Греческая поэзия читать. Стихи древнегреческих поэтов. Поэтические переложения. Значение любви у древних греков




Поэтов и философов античности мало интересовал вопрос того, что собой являет любовь. В своих рассуждениях они не придавали ей налета таинственности, что было свойственно авторам последующих этапов становления литературного жанра. Любовь воспринималась как есть – как часть окружающего мира, закономерное дополнение к наличию богов, людей и животных. Для древних греков любовь была на уровне притягательности. Это чувство сопоставимо со многими повседневными вещами.

Как же выражали поэты античности свое отношение к противоположному полу? Для этого они часто прибегали к распространенном у методу – отождествляли её с различными мифологическими образами.

Значение любви у древних греков

Привычного для нас слова «любовь» в единственном его значении, у древних греков не существовало. Они разделяли это чувство на несколько типов, в зависимости от направленности. В наше время такой подход кажется несколько странным, но для жителей Эллады это было нормой жизни, позволяющей избежать путаницы и недопонимания. Так греки могли избежать ситуаций, когда кто-то описывает свои глубокие чувства, перемежевывая разговор словами «любовь», «люблю», и т.п., хотя на самом деле имеет в виду не отношения между мужчиной и женщиной, а состояние увлеченности, плотской страсти или просто преданности другу.

В древнегреческой поэзии встречается описание как минимум четырех видов любви:

1. Эрос – страстные, плотские отношения между мужчиной и женщиной, которые способны довести друг друга до безумия. Олицетворением и покровителем такой любви является не кто иной, как греческий бог Эрос.

2. Филия – душевная привязанность, приязнь к материальным вещам, близким людям, родине. Филия рассматривалась как более мягкое, дружеское отношение, и могла употребляться даже в смысле любви к познанию. Отсюда пошел термин «философия» - в переводе с древнегреческого – «любовь к мудрости».

3. Агапэ – ещё более мягкий, чем филия тип любви. Отличается жертвенностью по отношению к ближнему. Впоследствии, понятие Агапэ перешло в раннее христианство, начавшее свое развитие на закате культуры язычества. Братские трапезы, устраиваемые сторонниками христианства, носили название «агапы».

4. Сторге – любовь внутри семьи, которая отличается особой привязанностью.

Любовь могла не отличаться стабильностью, переходя от одного типа в другой. Кроме перечисленных выше, Платон в своих трудах описывает ещё три вида отношений – людус (любовь, основанная исключительно на страсти), мания (болезненная, ненормальная иногда – одержимая любовь), и прагма (притворная любовь ради выгоды, брак по-расчету).

Древнегреческая любовная поэзия

Стихи древнегреческих поэтов, посвященные любви во всех её проявлениях, часто находят на всей территории современной Греции, включая как материковую её часть, так и острова. Это неудивительно, особенно с учетом того, как греки воспринимали подобные чувства. Считая их полностью естественными, они не придавали им особого значения. На одну ступень ставились как отношения между мужчиной и женщиной, так и дружба, семейные узы, любовь к родине.

Несмотря на внешнее спокойствие и уравновешенность, греки всегда являлись южным средиземноморски м народом, склонным к полной открытости чувств. В отличие от современности, когда любовь считается делом интимным, во времена Эллады таких предубеждений ещё не существовало. Страсть, любовь и привязанность выражались устно и письменно, ставя явственный отпечаток на литературу, в особенности – поэзию. Ведь что лучше, чем стихи, написанные от чистого сердца, может выразить всю гамму чувств, терзающих мысли человека? Даже с точки зрения современности, древнегреческие стихи отличаются естественностью, открытостью и некоторой наивностью, что делает их прекрасным образцом подобного творчества.

Любовная поэзия Сапфо

Говоря о любовной поэзии Древней Греции , невозможно не упомянуть Сапфо Митиленскую , которая жила и творила на острове Лесбос. В основе её лирических произведений лежат мотивы любви и расставания, дополненные явлениями природы, поклонения богам и прочих элементов древнегреческого быта. Используя традиционные фольклорные формы, Сапфо наполняет их личными переживаниями. Основная отличительная черта творчества поэтессы – напряженная страсть, открытая демонстрация чувств, выраженные просто и ясно, с некоторой долей наивности.

Сапфо понимала любовь не так, как традиционные писатели того времени – для неё это чрезвычайно мощная сила, граничащая с беззащитной чудовищностью. Синтезируя душевные переживания и собственное восприятие, Сапфо передавала чувства именно так, как понимала их – в её поэзии встречаются красочные сравнения с огнем под кожей, звоном в ушах, непередаваемой дрожью.

Любовная лирика Эллады не теряет своей актуальности и на сегодняшний день. Невидимой нитью она проходила сквозь все исторические периоды, оказывая сильнейшее влияние на писателей средневековья, эпохи Возрождения и последующих исторических этапов, вплоть до современности. Стихи того времени несравненно отображают внутренние душевные переживания влюбленных, горечь разлуки, жгучую ревность и пылкую страсть. Используя сравнения чувств обычного человека с явлениями природы, древнегреческие писатели добивались ошеломляющего эффекта. К сожалению, современный перевод не может полностью отобразить суть произведений, не потеряв при этом часть вкладываемого автором смысла, но сохранившиеся любовные стихи все равно не перестают удивлять. Полная открытость, естественность и обилие страсти – вот те главные черты, отличающие греческую лирику от творчества более поздних авторов. Литературные приемы, которые использовали поэты Эллады, могут послужить отличным образцом для последующих поколений.

    Греческая комедия от древности до наших дней. Развитие комедийного жанра.

    Остров Миконос

    Среди лазурной глади Эгейского моря лежит один из самых известных и посещаемых островов Средиземноморья – остров Миконос. По некоторым подсчетам, за туристический сезон (май-октябрь) остров посещает примерно один миллион человек. Согласно легенде, в древности остров населяли гиганты. Но Геракл, пришедший сюда, уничтожил их всех, но они не умерли, а превратились в скалы и камни острова.

    Смоляные вина Греции

    О греческой мастике написано много, но не все знают, что деревья, из которых она производится, произрастают исключительно на острове Хиос, знаменитой родине Гомера. Можно даже сделать предположение, что Гомер также жевал мастику много тысячелетий тому назад, как и его потомки жевательную резинку в наши дни. Во времена османских завоеваний мастика была хорошо известна в гареме султана, ее использовали как уникальное средство для отбеливания зубов и освежения дыхания. Сегодня поговорим о том, как греческая мастиха улучшала свойства вина и использовалась в качестве природного консерванта.

    Сократ родился в Афинах и был сыном скульптора Софрониска и повитухи Фенареты. Сам Сократ тоже занимался искусством ваяния, возможно, до сорокалетнего возраста, когда прекратил это и занялся философией. Вскоре он собрал вокруг себя юношей и посвятил всю свою жизнь беседам с ними.

Античная лирика

ВВЕДЕНИЕ

Говоря «античная лирика», мы разумеем лирику двух не только разных, но и весьма различных народов - греков и римлян. Поэзия римская - в прямой зависимости от греческой, но это не продолжение и не копия: у римской поэзии немало своих национальных черт. Объединение лирики греческой и римской в единое понятие лирики «античной» оправдано общностью культуры языческого рабовладельческого общества, заложившей основы культуры Средиземноморья, то есть в большой мере новой Европы.

У поэзии греков и римлян различна и судьба. Римской поэзии лучше была обеспечена жизнь в последующих веках. В таких странах, как Италия или Франция, древнеримская культура, по существу, никогда не угасала, даже тогда, когда восторжествовало христианство и когда эти цветущие, богато цивилизованные области оказались ареной варварских нашествий. Даже в самые глухие годы раннего средневековья она теплилась в монастырских кельях и только ждала времени, когда ее произведения снова станут насущным хлебом филологов и поэтов. У более древней поэзии греков не было этой относительно счастливой обеспеченности. Если Гомер и Гесиод уцелели в общем крушении Эллады, то лирика греков, за малыми исключениями, почти целиком пропала. В Византии ранней греческой лирикой интересовались преимущественно ученые, извлекая из нее нужные им грамматические примеры, которые для нас и остаются иногда единственным материалом, дающим понятие о том или ином поэте.

Непоправимый удар античному литературному наследству нанесла гибель Александрийской библиотеки.

Приходится собирать остатки древней греческой лирики, как колосья в поле после снятия урожая, воссоздавать утраченное по отдельным фрагментам. Пусть же читатель, стремящийся познакомиться с лирикой Древней Эллады, помедлит в недоумении и печали среди этого беспощадного опустошения, не удивляясь тому, что наряду с немногими счастливо сохранившимися образцами его вниманию будут предложены обрывки, обломки, по которым ему трудно будет составить себе понятие о целом. Впрочем, иные краткие стихотворения лишь кажутся фрагментами, - на самом деле они так были написаны.



Ранее VIII века до н. э. лирики, принадлежавшей определенным авторам, в Элладе не существовало. Народ, конечно, пел, но еще не писал. То было время, когда за поэтом-лириком не стояло никаких литературных предшественников.

Зато народное творчество было в расцвете. По всей Греции, по азийскому побережью, по островам Архипелага певцы-рапсоды разносили эпос Гомера, навсегда ставший для античной поэзии сокровищницей тем и словесного выражения. А рядом с профессиональными певцами девушки и юноши, по случаю возвращения весны, сбора винограда или просто сопровождая свои полудетские игры, распевали нехитрые песенки, как у всех народов на земле.

Такие песни, как «О ласточке» или об игре в «черепаху», - вот те узенькие просветы, через которые мы заглядываем в мир греческой народной лирики древнейших времен.

Начиная с VIII и тем более VII века правомочно уже говорить о греческой лирике как о выделившемся жанре литературной поэзии. VII век был временем формирования эллинского политического единства на основе сосуществования ряда отдельных, нередко враждовавших друг с другом племен, из которых рано выдвинулись на культурную арену доряне, ионяне, эолийцы. Они нахлынули с востока и с севера и теперь осваивали малоазийский берег, острова и гавани греческой земли. В этом процессе вырабатывался дух воинственной предприимчивости. В общем подъеме громко заявила о себе лирическая поэзия, связанная уже с определенными, иногда полумифическими именами. Смутной тенью проходит в памяти человечества образ певца Орфея.

В развитии искусств тех отдаленных времен не наблюдается параллелизма. Когда народ успел уже создать величественнейший из эпосов мира, когда и лирика с быстротой неслыханной достигла высокого уровня, другие искусства Греции были еще в периоде становления. Архаическая Ника Архерма кажется принадлежащей эпохе куда более ранней, чем стихи того времени.

Мы впали бы в ошибку, подумав, что тот или иной жанр лирики был бесспорно первым по времени в развитии греческой поэзии. «Мелика», то есть песенный жанр, появился примерно одновременно с поэзией «ямбической», нередко окрашенной сатирически; тогда же возникла поэзия «гимнов», то есть хоровая лирика религиозного или хвалебного рода; вступил в свои права и элегический дистих (двустишие), нашедший позже широкое применение в элегии и эпиграмме. О возможности какого-либо хронологического уточнения тут говорить не приходится.

Особенно горестна утрата столь многих мелических произведений. В них наиболее выражено было личное лирическое начало. В дошедших до нас такая прозрачность и непосредственность чувств, какая может быть лишь у поэзии, еще не удалившейся от своего прямого источника - поэзии народной.

Мелическая лирика была связана неразрывно со струнной музыкой. Исполняя стихи-песни, поэт брал лиру (кифару), садился и пел, держа ее на коленях и перебирая струны пальцами или плектром. Лира издавала чистый и звонкий, но скудный для нашего современного слуха звук, даже когда к лире добавлено бывало еще несколько струн, превращавших ее в «барбитон».

Мелическая лирика изначала имела свое топографическое средоточие: недалекий от азийского побережья остров Лесбос с главным городом Митиленой. На этом обширном и богатом острове, заселенном племенем эолийцев, культура приобрела некоторые своеобразные черты. Женщине предоставлялась на Лесбосе значительная свобода, между тем как в Аттике того же времени женщины были подчинены строгим нормам эллинского «домостроя».

На Лесбосе, как, впрочем, и в некоторых других местах Греции, рано возникли свои музыкально-поэтические студии, куда приезжали учиться из разных областей эллинского мира.

Одну из таких студий возглавляла, в конце VII - начале VI века, знаменитая поэтесса Сафо (точнее - Сапфо). Она родилась на Лесбосе, и только раз ей пришлось уехать временно в изгнание по причинам политическим. Сафо была замужем, знала радости материнства. Она жила в условиях утонченной роскоши. Прекрасная собой, гениально одаренная женщина достигла преклонных лет в окружении своих постоянно сменявшихся учениц. С ними ее связывала восторженная дружба, находившая выход в пламенных, страстных стихах. Для некоторых она сочиняла свадебные песни - эпиталамы. Предание о том, что Сафо покончила с собой из-за несчастной любви к некоему Феону, - досужий вымысел позднейшего времени.

Судьба сохранила для нас один из шедевров великой зачинательницы эллинской медики, озаглавленный у нас «Гимн Афродите» (античная лирика не применяла названий). Кто бы ни был адресатом этих стихов, его обессмертило чувство поэтессы, выраженное с чудесной музыкальностью и стройностью. Другой шедевр Сафо «Богу равным кажется мне по счастью // человек…», через пятьсот лет переведенный на латинский язык Катуллом, может по праву считаться классическим образцом поэзии любви. Сохранившиеся в большом количестве фрагменты свидетельствуют, что умная, многосторонняя поэтесса способна была и на сатирические и на философские высказывания. Она откликалась и на житейские события. Читатель найдет среди ее стихов и чуткие воссоздания природы, как, например, в стихотворении «Пещера нимф».

Рядом с родоначальницей любовной лирики возвышается ее современник, тоже лесбосец, поэт Алкей. Судя по стихам, он был влюблен в свою знаменитую соотечественницу, но она ответила ему отказом, заключенным в суровое четверостишие.

Алкей и Сафо делят между собой славу основоположников эллинской мелики, но они очень различны. Сафо прежде всего - женщина. Алкей всецело мужествен. Политическая борьба заполняет помыслы поэта. Меч в руке сменяет пиршественную чашу. Призывы постоять за родину, то есть за Лесбос, чередуются с резкими инвективами против политических противников. Алкей одновременно с Сафо был изгнан, когда правителем стал Питтак, глава противоположной партии. Прощенный Питтаком, он возвратился и дожил до глубокой старости, отмеченной, судя по его стихам, усталостью от жизненной борьбы. Среди его наследия не могут не привлечь внимания два стихотворения: «Буря» и «Буря не унимается», где живописуется буря на море, не без политической аллегории, или столь примечательное и в познавательном отношении стихотворение о доме, где все готово для военного предприятия, где дом «Медью воинской весь блестит…».

Непосредственность мироощущения и художественная верность дали стихам Сафо и Алкея силу пережить тысячелетия. Мы и сейчас читаем их стихи почти как современную поэзию.

