики, которыми мы руководствовались на протяжении четверти века.

Теперь нам нужна глобализация нового рода, более справедливая глобализация, глобализация с человеческим лицом» . — По сути Д. Стросс- Кан выразил порицание «Вашингтонскому консенсусу», лежащему в основе деятельности МВФ. И менее чем через два месяца после этого заявления Д. Стросс-Кан был свергнут с поста директора-распорядителя МВФ под предлогом, по внешней видимости никак не связанным с его публичным порицанием глобализации, осуществляемой на принципах рыночного либерализма.

Этот эпизод из недавней истории подтвердил правоту Дж. К. Гэлбрейта в его мнении о роли экономической теории в политике:

«Насаждение полезных (для проведения той или иной политики: наше пояснение по контексту) верований особенно важно ввиду способа, которым осуществляется власть в современной экономической системе. Он состоит, как отмечалось, в том, чтобы побуждать человека отказаться от целей, к которым он обычно стремится, и осуществлять цели другого лица или организации.

Имеется несколько способов добиться этого. Угрозы физических страданий — тюрьмы, кнута, пытки электрическим током — относятся к древней традиции. Так же обстоит дело и с экономическими лишениями — голодом, позором нищеты, если человек не хочет работать по найму и тем самым принять цели работодателя. Все большее значение приобретает убеждение, которое состоит в изменении мнения человека таким образом, чтобы он согласился, что интересы другого лица или организации выше его собственных.

Дело обстоит именно так, поскольку в современном обществе физическое насилие, хотя и одобряется до сих пор многими в принципе, на практике наталкивается на неодобрение. Кроме того, с ростом доходов люди становятся менее уязвимы в отношении угрозы экономических лишений.

Соответственно убеждение (в формах, которые будут рассмотрены в дальнейшем) превращается в основной инструмент осуществления власти. Для этого жизненно важное значение имеет существование представлений об экономической жизни, которые были бы близки представлениям организаций, осуществляющих власть.

То же самое относится и к процессу обучения, посредством которого насаждаются такие взгляды. Он или просто направлен па убеждение людей, что цели организации фактически полностью совпадают с их собственными целями, или подготавливает почву для такого убеждения.

Представление об экономической жизни, при котором люди рассматриваются в качестве инструментов для осуществления целей организации, было бы гораздо менее полезно и удобно.

Содействие, которое экономическая теория оказывает осуществлению власти, можно назвать ее инструментальной функцией в том смысле, что она служит не пониманию или улучшению экономической системы, а целям тех, кто обладает властью в этой системе.

Частично такое содействие состоит в обучении ежегодно нескольких сот тысяч студентов. При всей его неэффективности такое обучение насаждает неточный, но все же действенный комплекс идей среди многих, а может быть большинства, из тех, кто подвергается его воздействию. Их побуждают соглашаться с вещами, которые они в ином случае стали бы критиковать; критические настроения, которые могли бы оказать воздействие на экономическую жизнь, переключаются на другие, более безопасные области.

Это оказывает огромное влияние непосредственно на тех, кто берется давать указания и выступать по экономическим вопросам. Хотя принятое представление об экономике общества не совпадает с реальностью, оно существует.

В таком виде оно используется как заменитель реальности для законодателей, государственных служащих, журналистов, телевизионных комментаторов, профессиональных пророков — фактически всех, кто выступает, пишет и принимает меры по экономическим вопросам. Такое представление помогает определить их реакцию на экономическую систему; помогает установить нормы поведения и деятельности — в работе, потреблении, сбережении, налогообложении, регулировании, которое они считают либо хорошим, либо плохим. Для всех, чьи интересы таким образом защищаются, это весьма полезно» .

По сути это мнение Дж. К. Гэлбрейта — развёрнутое пояснение закономерности, представленной нами на рис. В-1 во Введении.

Дж. К. Гэлбрейт высказался по вопросу о расхождении либерально-экономических теорий и экономической реальности развитых в научно-техническом отношении государств политкорректно. М.Л. Хазин высказался по этому же вопросу прямолинейно: он отнёс авангард современного рыночного либерализма — монетаристов — к числу тоталитарных сект:

«Вопросы о том, что такое экономическая теория, как она соотносится с реальностью, границы и возможности её применения, способы верификации и т.д., и т.п. являлись важной частью философии с самых давних времен. Концепций на эту тему разработано множество, и все они направлены на то, чтобы дать возможность более или менее стороннему наблюдателю понять, насколько та или иная теория объективно отражает мир. К сожалению, как только речь заходит об общественных науках, все умные теории заканчиваются и начинается голая пропаганда. (...)