Следуя за композицией тома, то есть, обозревая сначала мелику, перебросим мост через целое столетие. За пределами эолийского Лесбоса мы встретимся с поэтом, чье имя достаточно хорошо известно каждому. Мы имеем в виду ионийца Анакреонта, творчество которого не связано с каким-либо определенным местом - поэт переходил от одного правителя к другому до самой старости. Анакреонт, от стихов которого остались только фрагменты, - певец вина, любви, земных радостей, прекрасных юношей. Его поэзия полна призывов к веселью и вместе с тем вздохов о скоропреходящей молодости, о бренности жизни. Тематика Анакреонта узка, но популярность в последующие века огромна. Он оказал влияние на всю мировую лирику. Образовался специфический «анакреонтический» жанр, обязанный, впрочем, своим возникновением больше сборнику поддельных стихов в духе Анакреонта, созданных уже в римскую и даже византийскую эпоху. У нас слава Анакреонта подкреплена рядом переводов Пушкина.

Наиболее видный представитель ранней «хоровой» лирики - поэт VII века до н. э. Алкман. Несколько сохранившихся стихотворений дают возможность восстановить в общих чертах жизнь и образ поэта. Родившись в Азии, Алкман перебрался в Спарту и здесь утратил обычное для азийцев пристрастие к роскоши и усвоил стиль жизни своей второй родины. В стихотворении «Как-нибудь дам я треногий горшок тебе…» он выражает вкусы вполне «спартанские»: его удовлетворяет «подогретая каша», пища земледельца и воина. Но в душе у приемного спартанца таились родники истинно поэтического мироощущения. Пересеченные ущельями суровые высоты Тайгета внушили Алкману строки редкой красоты. Он чутко прислушивается и присматривается к природе. При чтении его стихотворения «Спят вершины высоких гор…» невольно вспоминаются «Горные вершины…» Лермонтова. Но основное в творчестве Алкмана - это тексты песен, писанных им для девичьих хоров. Алкман был руководителем певческой школы девушек, - пожалуй, точнее назвать ее по-современному «хоровой капеллой». Суровый спартанец нашел для этих хоровых песнопений много женственной мягкости, и свежесть их не может не пленять.

Хоровая лирика непосредственно после Алкмана не дала выдающихся представителей. Впоследствии, к концу VI столетия, она нашла широкое применение на театре, составив лирические части трагедии, преобладавшие еще у Эсхила над речевыми текстами драмы. При пополнении хоровой лирики в качестве сопровождения применялась флейта в форме длинной двойной дуды.

Жанр «гимнов», то есть торжественной лирики, носил сперва преимущественно религиозный характер, но к V веку в значительной степени утратил его. Светскими одами-гимнами прославил себя и свою родину величайший лирик того времени Пиндар (521–441 гг. до н. э.). В отличие от таких лириков, как Алкей, он чуждался политических конфликтов, как внутренних, так и международных. Пиндар неизменно сохранял сознание всеэллинского единства. Он пользовался единодушным признанием. Характер его поэзии и личный характер обеспечили ему дружбу с видными деятелями и государями различных областей. Широта политических воззрений сочеталась у Пиндара с последовательной позицией миролюбца, и это не могло не привлекать к нему сердца народа. К сожалению, наше представление о творчестве Пиндара односторонне. Известно, что его лирические произведения были разнообразны. Они исполнялись под музыку при различных обстоятельствах, от храмовых церемоний до застольного веселья. Надо думать, что такие стихи-песни бывали писаны стилем и языком сравнительно простым. Этого нельзя сказать о тех его произведениях, которые нам знакомы. От Пиндара до нас дошли полностью только его «Эпиникии», числом 45, - похвальные гимны в честь победителей в конских ристаниях на всенародных играх - истмийских, пифийских и других. В Древней Греции победа на спортивном состязании почиталась крупным патриотическим событием, - победитель отстаивал честь своего племени, своего «полиса». Нередко соотечественники увековечивали его подвиг, ставили ему памятник при жизни. Такого рода памятникам соответствуют оды Пиндара.

На поэзию Пиндара падает тенью вся та масса подражаний его стилю, какие возникли в новой европейской поэзии, особенно в торжественном одописании XVIII века. Но отрешимся от этой вторичности восприятия, - все равно поэтика его эпиникий представляется нарочитой, стиль - высокопарным. Не удивительно, что литературная наставница Пиндара, беотийская поэтесса Коринна, неоднократно побеждала его на поэтических состязаниях - она писала понятным народу стилем и языком.

Уже у древних есть указания на то, что Пиндар был малодоступен для своих современников, и это не требует доказательств. В его мифологических отступлениях много мотивов из редких непопулярных мифов, причем, излагая их, поэт пользуется намеками, угадать смысл которых не каждый в состоянии. Всякие недомолвки ведут к недоступности смысла, к выставлению напоказ своей образованности. Это удовлетворяет самолюбие слушателя и угождающего ему автора. А между тем именно мифологические отступления составляют главную массу эпиникий. Непосредственное обращение к герою дня большею частью бывает кратким. Благодаря недоговоренности эти отступления теряют в повествовательности, хотя довольно многословны. Сам Пиндар говорит в одной из од:

Дел великих всегда многословна хвала;

Но из многого малое любит мудрец

В разновидной приять красоте…

Благородные, морально возвышенные мысли, разумные поучения носителям власти вкраплены в мудреный, полный пафоса текст, - ими оправдывается общая легковесность Пиндаровых эпиникий.

Пиндар - первый из поэтов, относившийся к своему творчеству, как профессионал: он писал стихи по заказу общин или отдельных лиц и получал денежное вознаграждение. Нельзя сказать, чтобы эта сторона деятельности не ощущалась в стиле его одописания. Прославление победителей неизбежно приводило к налету лести, - так Пиндар проложил дорогу многим «воспевателям» сильных мира сего. Однако возвышенный пафос Пиндара много благороднее, чем угодливость обычных придворных стихотворцев.

Эпиникии Пиндара написаны сложными, сменяющимися размерами и разделены на строфы и антистрофы, что сближает их с хорами трагедий. Пышное, хотя и искусственное словотворчество, богатая, роскошная образность, наконец, вообще то особое превосходство, какое бывает лишь у высокоодаренных и законченных мастеров своего дела, законно ставят Пиндара на вершину греческой лирики V столетия.

В этом столетии завершилось разобщение лирики с музыкой, лира и флейта перестали быть непременными участницами исполнения стихов. Этот процесс был постепенным и неравномерным: уже в VII столетии поэты стали свои стихи записывать, тогда же начали появляться в стихах обращения к «читателю».

Распространенным жанром древнейшей лирики были и «ямбы». Название определяется размером стиха, который впоследствии, в своем тоническом варианте, стал излюбленным метром русской поэзии. Этот размер с его энергической поступью был приспособлен к выражению не столько пылких и нежных переживаний, сколько таких эмоций, где давался выход трезвой или ожесточенной, нередко едкой и насмешливой мысли.

Отцом ямбической лирики считается Архилох, он же был, по-видимому, и изобретателем ямба как метра. Годы его деятельности приходятся на то время, когда Сафо и Алкей еще не родились, то есть на вторую половину VIII и первую половину VII века. Архилох был как раз из тех новоселов Архипелага, чье вторжение изменило культурный облик Греции. Его жизнь, поскольку можно проследить ее по сохранившимся стихотворениям и фрагментам, - это военные налеты, это подвиги, но и грубые выходки наемного воина-моряка, это трудная, полная опасностей повседневность. Обозначается и характер зачинателя ямбической лирики: Архилох был человек дикий, страстный, вояка и драчун, мстительный и жестокий, мастер выпить, охотник до случайных женщин. Судьба у него была не только беспокойная, но и несчастливая. В личной жизни его произошла драма: он полюбил девушку из богатой семьи. Ее отец сперва обещал Архилоху выдать за него дочь, но потом передумал. Если бы он мог предвидеть, какой грязью обольет оскорбленный жених и его самого, и его неповинную дочку, он, вероятно, предпочел бы все же отдать ее домогателю. Рассвирепевший поэт не погнушался, видимо, и прямой клеветою. Позднейшие времена романтизировали происшедшую семейную распрю: создалась легенда, будто скомпрометированная ямбами Архилоха девушка покончила с собой, и даже не одна, а будто бы вместе с сестрою.

Архилох отразил в своей поэзии то, чему научила его жизнь, - твердость духа перед лицом опасности, спокойное признание силы обстоятельств. Архилох не был избалован жизнью, и его стихи чужды ее очарований. Язык его стихов груб, порою непристоен. Все это весьма далеко от мелики героического и нежного Лесбоса. Никакой лиры не можем мы представить себе в руках Архилоха, только резкую фригийскую дудку. Но так и видишь, как он своей мускулистой ногой притоптывает на каждом «сильном» слоге ямба, - обычный прием при исполнении ямбических стихов.

В стихах Архилоха - энергия молодых народных сил, так и рвущихся в бой. Искренность его предельна. Архилох - это примитивный, первичный двигатель культуры. Кроме того, он не только создатель ямба. Иногда поэт сменяет его, в пределах одного и того же стихотворения, на другие метры. Это заставляет предполагать, что он обладал даром импровизации, что перемена метра или даже выдумка нового стихотворного ритма была для него делом мгновения. В сохранившемся наследии Архилоха чистых ямбов не так много.

Архилох не чужд и «элегического дистиха», то есть сочетания одной строки гекзаметра с одной строкой стиха, который обычно неправильно называют «пентаметром». Об этой форме дает нам понятие двустишие Пушкина:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи,

Старца великого тень чую смущенной душой.

Стихи, писанные такой формой, назывались в античности «элегиями». Тогда термин «элегия» не означал непременно стихотворения с печальным содержанием. Правда, и в Греции элегии не полагалось, как застольной песне, славить чувственные радости бытия, но раздумья, обычно присущие элегии, еще не определили ее как жанр. В эллинистическое время любовная тема широко зазвучала в элегической лирике. Пусть во времена аттической гегемонии, в классическом V веке, элегия была еще второстепенным жанром, - вскоре она стала господствующим. Длинный ряд поэтов прославил этот род поэзии в эллинистическое время. Элегию полюбили в Риме. А потом, в эпоху Возрождения, - на искусственной латыни - элегия получила свое второе рождение. Немало элегий создано и европейскими поэтами нового времени.

Элегия обычно имела спокойное течение, она приспособлена была к выражению серьезных мыслей, морализированию, рассуждению; ею удобно было пользоваться и для приветственных выступлений. Простой язык элегий ничего общего не имеет с пышностью Пиндаровых эпиникий и предваряет будущие достоинства ораторского стиля. В отличие от мелики, слагавшейся на различных диалектах, элегия писалась неизменно на ионийском. Исполнялись элегии еще в VI столетии под аккомпанемент флейты. Для этого приглашался специальный флейтист или флейтистка, иногда же сам поэт играл в перерывах декламации.

Среди древнегреческих элегиков читатель встретит знакомые ему имена. Таков Тиртей, ставший символом поэзии, воодушевляющей воинов на битву.

Доля прекрасная - пасть в передних рядах ополченья,

Родину-мать от врагов оберегая в бою, -

эти строки могли бы служить эпиграфом ко всему творчеству Тиртея. Предание говорит, что Тиртей, хромой школьный учитель, был прислан спартанцам в насмешку, когда они, повинуясь оракулу, попросили своих союзников-афинян дать им полководца. Но оракул не ошибся: Тиртей своими стихами сумел воодушевить спартанских воинов и обеспечил Спарте победу.

Писал элегии и Солон, известный законодатель Афин, одна из обаятельных фигур эллинской древности. На элегиях Солона в известной мере отразилась его деятельность. В его стихах видна глубокая вера в «благозаконие». Он сурово обличает пороки, но не в плане сатиры, а лишь морального увещания. В заслугу себе Солон ставит то, что никогда не стремился к тирании, не шел путем насилия, не поощрял дурных людей, - из-за этого он нажил себе врагов. Стихи Солона «Моей свидетельницей пред судом времен…», подводящие итог его государственной деятельности, исполнены величия. Мы не можем не сокрушаться, что из его поэмы о Саламине, содержавшей сто стихов, время сохранило всего восемь. Политическая пламенность этих восьми строк заставляем еще горше сожалеть об утрате остальных.

По имени не так широко известен, но поэтически значителен элегик VI века Феогнид. Это один из немногих относительно пощаженных временем: из созданного им уцелело около ста пятидесяти более или менее цельных стихотворений (не все, однако, в этом наследии достоверно). Феогнид - поэт-скептик, он мучается неразрешенными вопросами бытия, он в недоумении своем дерзко обращается к самому Зевсу. Он недоволен миром, он сердится. Его стихи, обращенные к юноше Кирну, - наставления, исходящие из глубокого, почти родительского чувства. Политическая пристрастность придает стихам Феогнида особую напряженность. Едва ли многие соотечественники могли сочувствовать его даровитым, но в высшей степени антидемократическим элегиям. Некоторые стихи, приписываемые Феогниду, повторяют стихи Солона, - это доказывает, что и древние, составляя поэтические сборники, не могли порою разобраться в наследии своих давних поэтов.

Отцом элегии любовной считается Мимнерм (VI в.). Ему принадлежит знаменитая, часто повторяемая строка:

Что за жизнь, что за радость, коль нет золотой Афродиты!

Кроме первой элегии, начинающейся этим стихом, в ничтожном по количеству уцелевшем наследии Мимнерма нет прямой любовной тематики, зато много обычной скорби о быстропроходящей юности, о неверности человеческого счастья. Каждый, кто дожил до старости, не может не оценить таких строк, как:

Старость презренная, злая. В безвестность она нас ввергает,

Разум туманит живой и повреждает глаза.

Мимнерм стал образцом для многих элегиков александрийского направления и элегиков римских. Древние упоминают, что Мимнерм был и выдающимся музыкантом.

Поэты-элегики не ограничивали себя однажды полюбившейся поэтической формой, поэтому определение «элегик» следует понимать лишь как указание на главную, характерную линию в их творчестве.

Некоторые элегики, не ограничиваясь любимой ими формой, остались в истории поэзии главным образом как изобретатели новых стихотворных размеров. Таков Фалек (III в.), создавший особый одиннадцатисложный стих, носящий его имя и широко применявшийся в поэзии римской. Таков Гиппонакт, своеобразный поэт, неудачник и бедняк, изобретший для своей горько-насмешливой поэзии «хромой ямб». Таков Асклепиад, чье имя сохранено в названии особой строфической системы.

Не меньшим разнообразием отличался и жанр эпиграммы. Эпиграмма близка к элегии по простоте и сжатости языка, а также по преимущественному пользованию элегическим дистихом. Само название жанра многое раскрывает в его особенностях. «Эпиграмма» означает «надпись». Если при слове «медика» перед нами возникает образ поющего поэта с лирою в руках, то термин «эпиграмма» вызывает в воображении гладь мраморной плиты с вырезанными на ней буквами.

Эпиграммы не носили в древности непременно острого характера, не «вцеплялись в глаза», как эпиграммы нового времени. Античная эпиграмма - это коротенькое стихотворение, относящееся к какому-нибудь определенному человеку, обстоятельству, местности, предмету. Среди эпиграмм много надгробных, так называемых «эпитафий», много и эротических. Есть философские эпиграммы, - они составляют раздел «гномов», - есть и социально заостренные.

Нет возможности даже бегло охватить ту массу эпиграмм, какие сохранились до нашего времени, главным образом благодаря популярности этого рода лирики в эллинистическую, римскую и даже ранневизантийскую эпоху, когда из них были составлены обширные сборники. Знакомясь с эпиграммами, представленными в настоящем томе, читатель отметит, что в эпиграмматическом роде упражнялись не только такие выдающиеся поэты, как, например, Феокрит, автор III века, знаменитый своими «буколическими», то есть пастушескими идиллиями, но и писатели, чью славу составили сочинения совсем иного плана: среди эпиграмматиков он найдет и философа Платона, и прозаика Лукиана, и комедиографа Менандра, и поэта-ученого Каллимаха, директора Александрийской библиотеки.

Характер эпиграмматического творчества и само его происхождение из надписи определяет его отношение к музыке. Эпиграмма не пелась и музыкой, как правило, не сопровождалась.

Вступая в эллинистический период, то есть к началу III века, древнегреческая лирика - и не только одна лирика - успела растерять лучшие свои ценности. Это было участью всего эллинского искусства. Мелика замолкла первой. Что же касается элегии и эпиграммы, то эти два рода лирики пришлись по вкусу новой эпохе, особенно в своем любовном и сатирическом аспекте, и закономерно перешли из измельчавшей Эллады в новорожденный центр культуры - Рим, где и медика вскоре получила великолепное, хотя и вторичное развитие.

Лирика Древнего Рима обозримее, нежели греческая. От нее сохранилось если не все, то многое, и крупнейшие поэты представлены с завидной полнотой. Кроме того, вообще развитие римской поэзии шло этапами, более явственно уловимыми.

Греция была овеяна духом музыки. Без лиры или флейты в течение нескольких веков не существовало лирической поэзии. Народная песня продолжала потаенно звучать в произведениях мелики, хотя и утратив с нею непосредственную связь.

Римский народ вообще не был музыкален. До нас не дошло ни единой древнеримской народной песни, хоть и есть указания, что какие-то песни пелись, - по-видимому, больше военные. Не было у римлян и своего Гомера. Римская поэзия развилась из подражания греческим предшественникам, но, и не питая своих корней источниками народного творчества, не имея законных предков, смогла достичь высоты, достойной великого народа.

Расцвет римской лирики приблизительно совпадает с правлением Августа. Этот период обычно называют «золотым веком» римской поэзии: именно в эти годы писали самые прославленные поэты - Вергилий, Гораций, Овидий. Но наше современное восприятие готово отдать предпочтение поэту, творившему еще только в преддверии «золотого века» - Каю Валерию Катуллу.

Катулл, живший в первой половине I столетия до н. э., был, как Цицерон, по слову Тютчева, «застигнут ночью Рима», то есть сменою республиканского строя единовластием. Когда Цезарь перешел Рубикон и подходил к Вечному городу, республиканец Катулл встретил его вызывающей эпиграммой:

Меньше всего я стремлюсь тебе понравиться, Цезарь, -

Даже и знать не хочу, черен ли ты или бел.

В этой эпиграмме и других стихах, гневно язвивших соратников Цезаря, - не только политическая позиция юного поэта, но и проявление его характера. Катулл привез с собою из северной Вероны простодушие и прямолинейность. Впоследствии выпады против Цезаря были милостиво ему прощены. Трудно решить, пренебрегал ли Цезарь колкостями поэта или опасался его едкого языка, но факт тот, что поэтические дерзости Катулла сошли ему с рук.

Обжившись в столичной атмосфере Рима, Катулл вскоре стал центром небольшого, но одаренного кружка сверстников. Стихи, обращенные к Лицинию Кальву и другим друзьям, невольно приводят на память отношение Пушкина к лицейским товарищам. Вообще в темпераменте и многих чертах лирики Катулла замечается сходство с нашим великим поэтом.

Молодые литераторы во главе с Катуллом были увлечены греческой поэзией эллинистической эпохи. Тогда старые ценители литературы недоверчиво называли их «новаторами». Таковыми они и были на самом деле. Сам Катулл переводил александрийца Каллимаха. Но он отдал дань и древнейшей лирике Эллады: перевел, как уже было сказано, мелический шедевр Сафо, применив впервые на латинском языке «сапфическую» строфу. Он ввел и другие, новые для римской поэзии, размеры: одиннадцатисложный стих Фалека и «хромой ямб» Гиппонакта. Греческая лирика была для Катулла вовсе не предметом слепого подражания - ему при его одаренности незачем было кому-либо «подражать», - но поэтической школой. В смысле выработки литературного языка и стихотворной техники у поэтов I века до н. э. были и свои отечественные предшественники: драматурги Плавт и особенно Теренций, в течение многих веков считавшийся образцом классической латыни. У сочленов кружка Катулла обязательным считалось превосходное знание стихосложения и стилистики. За Катуллом даже утвердился эпитет «doctus». Но нет ничего ошибочнее такого определения, если принимать его за основную характеристику. У Каллимаха основой поэзии была именно ученость. У Катулла - она лишь средство владения мастерством, а настоящая стихия его лирики - непосредственное чувство, отклик на все явления жизни, особенно личной. Это естественно, поскольку то было время, когда внимание стало пристально сосредоточиваться на индивидуальном, человеческом.

Все находило отражение в легких, остроумных, изящных, порою малопристойных, порою грубоватых, часто едко сатирических «безделках», как любил называть свои стихи их молодой автор. Приходится с грустью подчеркивать молодость поэта: как и многих гениальных людей, Катулла постигла ранняя смерть, - он умер от неизвестной нам причины, едва перейдя тридцатилетний возраст. Может быть, виновата была изнуряющая жизнь, которую вел Катулл, оказавшись в Риме, - вспомним, какой пример распущенности подавал в свои юные годы сам Цезарь. Но, может быть, причиной быстрого упадка сил была и несчастная, мучительная любовь. То была злосчастная страсть, но благодаря ей Катулл оказался в ряду самых выдающихся авторов любовной лирики.

Стихи, обращенные к Лесбии, отражают все перипетии его любви, о которой даже трудно сказать, была ли она взаимной, и если да, то долго ли. Имя «Лесбия» - поэтический псевдоним Клодии - напоминает нам о далекой мелике Лесбоса. Лесбия принадлежала к небезызвестной и обеспеченной семье, но сама постепенно скатывалась к неразборчивому разврату, и это доставляло глубокое страдание вольному в стихах, но по существу целомудренному поэту.

Цикл стихов, обращенных к Лесбии или относящихся к ней, вызвал впоследствии, особенно в эпоху Ренессанса, множество подражаний и отражений. Даже в искусственных ренессансовых имитациях лирические стихи Катулла не теряют своего изящества. Следует заметить, что тогда особенно ценились именно «изящные» произведения поэта, - его стихи, где тема любви принимает поистине драматические тона и достигает силы потрясающей, оставались в тени.

В стихах Катулла перед нами проходит, вернее, мелькает повседневность этого просвещенного кружка грекофильствующих «новаторов», беспечных юношей, ютящихся в многоэтажных домах с дешевыми квартирами, литераторов, у которых «одна паутина в кармане», которым, будучи приглашенными «откушать», лучше прийти с собственным обедом, приправленным смехом и остротами. Одна из забав - сочинение экспромтов, то, что мы назвали бы «буриме», если бы античность применяла рифму. Стихи Катулла так живы и точны, что чувствуешь себя как будто возлежащим за скудным столом этой веселой молодежи. Кружок Катулла - прообраз будущих литературных богем.

Целый ряд лирических произведений Катулла выходит за рамки любви к Лесбии, отношений с друзьями и ранних политических инвектив. Таковы «Эпиталамы», особенно посвященная бракосочетанию Винии и Манлия, где выступает характерная для римской поэзии черта: слияние греческой поэтики с реалиями италийской жизни, - в этой эпиталаме, вслед за традиционным призыванием бога Гименея, идет обширная вставка с «фесценнинскими шутками», весьма откровенными, составлявшими неотделимую часть римских свадеб.

Преждевременная смерть брата вызвала несравненную по чувству и нежности элегию поэта. Эта элегия показывает, насколько Катулл был достойным преемником греческих элегиков и не менее достойным предвестником элегиков римских.

В целом новшество лирики Катулла и вся деятельность «новаторов» была тем ферментом, который разрушал прежние, устаревшие эпико-драматические формы древнейшей поэзии Рима и обновлял ее новой, как бы весенней свежестью.

Катулл прожил в Риме всего пять-шесть лет. Кроме выезда на Восток в свите префекта, Катулл еще один раз оторвался от своей столичной жизни, чтобы посетить родную виллу на берегу озера Гарда. В двух стихотворениях, относящихся к этому посещению, запечатлелась мягкая, умевшая любить душа поэта.

Горацию было лет десять, когда скончался Катулл. Таким образом, творчество этих крупнейших поэтов-лириков разделено промежутком всего в каких-нибудь двадцать лет или даже того меньше. Между тем они могут по праву служить представителями двух сильно друг от друга отличных эпох, как политических, так и литературных. Ко времени, когда Гораций был облечен в тогу «мужа», республика фактически перестала существовать. Жизнь Горация прошла в кругу просвещенных людей века Августа, то есть того времени, когда народившийся абсолютизм создавал предпосылки к грядущим векам цезаризма с его мировым охватом, с его самовластием военных деятелей, со сменой ярких индивидуальностей, которые, будучи на императорском престоле, иногда возвышались единичными благородными фигурами, но чаще покрывали Рим позором и обливали кровью. Близость к окружению Августа наложила печать на содержание и общий тон его произведений.

Катулл мало заботился о личной славе и своем положении в обществе. Гораций, наоборот, отлично сознавал, какую роль призван он сыграть в истории римской поэзии, понимал, кому и чему служит. Если эпоха Катулла - время становления, исканий, радостной молодости искусства, то эпоха Горация - это уже зрелость со всеми ей присущими качествами. Язык, выработанный опытом ранних авторов и новаторами Катуллова кружка, достиг у Горация совершенной чистоты и ясности, мастерство стиха вышло из состояния первых достижений. В лирике Горация ощущается тот стиль, который с полным правом может называться «классическим», с преобладанием типического над характерным.

После Катулла в лирику Горация входишь, как в обширный благоустроенный атрий, где приятная прохлада граничит с холодом. Но была ли холодность общим свойством дарования Горация? Совсем другие возможности обнаруживаются у этого сдержанного лирика, как только он вне пределов лирического жанра. Об этом говорят две книги написанных им в молодые годы «Сатир», где наблюдательность, острота, юмор, характерность выказались во всей полноте своего реализма.

Глава IV. ЛИРИКА VII—VI ВВ. ДО Н. Э.

1. Лирическая поэзия: истоки и жанры. 2. Архилох. 3. Мастера элегии. 4. Монодинеская лирика. 5. Сапфо. 6. Анакреонт. 7. Хоровая лирика. 8. Пиндар.

В развитии древнегреческой литературы замечена закономерность: некоторые исторические эпохи характеризуются преобладанием определенных жанров. Архаический период, «гомеровская Греция» — время героического эпоса. VII—VI вв. до н. э. пора расцвета лирической поэздо.

Почему происходит подобная смена в художественных вкусах?

Ответ надо искать в глубоких социальных сдвигах в жизни греческого общества. Уходила в прошлое архаическая Греция. Традиции рода, отношения внутри племени, во многом определявшие поступки и мировидение величественных гомеровских героев, переживали кризис.

1. Лирическая поэзия: истоки и жанры.

Происходило разложение родовых отношений. Возвышалась захватывавшая общинные земли. Углублялось имущественное расслоение, разделившее аристократию и демос. Начали возникать небольшие города-государства, полисы.

Власть в полисах могла быть демократической, как в Афинах, или олигархической, как в Спарте. От слова «полис» происходит и наше слово «политика».

В результате борьбы между знатью и простыми бедными людьми в полисах власть захватывали т. н. тираны; при этом само понятие «тиран» первоначально означало в полисах «господин». Оно не обязательно соответствовало современному негативному значению, не связывалось с жестокостью и насилием. Тираном считали того, кто пришел к единоличной власти, не имея на то наследственных прав. Тираны, нередко выходцы из низов, в основном проводили политику, ориентированную на улучшение участи демоса, они поощряли ремесла, торговлю, понимали нужды культуры. Нередко тиранов свергали их соперники.

Позднее, когда в Афинах, уже в V в. до н. э., сложилась зрелая демократическая система, тирания стала восприниматься отрицательно, поскольку покоилась на принципе единовластия.

Чтобы придать блеск своему правлению, тираны приглашали поэтов, художников, скульпторов, покровительствовали им, оказывали материальную поддержку

С развитием полисов менялось и мироощущение эллинов. Если раньше грек осознавал себя частью родо-племенного коллектива, воплощал его настроения, то теперь он все более самоопределялся как личность, индивидуальность. Конечно, как гражданин, он нередко был патриотом родного полиса. Но у него была собственная судьба, чувства и переживания. Обращаясь к художественному творчеству, он говорил уже не от имени коллектива или народа, а от себя лично. Преобладающим стала не эпическая, а лирическая поэзия.

ПОЭЗИЯ И МУЗЫКА.

Первоначально понятие лирика относилось к тем поэтическим произведениям, которые исполнялись в сопровождении музыкального инструмента, лиры или кифары. Слово «лирика» в античности означало поэзию, предназначавшуюся для пения. Кифара была одним из распространенных щипковых инструментов в античной Греции. У нее был деревянный корпус с прямыми или фигурными очертаниями, по бокам возвышались две стойки, к корпусу крепились струны, число которых увеличилось с 4 до 7 Кифара использовалась как сольный или аккомпанирующий пению инструмент На кифаре играли стоя, держа ее перед грудью. Лира была струнным инструментом с более сложной, чем кифара, конструкцией. В основном на ней играли дети и подростки.

ЖАНРЫ ЛИРИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ.

Греческая лирическая поэзия уходит своими корнями в устное народное творчество. Она связана с любовными, свадебными и застольными песнями, с обрядовыми прославлениями и гимнами, а также погребальными заплачками. Важнейшими лирическими жанрами были элегия и ямб; оба они восходили к фольклорному песенному творчеству.