И сегодня мы видим, что либерально-монетаристская «мафия» навязывает, используя все свои возможности по контролю над СМИ, экспертным сообществом, международными финансовыми организациями и т.д., и т.п., свою теорию народам и правительствам. А те бы и рады что-то сделать, но находятся в ловушке, поскольку любое отклонение от «линии партии» приводит к жуткой критике в СМИ (что для современных политиков смерти подобно) в части «ориентации на маргиналов», «отсутствия команды и опыта» и прочее.

Поскольку монетаристы связаны своими идеологическими штампами, то и реальные механизмы они оценивают достаточно «криво» и модели применяют на сегодняшний день совершенно неадекватные» .

Поэтому выход из-под власти неприемлемой системы и её идеологов (так называемых «светил экономической науки»), наносящих прямой и косвенный ущерб развитию народов России, возможен только путём выработки и внедрения в учебный процесс адекватных и управленчески состоятельных воззрений на экономическую деятельность общества.

О глобальной политике, т.е. о политике, ориентированной на достижение целей в отношении глобальной цивилизации в целом, речи нет и быть не может, поскольку глобальный исторический процесс в либеральном понимании представляет собой заведомо не управляемый процесс «конкуренции самобытных культур».

Отметим, что соцобеспечение по старости и инвалидности в этот перечень не входит. Это подразумевает: каждый должен заботиться о себе сам либо уповать на не гарантированные помощь родных и близких и частную благотворительность. То же касается медицинского обслуживания и получения образования сверх некоего обязательного для всех минимума. Нет в этом перечне и науки — ни фундаментальной, ни прикладной, которые не способны к непосредственной самоокупаемости на принципах коммерческой деятельности.

То есть речь идёт о стимулировании импорта компонентов более сложных продуктов, технологического оборудования, технологий для удовлетворения интересов внешних потребителей за счёт производственного потенциала страны, но не о развитии производства в целях обеспечения собственного социальноэкономического развития.

Для приверженцев буржуазного либерализма это — аксиома, не требующая ни доказательств, ни критериальной базы для подтверждения её состоятельности на практике.

Это можно понять из выступления В.В. Путина на «Форуме действий» «Общероссийского народного фронта» 18.11.2014 г.: «Потому что доходы бюджета не страдают. Понимаете, дело в том — я уж, чтобы закончить с этим и, может быть, не возвращаться, с другой стороны, к этому вопросу, — если нам закупать нужно по импорту, то да, нам нужно теперь больше рублей, для того чтобы конвертировать в доллары или в евро и закупить. Но, когда мы продаём единицу товара за доллар или за евро, то теперь у нас получается больше рублей. Вот мы раньше продали товар за доллар, а ввезли в страну 35 рублей. Вроде как один доллар, но это 35 рублей. Сегодня продали за тот же доллар, но в страну ввезли уже не 35, а 47 — 49 рублей (выделено нами при цитировании: полностью соответствует принципу currency board). И поэтому при необходимости конвертировать назад, мы можем это сделать. Это во-первых.

То есть у нас доходы бюджета не изменились. Они даже, я могу вам сказать, они даже увеличились на курсовой разнице. И поэтому для тех, кто живёт у нас в стране, в рублёвой зоне, пользуется рублями и покупает в наших магазинах наши товары, вообще ничего не должно меняться. Там, где надо по импорту покупать, надо что-то переоценить, где-то больше обратиться к возможностям внутреннего рынка, что хорошо по очень многим соображениям. А там, где не обойтись без импорта, будем покупать. Мы ничего не сокращаем. Ни одной из наших программ социального плана» (Официальный сайт Президента РФ: http://kremlin.ru/transcripts/47036 ).