Истоком элегии были заплачки, но в литературном виде этот элегический жанр не обязательно носил грустный характер. Элегии исполнялись на пирах, народных сходках, иногда содержали призыв (как это было в знаменитой элегии «Саламин» Солона, о которой пойдет речь ниже). Нередко элегия строилась на чередовании гексаметра с пентаметром — это был т. н. элегический дистих.

Ямб восходил к песням, исполняемым на земледельческих празднествах, для которых характерны разгул, стихия, брани и злословия. Ямбическая строфа состояла из краткого (безударного — U) и долгого (ударного — /—/) слогов: U — /—/. Наиболее употребительный ямбический размер — триметр. К лирической поэзии относится и эпиграмма (от греч. надпись), законченное короткое стихотворение, посвященное какому-либо лицу или событию. Ее создателем считается Симонид Кеос- ский. Кроме того, бытовала и эпитафия, надпись на надгробном памятнике, написанная гексаметром или элегическим дистихом.

В VII—VI вв. до н. э. в Греции творили около десятка блистательных поэтов, оригинальных и высокоталантливых. Однако до нас дошла лишь малая часть их наследия, буквально крохи. Но крохи бесценные. Лишь несколько стихотворений сохранилось полностью. Остальные же — фрагменты, иногда состоящие из нескольких строк. Но и по тому немногому, чем мы сегодня располагаем, можно представить, сколь совершенны были эти создания. Как верно заметил один из критиков, впечатление от знакомства с древнегреческой лирикой таково, словно находишься в музее прекрасных скульптурных фигур, но ни одна из них не уцелела полностью.

Перед нами — груда обломков: человеческая голова, рука, часть торса. Но эти обломки производят впечатление благодаря изяществу отделки каждой детали, предполагающей классическую гармонию целого. По ним можно судить, сколь прекрасны были эти шедевры.

2. Архилох

Первым в этом перечне должен быть назван Архилох, живший между 689 и 640 годами до н. э.. Это была самобытная, мощная фигура: его по праву ставили в один ряд с Гомером и Эсхилом, хотя до нас дошло до обидного мало его стихов. Наиболее интересно Архилох работал как мастер ямба.

БИОГРАФИЯ.

Он родился на острове Парос в центре Эгейского моря. Остров представлял собой огромную мраморную глыбу, омываемую волнами, покрытую тощим слоем малоплодородной почвы. На каменистом плато паслись скудные стада, на скалистых склонах зеленели виноградники. Мрамор, главное богатство острова, еще не добывался. Тяжелые условия вынуждали многих паросцев уезжать на заработки или жительство в другие части Эллады. На самом острове не угасала борьба между знатью, владевшей лучшими землями, и простыми людьми.

Архилох был сыном богатого купца Телесикла и рабыни фракиянки Эсипо, т. е. был незаконнорожденным, о чем находим признание в его стихах. Это «низкое» происхождение, своеобразное «клеймо», всегда над ним довлело. С одной стороны, он был гражданином Пароса — с другой, не имел права наследовать имущество своего отца.

Шаткость своего материального положения Архилох компенсировал тем, что выбрал опасную долю наемника. Он возглавлял отряды воинов наемников, сражавшихся па острове Фасос и во Фракии. Называя себя «слугой Ареса», бога войны, он соединил, казалось бы, не сочетаемое: труд воин», исполненный лишений и тревог, с горячей любовью к поэзии, к «сладостному дару муз».

С жадностью не уставал перечитывать он Гомера, величавая манера которого была созвучна его суровой поэзии. Он говорил, что копьем замешан его хлеб, копьем добыто вино, и он пьет, опершись на копье. Ратная стезя определила тот дух волнующего драматизма, которым пронизаны его стихи. В стихотворении «О кораблекрушении» он повествует о катастрофе на море, жертвой которой стали некоторые граждане Пароса и один из его родственников.

Динамичный, энергичный стиль Архилоха чувствуется в строках стихотворения:

Скорбью стенящей крушась, ни единый из граждан, ни город
Не пожелает, Перикл, в пире услады искать.
Лучших людей поглотила волна многошумного моря,
И от рыданий, слез наша раздулася грудь.

На полях сражений во Фракии он многое увидел и пережил. И вынес убеждение в том, что человеку должно являть отвагу и стойкость среди жизненных невзгод. Его кредо высказано в таких строках:

Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой.
Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады — твердо стой, не трепещи!
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому не плачь!
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй;
Смену волн познай, что в жизни человеческой царит

Военная, походная доля пришлась по вкусу Архилоху. Но это не мешало ему высмеивать и товарищей, похвалявшихся мнимыми подвигами, и тщеславных, порочных командиров. Суров он и к самому себе. В одном из стихотворений признается, что однажды «бросил свой щит». Архилох понимает, что иногда надо выжить любой ценой. Он — отнюдь не трус. Бросив щит, он тут же добавляет, что это ничего не изменило, ибо он может добыть новый.

Человек мужественный, он не стыдится сознаться в том, что пришлось уступить превосходящему противнику Но стихотворение это навредило репутации Архилоха. Рассказывают, что, когда он прибыл в Спарту, жители этой страны потребовали, чтобы он удалился, ибо осмелился утверждать кощунственную ля лаконцев мысль, будто жизнь дороже славы, предпочтительнее потерять оружие, чем умереть.

«ЯЗВИТЕЛЬНЫЕ ЯМБЫ».

Архилох — первый греческий поэт, в творчестве которого тема любви звучит горестно, даже трагически. Архилох был влюблен в девушку Необулу и сватался к ней. Отец ее, богатый старик Ликамб, поначалу согласился выдать дочь замуж за Архилоха, но затем по не совсем понятным причинам отказал поэту. Он опасался, в частности, что Архилох, будучи незаконнорожденным, а следовательно, человеком без средств, собирался жениться, чтобы завладеть деньгами Необулы.

Уязвленный Архилох его жестоко высмеял. Его стихам, «язвительным ямбам», вообще была свойственна ироническая, сатирическая интонация. Архилох был человеком бурных, необузданных чувств и в любви, и в горечи. Обращаясь к Ликамбу, он писал:

Что в голову забрал ты; батюшка Ликамб,
Кто разума лишил тебя?
Умен ты был когда-то. Ныне ж в городе
Ты служишь всем посмешищем.

Он не уставал обличать Ликамба, который забыл и «клятву великую, и соль, и трапезу», видимо, имея в виду несостоявшуюся свадьбу Человек необузданных страстей, мало заботившийся о мнении окружающих, Архилох в ряде стихов не устает повторять, что не простит подобного поступка Ликамбу.

Как и некоторые поэты, он облекал свои мысли в аллегорическую, басенную форму. В одной из таких басен фигурируют два персонажа орел и лиса, под которыми, очевидно, надо разуметь Ликамба и Архилоха. Орел и лиса заключили договор, но орел его нарушает и занимается кормлением своих птенцов лисятами. У лисы отсутствуют крылья, дабы отомстить орлу, и она обращается за помощью к Зевсу:

О Зевс, отец мой! Ты на небесах царишь.
Свидетель ты всех дел людских.
И злых и правых. Для тебя не все равно
По правде зверь живет иль нет!

Орел же, радуясь своей безнаказанности, еще и издевается над лисой. Но справедливый Зевс отзывается на мольбы лисы. Когда орел похищает мясо, приготовленное для жертвоприношения, то вместе с ним прихватывает и горячие угли, которые заносит в свое гнездо. Там загорается пожар, и гибнут птенцы орла, понесшего заслуженное наказание.

Существовала версия, правда не подтвержденная, что язвительные стихи Архилоха, позорившие Ликамба и его детей, заставили последних покончить жизнь самоубийством. Но даже если это вымысел, то он отражает атмосферу в греческом обществе.

АРХИЛОХ И НЕОБУЛА.

Стихи Архилоха позволяют понять характер его отношений с Необулой. Поначалу их чувства были взаимны. Поэт не таит своего восторга перед девушкой. Сравнивает ее с прекрасной розой, с веткой миртовой:

Она так радовалась. Тенью волосы
На плечи ниспадали ей и на спину.

Необула — неотразима; даже «старик влюбился бы в ту грудь, в те мирром пахнущие волосы». Архилох поэт откровенных чувств:

От страсти обезжизненный,
Жалкий, лежу я, волей богов вкусив несказанные муки.

В другом стихотворении мы читаем:

Сладко — истомная страсть, товарищ, овладела мной!
Ни ямы, ни утехи мне на ум нейдут

Андре Боннар, блестящий знаток эллинской культуры, оценивает характер поэта: «Архилох — любовник по своему темпераменту, и любовник страстный. Желание его потрясает и миг наслаждения приводит в восторг И он бы силой вырвал этот миг счастья, если бы он только мог его схватить. Но если предмет желаний от него ускользает, любовь его сразу переходит в ненависть».

Возможно, отказ Ликамба от свадьбы, вызвавший такое лобление Архилоха, он перенес и на его дочь. Его раздражали пассивное принятие Необулой решения отца, равно как и ее холодность к нему. Мы об этом можем лишь догадываться. Он начинает оскорблять ее, откровенно радуется тому, что отцветает ее красота, которая ему не досталась:

Нежною кожею ты не цветешь уже: Вся она в морщинах, И злая старость борозды проводит

Он осыпает ее бранью, но, словно споря с собой, признается:
Если бы все же Необулы коснуться рукой.

Уязвленное самолюбие, жгучая обида словно соперничают со страстью, которую не утаить:

Эта — то страстная жажда любезная,
переполнив сердце,
В глазах великий мрак распространила,
Нежные чувства в груди уничтоживши.

Он обрушивается на нее с такой горячностью, что она — верное свидетельство его неумершего чувства.

Архилох первым выразил противоречивую природу неразделенной страсти, когда от «любви до ненависти рукой подать».

Пройдут годы, и прославленный римский лирик Кагулл выскажет сходные чувства в знаменитой поэтической формуле: «И ненавижу и люблю».

На протяжении XX в. было найдено несколько папирусов с отрывками из стихов Архилоха. Самая блестящая находка произошла в 1974 г это был папирус из античного издания его стихотворения. В нем 35 строк, представляющих диалог между юношей и девушкой, который заключается достаточно откровенной любовной сценой. Считается, что в нем отразились отношения Архилоха с Необулой. Но, возможно, отрывок имеет и более широкий смысл: лирического героя нельзя полностью отождествлять с автором.

Архилох подкупает искренностью и безоглядной откровенностью, на которую способны крупная личность и большой талант. Видимо, Архилох погиб в одном из сражений.

Его значение для поэзии эллинов — трудно переоценить. Архилоха считают вершиной эллинской лирики, подобно тому, как Гомера вершиной эллинского эпоса. В Ватиканском музее хранится герма с изваянием бюстов Гомера и Архилоха. Можно предполагать, что современникам его наследие было известно в несравненно большем объеме, чем нам. Он практиковал поэтические размеры и формы, которыми питались как позднейшая эллинская, так и римская поэзия.

3. Мастера элегии.

Два века греческой лирики — это щедрая россыпь поэтических имен, ярких судеб. И всякий раз — как скромен урожай строк, нам доставшихся!

ТИРТЕЙ.

Одной из популярных поэтических форм была элегия, а ее мастером по праву считается Тиртей (2-я пол. VII в. до н. э.). Это один из немногих известных нам поэтов спартанцев, впрочем, спартанцем его можно назвать с большой натяжкой. Биография его мало известна, окружена легендами. Сохранилось предание о том, что он был афинским гражданином, работал учителем и страдал хромотой. Во время второй Мессенской войны (VII в. до н. э.) спартанцы обратились к оракулу в Дель- фах с просьбой дать совет, что надо сделать, чтобы победить. Оракул рекомендовал попросить афинян, чтобы те дали им вождя. Согласно этой версии, афиняне направили им Тиртея, хромого школьного учителя, причем явно в насмешку, памятуя, как жестоко относятся спартанцы к физическим недостаткам. Тиртей, однако, не командовал войском, но сочинил ряд боевых песен, которые подняли дух спартанцев и помогли им взять верх над врагами. В одной из его «воинственных элегий» мы читаем:

Славное дело — в передних рядах со врагами сражаясь,
Храброму мужу в бою смерть за отчизну принять!
Доля ж постыднее всех — в нищете побираться по свету,
Город покинув родной, тучные бросив поля.

Если достойна участь отдавшего жизнь за родину, то позором покрыты и род, и имя того, кто «дрогнул» в бою. Тиртей, постоянно взывавший к отваге и стойкости, явился создателем маршевых песен, т. н. эмбатерий. Исполняя их, спартанцы рвались в бой. Боевые песни Тиртея были исключительно популярны в Спарте, они бытовали почти на протяжении всей истории страны. Устраивались специальные состязания на их наиболее удачное исполнение, причем победитель награждался истинно спартанским призом — куском сырого мяса. Имя Тиртея стало нарицательным для поэта, стихи которого исполнены боевого, «зажигательного» пафоса. Римский поэт Гораций называет Тиртея рядом с Гомером как поэта, воспитывавшего в согражданах мужество. «Хрестоматийной» для поколений эллинов стала крылатая строка Тиртея:

Сладко и почетно умереть за родину.

СОЛОН.

Мастером элегии был афинянин Солон (VI в. до н. э.), выдающийся государственный деятель, именем которого назван знаменитый свод законов. Но Солон был автором «Нравоучительных элегий», в которых в доходчивой поэтической форме излагал свои политико-философские взгляды. В элегии «Наставления афинянам» он убежден: государство пребудет сильным, пока Аттику хранит Афина Паллада. Бедствия афинян проистекают не от богов, причина — в них самих, в несправедливости и своекорыстии вождей. Выход — в соблюдении законности, которая умерит жадность и направит судей на праведный путь. Элегии Солона подготовили афинян к принятию нового законодательства, ориентированного на расширение личных свобод.

Уникальна судьба его прославленной элегии «Саламин».

Поводом к ее написанию явилось то, что афиняне были утомлены длительной и бесплодной войной с Мегарой из-за захваченного ею острова Саламин. Попытки отвоевать его кончались неудачами и человеческими жертвами. В итоге был даже принят закон, согласно которому под страхом смертной казни запрещалось вести агитацию в пользу пбхода на Саламин. Рассказывают, что Солон, облачившись в одежду бедняка, притворившись безумным, явился на центральную площадь Афин и начал декламировать свою элегию. В ней он без обиняков укорял сограждан, навлекших на себя позор, ибо они смирились с утратой исконной земли. Завершалась элегия призывом:

На Саламин мы пойдем, сразимся за остров желанный,
Прежний же стыд и позор с плеч своих снимем долой!

Элегия произвела сильнейшее впечатление на сограждан, вызвала взрыв патриотического чувства. Был организован новый поход, приведший к освобождению острова.

ФЕОГНИД.

Видным поэтом-лириком был Феогнид {VI в. до н. э.), живший в городе Мегара на одноименном острове. Принадлежавший к аристократам, «хорошим людям», он в результате политической борьбы был изгнан демосом из родного города. В его стихах звучала открытая неприязнь к «черни», к «подлому люду»; так называл он простой народ. Отношение к нему он высказывал в стихах:

Крепкой пятой придави эту чернь неразумную насмерть.
Бей ее острым бодцом, шею пригни под ярмо.

Феогнид, вообще, опасался, как бы бедность не уравняла аристократа и бедняка:

Знатного бедность гнетет сильнее всех зол вместе взятых.
Даже и старость и хворь столько беды не дают.

В элегиях Феогнида решительно отразились важные стороны современной ему общественно-политической жизни. Он осуждает жажду иных своих сограждан любым, даже противозаконным способом достичь желанного богатства:

Лучше прожить с невеликим достатком, блюдя благочестье.
Чем достояньем большим несправедливо владеть

С горечью наблюдает он, как прорвавшиеся к власти родные вожди» демонстрируют скудоумие, некомпетентность, а скверно руководимый ими государственный корабль наскакивает на рифы или садится на мель.

В одной из элегий Феогнида — символический образ корабля, застигнутого бурей в открытом море. Корабль — метафора государства, раздираемого междоусобной сварой. Кстати, этот образ, счастливо найденный Феогнидом, в дальнейшем многократно обыгрывался в мировой поэзии, например, в стихотворениях Лонгфелло «Постройка корабля» и Уолта Уитмена «О, капитан, мой капитан». У французского поэта Артюра Рембо в знаменитом стихотворении «Пьяный корабль» судно без руля и ветрил, мечущееся в океане, — символ человечества, пребывающего в смятении, утратившего верную дорогу.

Элегии Феогнида были любимы и современниками, и потомками. В одной из них Феогнид высказал мысль о том, что поэт бессмертен, если остается живым в памяти поколений. Эту идею реализовал Гораций в знаменитом стихотворении: «Я воздвиг памятник». Она получила развитие у многих поэтов, но особенно ярко в бессмертном пушкинском «Памятнике».

4. Монодинеская лирика.

Эволюция греческой лирики связана с углублением субъективного начала: в центре оказывается поэт с его индивидуальной судьбой и переживаниями. Особый вклад в этом отношении внесли поэты эолийцы, жившие на острове Лесбос недалеко от побережья Малой Азии. И прежде всего, Алкей и Сапфо. Они взяли на вооружение новые поэтические размеры, которые были ориентированы на монодическое, т. е. сольное исполнение, пение под звуки лиры. Эти поэты — яркие представители т. н. монодической лирики. Применительно к ним используется также понятие мелика, мелическая лирика. Великий греческий философ Платон предложил такое истолкование слова «мелос»: «Мелос состоит из трех элементов: слова, гармонии и ритма». В мелическом стихотворении музыкальный элемент столь же важен, как и словесный текст. Монодическая лирика обычно звучала в узком кругу, на пирах, среди членов какого-то кружка или культового объединения.

АЛКЕЙ

(626 — после 580 г до н. э.) жил в городе Митилене на Лесбосе, принадлежал к партии аристократов, которых изгнали победившие демократы. От Алкея сохранилось около 500 строк. В них весома тема гражданской междоусобицы. Ряд его стихотворений составляет цикл, красноречиво озаглавленный «Песни борьбы». Поэт привык к воинской атмосфере, к оружию, как и его предтеча Архилох:

Медью воинской весь блестит, весь оружием убран дом — Аресу в честь.
Тут шеломы как жар горят, колышутся белые на них хвосты.

В стихотворении — выпады против местного демократического лидера Питтака. Когда-то бок о бок с ним Алкей воевал за Сигей, опорный пункт на Черном море. Но как только Питтак стал у кормила власти, Алкей из-за него был принужден отправиться в изгнание с родного острова Лесбос. Поэт полагал Питтака виновником начавшейся распри, равно как и аморальной личностью:

Притонов низких был завсегдатаем;
Опохмелялся в полдень несмешанным.
А ночью то шло веселье:
Гам бессловесный сменялся ревом.

Как и Фиогниду, Алкею государство виделось судном, захваченным штормом. Но помимо политических стихотворений поэт слагал гимны богам (Аполлону, Гермесу, Афине, Эроту), прославлял мифологических героев. Он — сочинитель застольных песен, прославляющих вино как дар божества. В одном из них он просит возлюбленную принять его, вернувшегося с дружеской пирушки:

В дверь стучусь, ночной гуляка:
Отвори мне, отвори.

5. Сапфо

Среди славных имен греческих поэтов-лириков выделяется одно женское, поистине «знаковое» и легендарное. Это — Сапфо (Сафо), первая поэтесса античного мира. Ее имя прочно вписано в историю литературы. Всеохватывающая тема ее поэзии — любовь, о которой она высказывалась с такой пронзительной откровенностью, как никто до нее.

Древние называли Сапфо «загадкой», «чудом». Великому философу Платону приписывают такое двустишие:

Девять на свете есть муз, утверждают иные. Неверно:
Вот и десятая с ними — Лесбоса домерь, Сапфо!

Бытует рассказ, что поэт и государственный муж Солон глубоким старцем услышал от внука на пиру одно из стихотворений Сапфо. Он просил его повторить, потому что не хотел оставить сей мир раньше, чем выучит его наизусть.

БИОГРАФИЯ.

Кто же была эта удивительная женщина и поэтесса? Хотя найденные в последнее время папирусы добавляют немного сведений о Сапфо, обстоятельства ее жизни по-прежнему содержат немало «белых пятен». Жила она на острове Лесбос, где не затихала борьба между аристократией и демосом. Принадлежавшая к знати, Сапфо подверглась изгнанию, но потом вернулась в родной город Митилену. Однако политические страсти, сыгравшие не последнюю роль в ее судьбе, не оставили никакого следа в поэзии Сапфо. Ее художественное открытие — любовные переживания женщины.

Известно, что Сапфо была замужем, у нее была дочь Клеида, которую она страстно любила. Но семейным счастьем ей не довелось долго наслаждаться: она рано потеряла единственную дочь, а потом и мужа. Это во многом объясняет, почему нерастраченную потребность в любви она обратила на своих учениц. Но если судьба даровала ей блистательный поэтический талант, то илишило внешней привлекательности. Для женщины, наделенной страстной натурой, это было огорчительно. Овидий вкладывает в уста Сапфо такие слова: «Если безжалостная природа отказала мне в красоте, этот ущерб я компенсирую умом».

По свидетельству современников, она была небольшого роста, со смуглой кожей, ее глаза излучали живость.

Когда о ней говорили: «прекраснейшая», то этот эпитет относился к ее стихам. Однако если Сапфо начинала декламировать стихи и играть на лире, то она преображалась, ее лицо излучало внутренний свет и обретало вдохновенную красоту.

АЛКЕЙ И САПФО.

Имя Сапфо связывают с именем Алкея. Сохранился стихотворный фрагмент, в котором Алкей делает робкое признание Сапфо. Он называет ее «пышноволосой», «величественной, приятно улыбающейся». Он хочет сказать о любви, но ему «стыдно». На это Сапфо отвечает

Когда б твой тайный помысл невинен был,
Язык не прятал слова постыдною,
Тогда бы прямо с уст свободных
Речь полилась о святом и правом.

Нам неизвестно, как сложились отношения Сапфо и Алкея. Возможно, они были чисто дружескими, как у людей, объединенных профессиональными интересами. Сохранилась, однако, ваза, на которой изображены два поэта: Алкей с лирой в руке почтительно склоняется перед Сапфо.

«ДОМ, ПОСВЯЩЕННЫЙ МУЗАМ».

Самый значительный эпизод в биографии Сапфо это ее руководство своеобразной школой, кружком девушек в Митилене. Место, где происходили ее встречи с ученицами, называлось «Дом, посвященный музам». Это было некое культовое учреждение в честь Афродиты. В школу Сапфо приезжали девушки из разных концов Греции. Главными предметами считались музыка, танцы, поэзия. Но подобное обучение отнюдь не предполагало сделать девушек профессионалами в названных искусствах. Цель Сапфо — подготовить девушек к замужеству, к материнству, пробудить в них женственность, привить понимание прекрасного, научить таинствам любви. Создание подобной школы на острове Лесбос было закономерным: там женщины пользовались несколько большей свободой по сравнению с другими областями Греции, а на близлежащих островах творили помимо Сапфо поэтессы Коринна, Праксилла и другие, достойно конкурировавшие с мужчинами.

Андре Боннар пишет по этому поводу: в Митилене женщина оживляла жизнь города своим очарованием, своей одеждой, своим искусством. Брак давал ей возможность вступить в общество на равных правах с мужчинами, как и в других эолийских областях (вспомним Андромаху). Она принимала участие в развитии музыкальной и поэтической культуры своего времени. В области искусств женщина соперничала с мужчинами. Если эолийские нравы предоставляли такое место замужним женщинам, то неудивительно, что тем самым создавалась необходимость в школах, где бы девушка могла готовиться к той роли, которую она должна была играть после брака.

Не только в Эолии, но по всей древней Элладе греки тяготели к разного рода кружкам «по интересам», посвящая свободное время любимому делу. Сапфо же, прежде всего, обучала митиленских девушек нелегкому искусству быть женщиной. Она хотела, чтобы ее воспитанницы, выйдя замуж, не были бы безнадежно погружены в дела хозяйства, быта и воспитания детей, но находились на уровне интеллектуальных и художественных интересов мужей. Ведь у греков в порядке вещей была любовь «на стороне», связи с гетерами, которые обычно превосходили женственностью, обаянием, игривостью законных жен, казавшихся по сравнению с ними скучными и пресными. Девушки же в школе Сапфо приобщались как к искусствам, так и к культуре интимных отношений. Мир прекрасного призван был облагородить их души.

Вместе с тем, остров, на котором жила Сапфо, дал название тому, что называется «лесбийской любовью». Женщины Лесбоса, взращенные под южным солнцем, отличались страстностью и имели любовные отношения не только с мужчинами, но и склонялись к однополой любви. Для древних в Греции и Риме в этом не было ничего экстраординарного и зазорного, как и любовь между мужчинами. Подобные нетрадиционные формы любви нередко воспевались в произведениях искусства.

Сфера поэтических устремлений Сапфо — прекрасное. А в ней, может быть, самое замечательное — женская красота. Но она воспринимает ее не совсем так, как Архилох и Анакреонт. У нее она вызывает прежде всего восхищение. Это какой-то особый поэтический и одновременно женский взгляд:

Девы поступь милая, блеском взоров
Озаренный лик мне дороже всяких
Колесниц лидийских и конеборцев
В бронях блестящих.

НОВАТОРСТВО САПФО.

До Сапфо никто не показывал «изнутри » состояние влюбленного. Для нее нередко любовь чувство мучительное. Оно — сродни болезни, тяжелому нездоровью.

Само присутствие любимого человека может подействовать так, что Сапфо почти теряет самообладание. Обратившись к заключительной части стихотворения, данном в почти дословном переводе, мы ощущаем, как Сапфо погружает нас в свой внутренний мир, в котором торжествует Эрос:

Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
Но терпи, терпи: чересчур далеко
Все зашло...

Сапфо не избегает «физиологических» подробностей. Так до нее никто не писал! Ей кажется, что она умирает от любви. Но это не шаблонная поэтическая формула, как случалось в бесчисленных любовных стихах у позднейших поэтов. Это — стенографически точная фиксация ее истинного состояния.

В чем новизна трактовки любви у Сапфо? По большей части, до нее любовь представала как чисто чувственное эротическое желание. В «Илиаде» Парис, красивейший мужчина в Азии, обращается к Елене, красивейшей женщине в Европе, с такими словами:

Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся.
Пламя такое в груди у меня никогда не горело
Ныне пылаю тобой, желания сладкого полный.

Для Архилоха Необуда столь неотразима, что «старик влюбился бы в ту грудь, в те мирром пахнущие волосы». Для поэта Мимнерна бытие лишено смысла вне чувственных наслаждений: потому так пугает его старость. «Без золотой Афродиты какая нам жизнь или радость?» Для Сапфо же любовь не столько наслаждение, сколько мучительное переживание. Эрос, буквально, испепеляет, губит человека.

Эрос вновь меня мучит истомчивый.
Горько-сладостный, необоримый змей.

Сила Эроса — неодолима, опасна и притягательна.

АДРЕСАТЫ СТИХОВ САПФО.

Не всегда ясно, к кому обращены стихи Сапфо, к мужчинам или женщинам. Иногда мелькают имена, женские или мужские. В стихах немало намеков, символов, многозначительных деталей. Достаточно одной подробности, будь то голос, смех, взгляд, как сердце поэтессы воспламеняется. В сохранившихся отрывках и стихотворных фрагментах слабо прочерчиваются любовные сюжеты. В одном из стихотворений мы читаем:

Было время — тебя, о Аттида, любила я.
Ты казалась ребенком, невзрачным и маленьким.

Но промчались годы: видимо, эта девочка повзрослела, ее не тревожит то, что Эрос терзает Сапфо:

Ты ж, Аттида, и вспомнить не думаешь
Обо мне. К Андромеде стремишься ты...

Кто такая Андромеда? Возлюбленная или руководительница конкурирующей школы для девушек? Сапфо пытается забыть неверную, но не может. Она исполнена неприязни к Андромеде, а узнав о настигшем ту несчастье, поэтесса видит в этом заслуженную кару.

От Сапфо до нас дошли лишь отдельные фрагменты. Но и по ним можно судить: ее излюбленные жанры — гимны, свадебные песни, обрядовые песнопения, нередко восходящие к фольклору. Когда девушки взрослели, выходили замуж, покидали школу Сапфо, наступал трогательный и грустный обряд прощания. В стихах Сапфо вырисовывается область девичьих упований, смутных желаний.

Девы...
Эту ночь мы всю напролет...
Петь любовь — твою и фиал колон ной
Милой невесты.

Вообще мотив разлуки с возлюбленными — проходит через многие стихотворения Сапфо. В стихотворении «Женщинам» мы читаем:

Много прекрасного и святого
Совершили. Только во дни, когда вы
Город покидаете, изнываю,
Сердцем терзаюсь.

В основе стихотворения Сапфо «К моей любовнице» лежит — как считают некоторые исследователи, романтическая история, окрашенная легендарной тональностью. По мнению римского писателя Апулея, стихотворение посвящено Дорихе, которую Сапфо ревновала к одному из своих трех братьев, Хараксу, занимавшемуся торговлей. Однажды, отправившись в Египет, в греческую колонию город Навкротис, продать там вино, Харакс встретил красавицу куртизанку Дориху, в которую влюбился. Поклонники звали Дориху Родопис, т. е. Розовый цвет. Харакс выкупил ее из рабства и привез в Митилену, а там к ней воспылала страстью Сапфо. Однако натолкнулась на холодность Дорихи.