Алиса Розенбаум, получив образование, эмигрировала из СССР в США в 1926 г. Тиражи её книг о сущности буржуазно-либерального капитализма и его морально-этическом оправдании на протяжении нескольких десятилетий ХХ века уступали в США только Библии. На произведениях Айн Рэнд сформировалось миропонимание политического неолиберального истэблишмента США конца ХХ — начала ХХ! веков. В частности, о ней в таком качестве вспоминают Алан Гринспен (возглавлял Федеральную резервную систему США с 1987 по 2006 г.) и Хилари Клинтон (супруга бывшего президента США Уильяма Дж. Клинтона, а в период президентства Барака Х. Обамы в 2008 — 2012 гг. — госсекретарь США).

Предмет изучения экономической теории. Что изучает микроэкономика?

Экономическая наука - наука о том, как люди и общество выбирают способ использования дефицитных ресурсов для того, чтобы произвести разнообразные товары и услуги и удовлетворить потребности различных индивидов и групп общес䵂ва.
Можно сказать: противоречие безграничных потребностей и ограниченных ресурсов, микро- и макроэкономика, экономическая политика, основные вопросы экономики.

Микроэкономика - составная часть экономической теории, изучающая экономические взаимоотношения между людьми и определяющая общие закономерности их хозяйственной деятельности.

Микроэкономика - это наука о принятии решений, изучающая поведение отдельных экономических субъектов. Ее основными проблемами являютЈя:

o цены и объемы выпуска и потребления конкретныЌ благ;

o состояние отдельных рынков;

o распределение ресурсов между альтернативными целями.

Микроэкономика изучает относительные цены, т. е. соотношения цен отдельных благ, в то время как абсолютный уровень цен изучает макроэкономика.

Непосредственным предметом микроэкономики являются: экономические отношения, связанные с эффективным использованием ограниченных ресурсов; принятие решений отдельными субъектами экономики в условиях экономического выбора.

Главная задача экономических субъектов микроэкономики заключае䵂ся в том, чтобы осуществить экономический выбор, обусловленный ограниченностью ресурсов. В любом обществе ограниченность ресурсов вынуждает делать выбор с целью решения следующих вопросов:

· что производить и в каком объеме;

· каким образом производить избранные виды благ;

· кто получает то, что произведено;

· какой объем ресурсов использовать для текущего потребления и какой - для будущего.

Микроэкономика дает представление о движении индивидуальных цен䤠и имеет дело со сложной системой связей, именуемой рыночным механизмом. ОѴа рассматривает проблемы затрат, результатов, полезности, стоимости и цены в том виде, в каком они формируются в непосредственном процессе производства, в актах обмена на рынке.

Микроанализ претерпел определенную модификацию, в частности расширился объект микроэкономики.

Ведущие современные экономические школы

НЕОКЛАССИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ . Слияние двух подходов.

Неоклассический синтез представляет собой дальнейшее развитие и вместе с тем в некотором роде "примирение" подходов к анализу экономических процессов. Если, 䴺 примеру, Кейнс довольно критически оценивал способность цен гибко реагировать на перемены рыночной конъюнктуры, то представители неоклассического синтеза стремились "реабилитировать» цены, доказывая, что они способствуют оптимальному распределению и наиболее полному использованию ресурсов. Рассматривая проблему занятости, сторонники "смешанной" системы выражают несогласие с "неполной занятостью", выдвинутой Кейнсом. В то ѿе время корректируются взгляды противников Кейнса.

Основная идея "синтеза" заключается в том,iчтобы разработать более общую экономическую теорию, отражающую изменения в хозяйственном механизме, результаты позднейших исследований и все позитивное, что содержится в работах предшественников.

Особенности неоклассического синтеза:

1) Для неоклассического синтеза характерно расширение и углубление тематики исследований. Речь идет не о коренном пересмотре, а о развитии общепринятой теории, создании систем, объединяющих, согласующих различные точки зрения;

2) Широкое использование математики в качестве инструмента䤠экономического анализа;

3) Сторонники неоклассического синтеза уточняли старые и разрабатывали новые проблемы в соответствии с изменениями, происходящими в индустриальной основе и механизме рыночной экономики. Дискутируя с оппонентами, они стремились синтезировать традиционные взгляды с новыми представлениями и подходами.

СОВРЕМЕННОЕ КЕЙНСИАНСТВО.

Сторонники современного кейнсианства исходят из䤠того, что в капиталистическом хозяйстве существуют устойчивые причины, способные вызвать болезненные отклонения от стабильѴости роста и полного использования ресурсов, а поэтому необходимо вмешательство государства для их корректировки.

Современное кейнсианство вряд ли можно назвать макроэкономической теорией эффективного спроса. Акценты смещены на другие области анализа, связанные в первую очередь с функционированием рынков-капиталов, товаров и труда. И здесь основное внимание уделяется анализу проблем, порождаемых активным воздействием финансовой сферы на ход реального производства.

Следующей важнейшей проблемой, разработкой которой занято современное кейнсианство, является развитие теории ценообразования как новой основы макроэкономики. Цель этой теории – показать особенности ценообразования в реальных условиях современного капитализма, когда преобладание крупных фирм способных в определенных пределах регулировать цены и объемы производства, сочетается с господством сильных профсоюзов и коллективными ѽоговорами о заработной плате, когда в процессы ценообразования вмешивается государство, то есть в условиях существования регулируемых рынков товаров и рабочей силы. В этой новой ситуации (несовершенной конкуренции) цены не изменяются настолько быстро и эластично, чтобы в достаточно короткий срок привести в равновесие новое соотношение спроса и предложения (“расчистить рынок”). В итоге фирмы реагируют на изменение ситуации на рынках колебаниями объемов производства, результатом которых и являются длительные отклонения от состояния равновесия с неполным использованием производственных мощностей и рабочей силы.

Кризис кейнсианства последних десятилетий вызвал оживление неоклассического направления, но он же способствовал возникновению новых тенденций в самом кейнсианстве. Конечно, различия между этими двумя ведущими направлениями современной экономической науки нельзя абсолютизировать. Они касаются главным образом исходных представлений о механизмах приспособления экономики к неравновесным ситуациям или “несове䵀шенствам” рынка, о скорости этого приспособления и о том, кто, в конечном счете, способен быстрее, эффективнее и дешевле поправить дело – рынок или государство.

ЛИБЕРАЛЬНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ.

Возникновение либерализма как течения западной экономической мысли относится к ХVIII веку. В его основе лежит политическая философия либерализма, кредо которого – знаменитый принцип “laisser faire” (“не мешайте действовать”) – можно раскрыть, как разрешить людям делать, что они хотят, предоставить им право быть самими собой в экономической деятельности и в вероисповедании, культуре, повседневной жизни и мысли.

Неолиберализм – направление в экономической науке и практике хозяйственной деятельности, имеющее в основе принцип саморегулирования экономики, свободной от излишней регламентации.

Современные представители экономического либерализма следуют двум, в известной мере традиционным, положениям: во-первых, они исходят из того, что рынок (как наиболее эффективная форма хозяйствования) создает наилучшие услѷвия для экономического роста, и, во-вторых, они отстаивают приоритетное значение свободы участников экономической деятельности. Государство должно обеспечить условия для конкуренции и осуществить контроль там, где отсутствуют эти условия. Практически (и это в большинстве случаев вынуждены признавать неолибералы) государство теперь вмешивается в экономическую жизнь в широких масштабах и в различных формах.

По сути, под названием неолибералов выступает не одна, а несколько школ. К неолиберализму принято относить чикагскую (М.Фридман), лондонскую (Ф.Хайек), фрайбургскую (В.Ойкен, Л.Эрхард) школы.

Современных либералов объединяет общность методологии, а не концептуальные положения. Одни из них придерживаются правых (противники государства, проповедники абсолютной свободы), другие – левых (более гибкий и трезвый подход к участию государства в экономической деятельности) взглядов. Сторонники неолиберализма обычно выступают с критикой кейнсианских методов регулирования экономики. В США и в некоторых других западных䤠странах современная неолиберальная политика опирается на ряд экономических подходов, получивших наибольшее признание. Это – монетаризм, который предполагает, что капиталистическая экономика имеет внутренние регуляторы и управление должно опираться преимущественно на денежно-кредитные инструменты; экономическая теория предложения, придающая важное значение экономическим стимулам; теория рациональных ожиданий: наличие информации позволяет предвидеть последствия экономических решений.