Соперничество между братом и сестрой из-за Дорихи, бесконечные ссоры на почве ревности побудили Харакса отвезти Дориху обратно в Египет, где он надеялся сделаться ее единственным обладателем. Когда Дориха купалась в Ниле, орел унес в клюве одну из ее оставленных на берегу туфелек. Совершенно случайно он уронил ее у входа в храм, где фараон Амазис совершал жертвоприношения.

Туфелька поразила фараона своим изяществом и миниатюрным размером, и он загорелся желанием обладать женщиной, у которой такие красивые ножки. Дориха была вскоре найдена и сделалась наложницей фараона; так Харакс потерял свою возлюбленную. Более того, он еще и разорился. По возвращении в Митилену он испытал на себе новый град упреков со стороны Сапфо. В стихотворении «К брату Хараксу» поэтесса упоминает о неких прегрешениях брата, который не сможет ее разжалобить и получить «поблажку».

ГИМН АФРОДИТЕ.

Стихи Сапфо, при всей их пылкости и неординарности тематики, — искренни и целомудренны. В них нет ничего, что оскорбило бы чувство меры. Среди имен особенно часто встречающихся, окруженных благоговением, — Киприда, богиня любви. Ей адресован прославленный гимн «К Афродите», к счастью, дошедший до нас полностью. Сапфо не только славит Киприду, но и молит о помощи:

Радужно престольная Афродита,
Зевса дочь бессмертная, кознодейка!
Сердца не круши мне тоской-круч и ной!
Славься богиня!

О, явись опять — по молитве тайной
Вызволить из новой напасти сердце!
Стань, вооружась, в ратоборстве нежном
Мне на подмогу!

Кто же вдохновил Сапфо на эти волнующие строки? Легенда гласит, что это был грек Фаон, который служил перевозчиком с островов Лесбос и Хиос на противоположный малоазийский берег. Однажды Фаон перевез саму Афродиту, которая скрыла себя, приняв облик старухи. Фаон великодушно не взял с нее плату за свой труд. Тогда Афродита отблагодарила его, дав ему чудодейственную мазь. Намазавшись ею, Фаон стал красивейшим из всех смертных. Увидев его, Сапфо без памяти влюбилась в Фаона, но он не ответил ей взаимностью. В отчаянии поэтесса бросилась с Левкадской скалы в море и погибла. Скала эта считалась на острове Лесбос местом, где сводили счеты с жизнью. История эта, красивая легенда, свидетельство того, сколь популярна была Сапфо, ставшая почти мифологической фигурой. Тему любви Сапфо и Фаона разработал Овидий в одной из элегий, составляющих его книгу «Героини».

ПРИРОДА В СТИХАХ САПФО.

Поэтесса пребывала в особом сказочном мире, населенном богами, светозарными и благостными. Сохранился фрагмент стихотворения, всего одна строка: «Говорила я во сне с Кипридорожденной». Значит, Афродита действительно являлась Сапфо в сновидениях.

Любовное переживание Сапфо слито с картинами роскошной природы. А она для поэтессы — запахи роскошных цветов, сияние луны, сверканье солнечных бликов. Мироощущению Сапфо близка весна, пора всеобщего пробуждения, красота и обаяние юности. Ожившая природа и любовное чувство встречаются, взаимопроникают друг в друга. Сапфо сравнивает жениха со стройной веткой, невесту — с румяным плодом.

На Лесбосе был храм Геры, где проходили состязания в красоте, каллистеи. Возможно, это были прообразы современных конкурсов красоты. При этом учитывались не только внешние данные девушек, но и их интеллектуальная, художественная, музыкальная одаренность.

Древним посчастливилось знать Сапфо и не по одним фрагментам, дошедшим до нас. Они представляли ее поэзию значительно полнее, чем мы, и отзывались о Сапфо, не скупясь на эпитеты. Называли «лесбосским соловьем», вовеки славной, «избежавшей мрака Аида». В Митилене имели хождение монеты с ее изображением.

МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ САПФО.

Она была первой женщиной Эллады, стяжавшей славу на поприще изящной словесности. Она наглядно своей судьбой символизировала процесс постепенной эмансипации женщин. Были у нее и завистники, и недоброжелатели, которые, однако, составляли меньшинство. В целом для эллинов было характерно преклонение перед Сапфо. Это было свидетельством культа красоты, искусства, что составляло важную сторону эллинского мироощущения.

Образ поэтессы обрел почти мифологические масштабы. Он вдохновлял многих поэтов, художников, музыкантов. Ей подражали Катулл и Гораций. Сама же Сапфо стоит у истоков т. н. женской поэзии. В России поэтесса была известна еще с XVIII в. с эпохи Сумарокова. Такой излюбленной для Сапфо стихотворной формой, как т. н. сапфическая строфа, пользовались многие русские поэты — от Каролины Павловой до Блока и Брюсова.

Взлет популярности Сапфо у нас — «серебряный век». Среди тех, кто ее прославлял — Анна Ахматова и Марина Цветаева.

О Сапфо писали многие. Может, вернее всех сказал о ней в своей эпитафии греческий поэт Пинит:

Пепел лишь Сапфо да кости, да имя закрыто землею,
Песне ж ее вдохновенной бессмертие служит уделом.

6. Анакреонт.

Еще одно звонкое, всемирно знаменитое имя — Анакреонт Его относят к особой разновидности странствующих поэтов, не «привязанных» к какой-то одной местности. Уникальное явление, он в чем-то близок к поэтам эолийцам.

Анакреонт — классик любовной, эротической поэзии. Любовь, как и вино, — всеохватывающая тема его творчества. В отличие от Архилоха, добывавшего копьем средства к существованию, Анакреонт являл тип придворного поэта, свободного от материальных забот, жившего в мире пиров, развлечений, чувственных радостей. «Символом игрового, изящного, веселого эротизма » назвал его А. Ф. Лосев.

БИОГРАФИЯ.

Биография его известна фрагментарно. Он родился на острове Теосе, примерно, во время 52-й олимпиады, т. е. между 572 и 569 гг до н. э. Затем переселился в колонию Абдеры во Фракии. Позднее мы встречаем его при дворе могущественного тирана Поликрата в Самосе, фактически, установившего контроль над Эгейским морем. При откровенно деспотических чертах своей натуры, Поликрат отличался несомненной любовью к поэзии и искусству. Анакреонт же, человек доброжелательный и жизнерадостный, был ценим при дворе Поликрата, пользовался симпатиями самого тирана, который получал удовольствие от его стихов. Блестяще образованный, светский, Анакреонт придал особую привлекательность самосскому дворцу. Позднее, после смерти Поликрата, Анакреонт получил приглашение от Гиппарха, сына известного афинского тирана Писистрата, переехать в Афины. Гиппарх послал за поэтом разукрашенную 50-весельную галеру, на которой тот прибыл в Афины. Там он не нашел такой изысканной роскоши, как у Поликрата, зато вращался в среде художественной интеллигенции, был другом отца Перикла. После убийства Гиппарха, покровителя искусства и науки, Анакреонт переселился в Фессалию к местному властителю Элекратиду Умер он, по-видимому, в глубокой старости, около 85 лет, в своем родном городе Теосе.

Согласно преданию, он подавился на пиру ягодой винограда. Таким образом бог виноградарства Дионис, которому Анакреонт служил, как бы взял его к себе. Жители Теоса, гордясь своим земляком, поставили ему статую, выбили его профиль на монетах. На одной из ваз Анакреонт изображен играющим на кифаре в окружении юношей.

ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ТВОРЧЕСТВА.

Анакреонт — поэт редкого жизнелюбия. Значит ли это, что он недостаточно серьезен? Конечно, нет. Будь он просто легкомысленным поэтом, то не оставил бы заметного следа в мировой поэзии, не вызвал бы к жизни художественного направления изящной словесности, называемого анакреонтизм. Поэт выразил жизнелюбивый характер эллинского миросозерцания. Убеждение в том, что мир прекрасен, а жизнь дана для радости.

Анакреонт воспевал как красоту женщины, так и привлекательность юношей. Слави/ чувственные удовольствия. Жизнь его сложилась так, что он до конца разделял эти принципы. Пафос его творчества, как, впрочем, и стиля жизни, он выразил в таких стихах:

Я хочу воспеть Эрота,
Бога неги, что украшен
Многоцветными венками.
Небожителей властитель,
Он сердца терзает смертным.

Да, он был убежден, что легкие золоченые стрелы Эрота могущественнее тяжелых ядер, стальных мечей и копий. Они не поражают насмерть, а, напротив, вносят радость в человеческое бытие. Он так отзывался о своей музе:

Хочу я петь Атридов,
И Кадма петь охота,
А барбитон струнами
Звучит мне про Эрота.
Недавно перестроил
И струны я, и лиру,
И подвиги Алкида
Хотел поведать миру
А лира в новом строе
Эрота славит вновь.
Простиле же. герои!
Отныне струны лиры
Поют одну любовь.

СВОЕОБРАЗИЕ ЛЮБОВНОЙ ЛИРИКИ.

Предмет анакреонтовых любовных стихов премущественно гетеры. Долгие годы Анакреонт провел в Афинах, ставших культурным центром Эллады. В город съезжались красивые женщины, гетеры стали непременными участниками жизни аристократического света. Имена гeтеp, которых любил Анакреонт, почти не сохранились: его чувства были легкими, светлыми, для него любовь была наслаждением, но отнюдь мучительным переживанием, как лучилось с Архилохом, а позднее с Сапфо. Если гетера ему изменяла или не отвечала взаимностью, он не печалился, а находил очередную подругу. Сходные ситуации мы позднее найдем в любовной лирике римского поэта Горация.

Свой «донжуанский список» он считал поистине изобильным, и эта тема обыгрываегся в шутливом духе в стихотворении «Любовницам»:

Все листья на деревьях
Ты верным счетом знаешь
И на море широком
Все волны сосчитаешь
Сочти ж моих любовниц!
В Афинах для начатка
Ты запиши мне двадцать
И полтора десятка.
Потом считай в Коринфе
По целым легионам:
Уступит вся Эллада
В красе коринфским женам.
Теперь сочти в Лесбосе,
В Ионии, в Родосе
И в Карий... пожалуй,
Две тысячи... немного.
Что скажешь? Отвечай же:
Далеко от итога!

Впрочем, имя одной из гетер, «белокурой Еврипиды», известно более других, поскольку Анакреонт питал к ней глубокое чувство Яркое свидетельство тому — стихотворение Анакреонта по адресу соперника в любви к Еврипидс, некоего \ртемона. Обычно светлый, жизнерадостный. Анакреонт обрушивает на Арте- мона брань, называет его «бродягою в рваном п/ . скверно одетым, который общался со шлюхами и продавал себя. Таким образом Артемон неплохо зарабатывал, что позволило ему разъезжать в колеснице и носить золотые серьги. В одном из своих известных «хрестоматийных» стихотворений Анакреонт сравнивает себя с опытным седоком, а юную девушку с неопытной кобылицей, которую, придет время, суждено приручить.

Кобылица молодая, бег стремя неукротимый,
На меня зачем косишься или мнишь: я не ездок?
Подожди, пора настанет, удила я вмиг накину,
И узде моей послушна, ты мне мету обогнешь.
А пока в лугах на поле ты резвишься и играешь:
Знать, еще ты не напала на лихого седока.

Юноши и мальчики были в не меньшей мере увековечены в стихах Анакреонта, чем пленительные гетеры. Сохранились имена некоторых: Вифилл, Клеобул, Симола. Анакреонт и шутя, и серьезно заигрывал с юношами, совместно с ними участвовал в пирах, музыкальных увеселениях. «Меня любят мальчики за мои речи, так как я умею говорить им приятное», пишет Анакреонт В одном из стихотворений он жалуется, что красивый юноша Левкасп не хочет с ним играть. Он обещает направить жалобу на него олимпийским богам, и Эрот накажет его своими стрелами. Если же Эрот этого не сделает, Анакреонт перестанет воспевать Левкаспа.

Знаем мы и имя другого юноши, Вифилла, увеселявшего гостей при дворе Поликрата игрой на кифаре и флейте. Статуя Вифилла в костюме кифариста имелась в храме Геры в Самосе. Питал Анакреонт привязанность и к юноше Клеобулу, имя которого также осталось в истории поэзии. Одно стихотворение Анакреонта — это красноречивое признание:

Клеобула, Клеобула я люблю,
К Клеобулу я как бешеный лечу,
Клеобула я. глазами проглочу.

Бытовал исторический анекдот, изложенный Максимом Тирским: однажды поэт, будучи навеселе, блуждал в одном из районов города Панопия, где ионя- не назначают свидания. Там он увидел кормилицу, державшую в руках младенца. При этом он почему-то их грубо обругал. Кормилица ничего не ответила, а лишь начала молиться Эроту, прося его в дальнейшем заставить Анакреонт; восхвалять этого мальчика. Подросший младенец и стал редким по красоте юношей Клеобулом. которого Анакреонт воспел в страстных стихах.

О Дионис! Я томлюсь, я страдаю!
О, приходи, приходи!
У Клеобула в груди —
Я на коленях тебя умоляю —
Нежное чувство зажги.

В своих стихах, обращенных к юношам, Анакреонт с восхищением описывает их внешность: их липа, глаз; кудри — так, как другие Поэты воспевают красавиц, ставших их музами.

Рассказывают, что Анакреонт вступил в соперничество с тираном Поликратом из-за юноши Смсрдиса. Поликрат получил его в качестве подарка из Фракии. Оба, и тиран, и потг, старались склонить на свою сторону Смердиса: Анакреонт посвящал ему стихи, а Поликрат делал дорогие подарки. Ослепленный ревностью, Поликрат велел остричь Смердиса, лишив его прекрасных кудрей. Это вызвало искреннее сожаление Анакреонта.

ПЕВЕЦ ВИНА И ПИРОВ.

Любовь у Анакреонта неотделима от вина, пиров, музыки, щедрых столов с угощениями, расцвеченных игрой красавиц флейтисток и искусством танцовщиц, сверкающих золотом чаш и кубков, атмосферы праздника и радости. Любовь словно вписана в самый стиль придворной жизни в маленьких греческих государствах-полисах.

Принеси мне чашу, отрок, осушу ее я разом!
Ты воды ковшей с десяток в чашу влей, пять — хмельной браги,
И тогда, объятый Вакхом, Вакха я прославлю чинно.
Ведь пирушку мы наладим не по-скифски: не допустим
Мы ни гомона, ни криков, но под звуки дивной песни
Отпивать из чаши будем...

А вот вольный перевод этого стихотворения, сделанный А. С. Пушкиным, большим поклонником Анакреонта:

Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно.
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.

Пушкин передал здесь присущее Анакреонту чувство меры, которое вообще отличало зллинов. Он не любит излишества в вине, которое для него — средство развлечения. За чашей вина не теряет голову, а в любви — не поддается страсти безоглядно: «Я люблю и не люблю, и томлюсь и не томлюсь». Ему не по душе за кубком слушать «шумные речи», когда люди лишаются самоконтроля. Когда он выпивает больше обыкновенного, то укоряет себя. Не за это ли разумное начало древние называли его «мудрецом»?