В целом укреплению идей либерализма в значительной степени способствовал успех экономической политики, основанной на принципах экономической свободы, которую в разные периоды проводили правительства ведущих стран Запада. Наиболее показательным в этом отношении может служить опыт Германии, Великобритании и США. Международный валютный фонд также во многом строит свою деятельность, исходя из идей либерализма, в частности, монетаризма.

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМ.

течение экономической мысли, институционализм сравнительно молод: его возникновениѼ и оформление как научной школы относится к к. ХIX века. Первый период развития институционализма получил наименование так называемой старой негативной школы. Второй этап продолжался с 40-х по 60-е годы ХХ века; с начала 70-х годов открывается новый – и пока последний – этап в развитии институционализма.

В институционализме выделяют три основные направления, обозначившиеся в конце XIX века: институционализм социально-психологический, социально-правовой и эмпирический (конъюнктурно-статистический). Все они, несмотря на общность фундаментальных положений, значительно отличаются друг от друга.

Пытаясь определить суть “институционализма” мы обнаруживаем черты, относящиеся к области методологии:

1) неудовлетворенность высоким уровнем абстракции, присущим неоклассике, и в особенности статистическим характером ортодоксальной теории цены;

2) стремление к интеграции экономической теории с другими общественными науками, или “вера в преимущество междисциплинарного подхода”;

3) недовольство недостаточной эмпиричностью классической и неоклассической теорий, призыв к детальным количественным исследованиям.

К этому следует добавить требование усилить “контроль общества над бизнесом”, то есть благожелательное отношение к государственному вмешательству в экономику.

Понятие “институционализм” включает два аспекта, это обычаи, традиции, нормы поведения, принятые в обществе, - “институции”. Во-вторых, это закрепление норм и обычаев в виде законов, организаций, учреждений, то есть “институтов”. Институты – формы и границы деятельности людей. Они представляют политические организации, формы предпринимательства, системы кредитных учреждений. Это налоговое и финансовое законодательства, организация социального обеспечения, связанное с хозяйственной практикой. Институциональный подход означает анализ не только экономических категорий и процессов в чистом виде, но и институтов, внешнеэкономических факторов.

Институционалисты считают, что концепции неоклассиков схематичны, и оторваны от реальности. Ведь цены фактически не определяются свободной конкуренцией (ее давно нет), а фиксируются теми, в чьих руках находится экономическая власть, то есть государством.

Политическая экономия, считают институционалисты, наука не о функционировании, а о развитии общества. Она должна отойти от традиционных подходов. Важно не просто регулировать экономические процессы, а менять картину экономического развития. В состав экономического учения должна входить теория общественного управления. Наука не должна ограничиваться изучением функциональных зависимостей, а государственное регулирование сводится лишь к поддержанию условий конкуренции. Это слишком узкий подход. На первом плане должны находиться проблемы эволюции экономических систем, раскрывающие механизм происходящих изменений.

• Рецепт теста для оладьев
• Как приготовить вкусные оладьи
• Кулинарные рецепты и фоторецепты
• Яблочный пай American apple pie
• Рецепт компота из ранеток: готовим «витаминную бомбу» без стерилизации
• Вкусный салат «Грибная поляна» — рецепт с изюминкой
• Быстрые бисквиты: простые рецепты
• Молочная пшенная каша в мультиварке «Редмонд» и «Поларис» — идеальный завтрак для всей семьи
• Разноцветное печенье macarons
• Салат с корейской морковью и куриной печенью

• Что значит ингибирует обратный захват нейромедиаторов
• Джимнема Сильвестра: лечебные свойства растения и применение препаратов на его основе для снижения сахара крови и похудения
• Лечение зависимости от лекарственных препаратов киев Как называется человек зависимый от лекарств
• Фенхель что это такое Фенхель: применение в медицине, ароматерапии, кулинарии
• Что такое кортизол, как выявить его дисбаланс и научиться контролировать
• Храм у Соломенной сторожки: история и фото Церковь в дубках
• Храм святителя чудотворца николая на водах - ченстоховская икона божией матери Ченстоховская икона божией матери где находится
• Московский иоанно-предтеченский храм под бором
• Смоленская икона Божией Матери «Одигитрия
• Икона и молитва богородице избавительница от бед