Пиры, воспетые Анакреонтом, конечно же, были не похожи на те грубые пиршества, перераставшие в вакханалии и оргии, что было характерно для эпохи Империи в Риме.

Неверно представлять Анакреонта и неким легкомысленным стариком, который, дожив до глубоких седин, бездумно упивался лишь наслаждением. Мысль о неизбежном конце, посещавшая поэта, находила отзвук в известных строках:

Сединой виски покрылись, голова вся побелела,
Свежесть юности умчалась, зубы старчески слабы.
Жизнью сладостной недолго наслаждаться мне осталось.
Потому-то я и плачу — Тартар мысль мою пугает!
Ведь ужасна глубь Аида — тяжело в нее спускаться.

А. С. Пушкин в своем переводе этого стихотворения несколько отходят от подлинника. Наш поэт пером гения делает далекого эллинского собрата очень близким, современным, «общечеловеческим»:

Поредели, побелели
Кудри, честь главы моей,
Зубы в деснах ослабели,
И потух огонь очей.
Сладкой жизни мне немного
Провождать осталось дней:
Парка счет ведет им строго,
Тартар тени ждет моей.
Не воскреснем из подспуда,
Всяк вовеки там забыт:
Вход туда для всех открыт —
Нет исхода уж оттуда.

Стихи Анакреонта приобретают философское наполнение, становятся фактом русской поэзии. Сам Анакреонт дал своей поэзии такую характеристику:

За слова свои, за песни
Вам я вечно буду близок;
Я умею петь приятно,
Говорить умею сладко.

МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ.

Анакреонт, любимый в пору античности, оставил благотворный след в западноевропейской и русской поэзии. Особенно популярен он был в эпоху Возрождения, отмеченную реабилитацией чувственной природы человека. Позднее возник даже термин «анакреонтическая поэзия», т. е. легкая, жизнерадостная лирика. Популярен он был во Франции XVIII в., у поэтов галантно-эротического направления (Вольтер, Парни), а позднее отзвуки Анакреонта слышны в любовной лирике Беранже.

Слава его в России начинается с М. В. Ломоносова, большого его поклонника, автора стихотворной сюиты «Разговор с Анакреонтом». Популярности Анакреонта способствовало то, что его любили и переводили Кантемир, Сумароков, Херасков, Державин («Беседа с Анакреонтом», «Венец бессмертия»). В начале XIX в., в новую романтическую эпоху, им увлекался Пушкин. «Он был учителем моим», — признается русский гений. Имя Анакреонта постоянно встречается, особенно в лицейских стихах; там мы находим и стихотворение «Гроб Анакреон» (1815). В нем Пушкин утверждает свое жизнелюбие в духе древнегреческого поэта:

Смертный, век твой — сновиденье:
Счастье резвое лови,
Наслаждайся! Наслаждайся!
Чаще кубок наливай,
Страстью нежной утомляйся
И за чашей отдыхай.

Среди образцов анакреонтической лирики Пушкина выделяется знаменитое стихотворение «Вакхическая песня» (1825). Упомянем и раннее стихотворение юноши Пушкина «Добрый совет» (1819): в нем светлое мироощущение смешано с легкой грустью:

Давайте пить и веселиться,
Давайте жизнию играть,
Пусть чернь слепая суетится.
Не нам безумной подражать,
Пусть наша ветреная младость
Потонет в неге и в вине,
Пусть изменяющая радость
Нам улыбается хоть во сне.
Когда же юность легким дымом
Умчит веселье юных дней,
Тогда у старости отымем
Все, что отымется у ней.

По своему настрою это стихотворение напоминает Анакреонта. Но на самом деле это не оригинальное произведение Пушкина, а перевод из французского поэта Парни, мастера галантно- эротической поэзии, большого поклонника Анакреонта. Поистине, любовь, вино, радость жизни — вечная, неумирающая тема мировой лирики.

7 Хоровая лирика

Но не только личные, глубоко субъективные переживания запечатлела лирическая поэзия. В Греции получили развитие стихи, воспевавшие события, имевшие широкий общенародный смысл. Это были песни, гимны, исполнение которых предполагало участие хора. Так рождалась хоровая лирика. Она была тесно связана с культовыми, обрядовыми действами.

В античности хором называли танцующих и поющих исполнителей, задействованных в культовых обрядах и церемониях, а позднее во время представлений трагедий и комедий. Обычно хор двигался в ритмическом танце под звуки музыки вокруг запевалы. Наиболее распространенными видами хоровой лирики были пеан (хвалебный гимн в честь бога Аполлона), френ (погребальное пение), дифирамб (хвалебный гимн в честь бога Диониса). Песни же в честь остальных олимпийских богов назывались гимнами. Хоровую лирику отличали опора на мифологический сюжет, величественные образы богов, торжественный стиль. Лирика VII—VI вв. до н. э.

Среди мастеров хоровой лирики выделяется Симонид Кеос- ский (556—468 г до н. э.) выступавший в разных жанрах, сочинявший эпитафии, эпиграммы, но особенно дифирамбы (он более 50 раз побеждал в состязании дифирамбических поэтов). Симонид считается основоположником жанра эпиникия: так называлась песня в честь победителя на войне или в спортивных соревнованиях. Она сочинялась по заказу родственников или общины. Одна из ведущих тем Симонида — мужество эллинов при защите родины от персидского нашествия. Всемирно знаменита его емкая афористическая эпитафия героям спартанцам, павшим в неравной битве при Фермопилах:

Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.

Не так давно был обнаружен папирусный отрывок из Симонида, рассказывающий о походе эллинов и их победе над персами при Платеях (479 г до н. э.).

Другой выдающийся поэт Вакхилид (ок. 505—450 г до н. э.), кстати, племянник Симонида, работал в жанре эпиникия. Крупная находка — более 20 его фрагментов — была сделана в 1896 г. Значительны дифирамбы Вакхилида «Юноши или Те- сей» и «Тесей», в центре которых подвиги легендарного героя Тесея, считающегося основателем Афинского государства, его морского могущества.

8. Пиндар

Хоровая лирика сохранилась в виде более чем 40 од, принадлежавших одному из величайших поэтов Древней Греции Пиндару. Слово ода означает «песня». Сначала одами были песни разного содержания, затем — возвышенные, отмеченные изысканностью формы и торжественностью.

Пиндар (ок. 518—438 гг до н. э.) родился около города Фивы в аристократической семье. Учился музыке в Афинах. Много путешествовал, жил при дворах греческих тиранов, несколько лет провел на Сицилии. Пиндар работал почти во всех жанрах хоровой лирики, но всего более прославился своими эпиникия- ми, т. е. выступал как продолжатель дела основоположника этого жанра Симонида Кеосского. Это были победные оды в честь гех, кто первенствовали на общегреческих состязаниях.

«ОЛИМПИЙСКИЕ» ЭПИНИКИИ.

Сохранилось четыре книги его эпиникиев. Первая книга состоит из эпиникиев в честь победителей на Олимпийских играх. Эти эпиникии называются олимпийские.

Олимпийские Игры проводились раз в четыре года во славу Зевса в священной области Олимпия. История олимпийских игр уходит в догомеровскую даль, однако первая датировка олимпийских игр — 776 г до н. э. Первоначально игры были религиозным ритуалом, длившимся один день. Но по мере увеличения числа греческих полисов, в нем участвовавших, они стали событием общегреческого масштаба, огромного не только спортивного, но и культурного значения. Теперь они уже длились четыре дня. Принимать участие и быть зрителями имели право только свободные эллины, не запятнавшие себя пролитием крови. Спортивная программа вбирала в себя легкую атлетику, бег, пятиборье, борьбу, кулачный бой, а также конные соревнования и состязания на колесницах. Победитель увенчивался лавровым венком. Во время Олимпийских игр прекращались военные действия между отдельными греческими государствами. Иногда этот перерыв использовался для ведения мирных переговоров.

Обычно в эпиникии не описывалась сама победа, Пиндар славил победителя, его «доблесть». Поэт вспоминал о родине победителя, о его аристократическом роде и предках, чье благородство он наследовал, о милости богов, к нему благосклонных.

Герой эпиникия считался как образцом для подражания. Выражалась надежда, что он еще не раз порадует победами и спортивным мужеством. Нередко прославлялись и сами Олимпийские игры, и та местность, где они проводились. Древние говорили, что Пиндар воспевал даже копыта лошади победителя, первой пришедшей к финишу. Не забывал Пиндар напомнить о тех или иных мифах, связанных с местом рождения героя или с его родом. Помимо Олимпийских он создал еще оды Пифийские, Немейские и Истмийские.

IX ПИФИЙСКАЯ ОДА.

Так, например, в IX Пифийской оде Пиндар воздает хвалу некоему Телесикрагу, победившему в беге с оружием в руках. Он находит самые высокие, восторженные слова в его адрес:

Согласуя с харитами стройными песнь,
Меднощитного славить хочу
Победителя в играх пифийских,
Тел ее и крата, мужа блаженного,
Коневластной Кирены красу.

Пиндар подробно описывает божественное происхождение Телесикрага, обстоятельства его рождения. Поскольку Телесик- рат был уроженцем города Кирены, Пиндар оснащает оду рассказом о нимфе Кирене. Это была воинственная дева, охотившаяся на диких зверей. Однажды, когда она бесстрашно билась со львом, ее увидел Аполлон. Богиня Афродита пробудила в сердце Аполлона любовь к нимфе. Кентавр Хирон предрек Аполлону, что она сделается владычицей области Либии, т. е. Африки, родит ему сына Аристея.

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПИНДАРА.

Пиндар — поэт глубоко религиозный. Его оды отличаются сложным ритмическим рисунком, состоят из строф, антистроф и эподов разной структуры. Они насыщены обращениями к олимпийцам, их восхвалениями, равно как экскурсами в историю, мифологию. Например, IX Пифийскую оду, написанную в честь победы колесницы тирана Гиерона, Пиндар начинает с обращения к поэтической лире и делает это в характерной для него возвышенной манере:

О златая лира! Общий удел Аполлона и Муз
В темных, словно фиалки, кудрях!
Ты основа песни и радости ты почин!
Знакам, данным тобой, послушны певцы.
Только лишь ты запевам, ведущим хор,
Даешь начало звонкою дрожью своей.

Политически Пиндар был сторонником Афин. Когда персы напали на его родину, он написал «Дифирамб в честь афинян». В нем были строки неподдельной любви: «О блестящие, фиалками венчанные, воспеваемые в песнях славные Афины, оплот Греции, божественный город».

Стиль Пиндара — величавый, пышный, торжественный, иногда даже вычурный. Язык насыщен метафорами, сложными эпитетами, неожиданными образами. Эти усложненность, «пиршество слов» получили у критиков название «пиндаризма».

МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ.

Древние восхищались Пиндаром. Он ставился в один ряд с Гомером, Архилохом и Эсхилом. Пиндар заложил основу торжественной оды, которая потом получит развитие в мировой литературе. Среди его последователей был замечательный римский поэт Гораций, давший такую поэтическую характеристику своему учителю: «Как сбегающая с горы река, которую дожди, напоив, заставили выйти из знакомых нам берегов, так в кипящем и безбрежном потоке струит свои песни Пиндар».

В европейской поэзии традиции Пиндара продолж-или французы Ронсар, Андре Шенье, Гюго, англичане Драйден и Александр Поп. В России знакомство с Пиндаром начинается с Ломоносова (который перевел IV Олимпийскую оду) и Тредиаковского. Его имя становится нарицательным для обозначения художника слова, тяготеющего к торжественному слогу.

Межпредметные связи.

Изучению первой части помогут такие разделы, как: «Литература и религия», «Жанровое деление литературы», «Эпос», «Лирика», «Воспитательное значение литературы», «Композиция», «Тема», «Сюжет», «Главнейшие виды лирики». «Поэтическая речь и ее особенности», «Основы стиховедения» (в курсе «Теория литературы»); «Мифология и искусство» (в курсе «История мировой культуры»); «Религия античного мира» (в курсе «История религии»); «Специфика фольклора как искусства», «Синкретизм фольклора», «Связь фольклора с бытом народа и его трудом», «Древнейшие формы народного сознания (анимизм, тотемизм, антропоморфизм», «Система фольклорных жанров» (в курсе «Устное народное творчество»); «Диалект и общенародный язык», «Устная и письменная форма языка» (в курсе «Теория языка»).

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Стихи древнегреческих поэтов
Поэтические переложения
Фридрих Антонов

© Фридрих Антонов, 2017


ISBN 978-5-4490-0666-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Подборка стихов для данной книги получилась следующим образом – мне понадобились стихи древнегреческих поэтов, для одного из разделов поэмы об Александре Македонском. Во время подписания союзного договора в Афинах, друзья Александра посещали один из симпосионов, на котором происходило состязание поэтов. Чтобы не изобретать велосипеда, я решил взять подлинные стихи древнегреческих авторов. Но переводы древнегреческих поэтов, изданные в книге «Античная лирика», серия 1, том 4, во «Всемирной литературе», издания 1968 года, оказались не рифмованными. И я, взяв их в качестве подстрочников, написал свои свободные стихотворные переложения. Увлёкшись этой работой, я выполнил довольно большой объём, которого хватило не только для вышеуказанной главы об Александре, но и для издания отдельной книги. Переложения получились свободными потому, что дословность в поэтических переложениях вообще, вещь – невозможная. А если говорить и вовсе начистоту, то дословности я и не добивался. Меня интересовала лишь тема древнего автора и суть её изложения, да и то лишь поначалу, когда комплектовалась подборка для поэмы об Александре. Позднее, во время написания переложений, я вообще позволял себе отклоняться от темы древнего автора, допускал такие вольности, как например рефрены в сторону современности, свободные суждения о сути того, что излагалось в древних текстах, а иногда допускал даже полемику с темой древнего автора. Иногда, вообще менял тему на обратную. Но это всего лишь в одном-двух случаях. Переложения выполнялись совершенно свободно и если где-то нужно было оторваться от заданной темы, то я делал это не задумываясь. Таковы замечания о проделанной работе и о содержании книги, а что из всего этого получилось – судить читателю.

Ф. Антонов

Древнегреческие поэты VII – IV веков до нашей эры. Свободные поэтические переложения

Поэтические переложения стихов Алкея
К Сапфо


Фиалкокудрая, о Сапфо, чистая!
С тобой общение любовь дарит.
Мне очень хочется
Сказать тихонечко,
Но не решаюсь я.
Мешает стыд.

Весна


Птичий гомон звенит
Вдоль проезжих дорог.
Всё проснулось от спячки
И зимних тревог.

Поле тоже проснулось, в душистых цветах,
Хоры птиц голосят на высоких дубах.
А из узких ущелий,
Вода с высоты низвергается вниз,
А на скалах – цветы.

Пробудилась лоза -
И раскрыла глаза,
Потянулась весенними негами,
И пошла золотыми побегами.

А прибрежный камыш
Поднебесную тишь
Охраняет, как жрец оберегами,
Мягко выставив стрелы свои в синеву,
И кукушка болтливая тянет – «ку-ку»,
Вдалеке, ненавязчиво, из-за холма.
Это значит уже пробудилась весна.

Вот и ласточка трудолюбивая
Кормит малых птенцов,
Раздавая улов,
Очень трепетно хлопая крыльями,
Хлопотливо мелькает туда и сюда.
Время жизни, любви и конечно труда.

Аполлону


Когда родился Аполлон,
Под мелодичный перезвон,
Златую митру на чело,
Покинув горнее село,
Ему надел сам Зевс-отец,
Чтоб славным был его птенец.

Дал лебедей и колесницу,
В придачу верного слугу -
Гиперборейского возницу.
И колокольцы под дугу.

Ещё и лиру в руки дал,
Чтоб песни дивные слагал,
Чтоб в Дельфы по небу летал
Вещать уставы мудрые для греков.
И посвятил ему зверьё,
Пророчеств жреческих быльё,
В придачу дал ещё и силу оберегов.1
Священный предмет, который «оберегает» от
несчастий.

Но тут возница вдруг схитрил -
Бразды правления схватил
И вдаль погнал скорей в страну гиперборейцев.
Вот так узнай – где смех, где грех?
А где серьезнейший успех?
(Похитили его тогда гиперборейцы!)

Как знать? А может и спасли -
От козней Геры и родни.
А козни Геры впрямь нешуточными были!
Дела лихие отвели. (Как надо жертвы принесли!)
И так малютку от несчастий сохранили.

А в Дельфах мудрые жрецы,
На то они и мудрецы,
Сложили праздничный пеан и порешили -
Народу бога возвратить,
Треножник с пляской обходить,
Предотвращая тем все беды и невзгоды.
И Аполлона звать домой на хороводы.

Год целый Феб2
Одно из имён Аполлона

Гостил у них,
В Гиперборее, у родных,
Но срок пришел, он вспомнил дом.
Прошли невзгоды!
Пора лететь в родной приют,
И вот уж лебеди несут,
И Аполлон спешит домой – на хороводы.

Сын Зевса – дивный Аполлон!
Гряди! Летит от лиры звон!
И вот от звона настает священный трепет,
И звонче щебет соловья,
И радость мелкого зверья,
И все идут, и все спешат, и все лепечут.
И ласточки еще сильней щебечут!
Цикады звонко голосят,
Одна за целых пятьдесят,
И все стрекочут, и поют, и радость мечут.

От пенья плещется родник
Кастальских струй,3
Касталия – источник на горе Парнас, посвящённый богу Аполлону.


И он проник
Всем в душу радостью
И серебристым пеньем.
И Аполлон пришел в свой храм,
И прорицательница там
Вещает грекам Аполлоновы веления.
В природе мир, любовь, покой
И вдохновение!

Афине


Дева Афина! Ты браней владычица!
Ты свой золотой Коронейский храм4
Коронея – город в Беотии.


Дозором обходишь, идёшь по лугам,
Дорогой прямой, и окольной обходишь,
И словно бы тайную песню заводишь.
И там, где поток твой священный шумит,
Глядишь, и сверкнёт на руке твоей щит,
Иль ярко сверкнёт твой священный доспех.
Твой храм нам дарит в наших битвах успех -
Увидев тебя среди конных и пеших,
Во время сражения, – недруг трепещет.
Ты браней владычица! Ты дева защитница!

Диоскурам


Богатыри вы Полидевк и Кастор,5
Полидевк и Кастор – диоскуры, то есть близнецы.


Сыны владыки Зевса и прекрасной Леды.
Вы носитесь над нашею землей
И от людей отводите их беды.

Сияйте ныне в звёздной вышине!
Успех в делах несите людям,
Всем тем, чья жизнь на волоске,
Пусть волосок тот крепким будет.

И в ночь ненастную сверкайте на канатах!6
У древнегреческих моряков было поверье, что во время штормов, близнецы Полидевк и Кастор, если оказывали помлщь, то располагались именно на канатах.


Надежда, как спасительная нить!
Но если снасти в бурю всё же рвутся,
Вы дайте снасти укрепить.
Или смирите бездны прыть.
И гибнущих от гибели спасите.

И над равниной вод морских,
И над землей Пелопоннеса воссияйте!
Всем тем, кто борется в пути,
Надежду и уверенность вселяйте.

Вина Елены


Живет легенда о Елене,
Как память тех недобрых дел.
Она вплелась в судьбу Приама,7
Приам – царь Трои.


Собою положив предел
Всей жизни Трои! Это драма!
Виновна ты, что Илион8
Илион – это другое имя Трои.


Был греками испепелён.

И Эакид9
Эакид – Пелей, сын Эака, отец героя троянской войны – Ахилла.

Не ту невесту
Когда-то в дом к себе привел,
Фетиду-деву одолев,10
Фетида – морская богиня, мать Ахилла.


В том диком гроте овладев,
Хоть шла жестокая борьба.
Но видно такова судьба.

На свадьбу съехались все гости,
Почти все боги собрались!
Нектаром дивным упивались,
Гуляли долго, разошлись.
Но вот Эриду11
Эрида, или Эрис – богиня раздора.

Не позвали…

Отсюда беды начались!
Она им яблоко раздора
Тогда подбросила тайком.
И все попались там, на том,
Коварном Эрис приговоре -
«Прекраснейшей»!

И всем на горе!
О, женщины!
Одной из трёх,
Парис12
Парис – герой Илиады, похитивший Елену. Это явилось причиной троянской войны.

Был должен дар вручить
И долю Трои предрешить.
И он вручил! И погубил,
Того не зная, долю Трои.
Дела. История. Герои.

А через год от их союза
Фетида сына13
Ахилла.

Родила.
Елена Трою и фракийцев,
Своею страстью, отдала
Войскам ахейцев на погибель.

И совершилась Трои гибель.
И сталось так, как стало быть!
Иначе видимо, в то время,
Вопрос тот было не решить.

Большим ковшом черпать вино


Зачем ковшом, да из кувшина?
К чему все это? Это крах!
Ведь я просил не напиваться
Тебя в тех грязных кабаках.

Когда же мы на берегу!
Зачем тебе страшиться моря?
Как холод с солнышком уйдет -
Нам на корабль и с ветром споря,
Кормило в руки и вперёд!

Навстречу ветру – пировать!
Гулять и пить, плывя по морю!
И это счастье нужно знать!
Тогда не будет слёз и горя.

А ты – мне руки на плечо!
И пьяный плачешь, с кем-то споря,
«Подушку дай мне, – говоришь, -
Под голову!»
Прощай! Шалишь!
Мне пить приятней – в бурном море!

А с многоликим алкоголем,
Пожалуй, лучше не шутить,
Будь то на суше иль на море,
Сначала, вроде, сладко жить…
А там, беда не за горами!
И диким волком будешь выть.

Буря


Кто дурь ветров, когда, поймет?
А волны! Эти прут – оттуда!
А эти – катятся туда!
И в этой свалке их мудреной
Ты носишься туда-сюда,
На корабле своём смолёном.

И нас несёт невесть куда!
Бурлит строптивая вода,
Густых и злобных волн солёных.
И вот – на палубе беда!

И кормчий что-то уж «мудрёный»,
Не знает видимо куда
Кормилом править… Да, беда!
И парус мокрый, и дырявый…
И скрепы слабнут… Господа!
Держись ребята! Все коряво!
И дно давно уже дыряво,
И в трюме плещется вода.

Буря не унимается


Не унимается! Как поступить?
Сорвало якорь злобной силой,
Корабль стихия подхватила,
И груз владельцам стал не мил,
И брошен за борт.
И кормило уже разбито.
Кормчий пьян!
(Весьма существенный изъян!)

Гудит жестокая стихия,
Корабль, как бочка без кормила,
Ветрила рвутся на ветру
И крыльями, как птицы машут,
Лохмотья их под ветром пляшут,
Как будто улететь хотят.
Канаты на ветру гудят.

Мы с глубью боремся, гребём,
Но всё ж стихию не уймём!
Вот наш корабль, под вой стихии
Кренится на борт и давно
Готов пойти уже на дно.
Вот налетел ещё на камень,
Удар под днище! Что? Судьба?
Но не окончена борьба!

Друзья, судьба у нас одна!
Так выпьем крепкого вина!
Я рад разлить его по чашам,
Благословляя долю нашу.
И чаши полные вина
Пьём за спасение. До дна!

Да… Столько страсти – по несчастью!
Но стоило ль, ещё и пить?
Здесь надо было бы всем вместе,
Взять, да и днище починить!
Иль парус вовремя поставить,
Или кормило заменить…
А тут, одно спасенье – пить!

Новый вал


Под сильным ветром
Новый вал взъярился.
Навис угрозой страшных бед.
Когда он рухнет пенною громадой,
Кто тут рискнёт нам дать ответ -
Что с нами там, потом случится!
Так что? Не нужно больше биться?

Дружней за дело! Возведём оплот!
Бронёю медной борт наш опояшем,
И в гавань тихую корабль свой поведём,
И пусть он мачтою упрямо машет.

И пусть по гребням волн идёт вперёд.
Не поддадимся слабости, ребята.
Друзья! К нам буря страшная идёт!
Так вспомним же борьбу отцов,
Их прошлое, нас к подвигам зовёт.

Они воздвигли здесь, для нас,
Вот этот город!
И сколько сил потратили,
И праведных трудов,
Для благоденствия своих сынов!
Так будем же достойными сынами,
Они ведь ныне вместе с нами,
Ведём корабль наш в гавань,
Путь таков!

К митиленянам14
Митиленяне – жители города Митилены.


А он шагает! И по головам!
А вы безмолвны и в оцепенении.
Как те жрецы пред тенью гробовой,
Восставшей грозно, вопреки велению.

Пока не поздно, граждане, восстав,
Не мешкая, заглушим дружно пламя!
Пока поленья только лишь дымят
И не горят еще сплошным сияньем.
Не то, его ублюдки, нас съедят.

Хочет хищник царить


Хочет хищник царить,
Самовластвовать собирается!
И над нами парить!
Что же нам-то останется?

Накренились весы…
Может кто-то пробудится?
Почему же мы спим?
Или – худшее сбудется!

Ни грозящим кремлём


Ни грозящим кремлём,
Ни стеной твердокаменной,
Не защититесь вы
И не отгородитесь!
Башни – града оплот,
Но и воины храбрые!

Осторожно работай
Своею киркой камнетёс!
Подрубай хрупкий пласт,
Чтобы он на тебя не обрушился.
Ведь бывает же так -
Все идёт хорошо,
А потом, вдруг лавина
На голову рушится.

К Эроту


Очень много разных мифов,
Об Эроте.
Труд Сизифов – эти мифы разбирать.
В древних мифах его мать -
Афродитой называлась.
И красавицей считалась.

А отец – Владыка Зевс.
(Были Хаос, и Гермес…).
Может кто ещё пролез
В родословную Эрота…
Я скажу вам – тёмный лес!

Да и скука – до зевоты!
Мне копаться неохота.
И гипотез тут не счесть -
Пусть всё будет так, как есть!

В общем, трудно разобраться!
Издревле пошло считаться,
Что он юный бог любви…
Дарит нам огонь в крови…
Славный, милый и игривый,
Пухленький такой, красивый,
Почитатели его,
Все молились на него.

Ну, а вот поэт Алкей,
Нам сказал, что он страшней
Всех чертей на белом свете.
(Мы за это не в ответе!)
То сказал поэт Алкей.
А где правда? Кто правей?
Нам наверно не понять.
А вот кто отец и мать?
Это он нам рассказал.
Но и тут сплошной скандал!

Мама, радуга – Ирида
И отец, сам бог Зефир, -
Златокудрый легкий ветер,
Чуть колеблемый эфир!
Родители – красота!
А ребёночек – беда!
Откровеннейший урод!
(Необычный поворот!)

А когда он – Черный Эрос?15
Чёрный Эрос – в отличие от светлого бога любви, несёт с собой ещё и низменную страсть.


Может! Очень может быть!
Но тогда его любить,
Очень дружно нужно нам…
Это скажем – не бальзам!
Но любить, конечно, нужно,
Потому что он «потужный».16
Потужный – значит могучий (украинизм).


Если он тебя припрёт,
То всю душу изведёт.

Если же возненавидеть -
Можно попросту обидеть.
А врагом его иметь -
То пожизненно гореть.
Быть тем Эросом – гонимым!
(Не захочешь и интима!)
Лучше, братцы, с ним дружить,
Коль нормально хочешь жить.

Из далёкой земли


Из далёкой земли
Меч кровавый принёс,
С рукоятью из кости слоновой.
И в оправе златой.
Сам хозяин седой,
Весь в рубцах и багровом хитоне.
Он наёмником был в Вавилоне.

Доблесть эллина это -
Богатый товар,
А оплата – звенящее золото.
С этим ходким товаром
Идти на «базар»
Хорошо, когда всё ещё молодо.

Великана ты или царя победил -
Безразлично на службе, у трона.
Послужил, заработал, кого-то убил,
Повинуясь чужому закону.

А теперь вот живи,
Кое-что вспоминай,
Если мозг твой ещё вспоминает.
И свои приключения переживай,
Коль душа ещё переживает.

Поэтические переложения стихов Сапфо
Пещера нимф


Все сюда, к пещере мчитесь!
К роще и к священным нимфам.
Там висит над алтарями облако
Из смол чудесных.

Вы сюда критяне мчитесь!
Где звенит в ветвей прохладе
Ручеёк, и розы блещут,
И над всем струится сонно,
В серебристых ветках дрёма,
Там – в тени, у водоёма.

А в лугах цветущих стадо,
Аромат цветов клубится,
Запах дивных трав весенних -
Томный запах медуницы
И душистого аниса.

Ты любила здесь, Киприда,17
Афродита – по легенде, она вышла из морской пены на остров Кипр.


Пировать. В златые кубки
Разливать нектар чудесный, -
Сок хмельной богов небесных.

К Алкею


Когда бы помысел
Был кроток, и невинен -
Язык не прятал бы слова.
Из уст тогда легко и просто
Речь изливалась бы сама.

Тогда не надо было мяться,
И комкать мысли, и слова.
А если где-то, как-то, стыдно,
Там вряд ли стоит ждать добра.

Богу кажется равным


Богу мне кажется равным,
По счастью, тот человек,
Что так близко сидит
И твой слушает голос,
Смеху тихому молча внимая глядит,
Так небрежно откинув
Чуть в сторону волосы.

Сердце вдруг замирает
И тихо щимит,
А потом начинает так бешено биться,
Беспричинно,
Как будто само по себе.
Не могу я свободно пошевелиться.

Вдруг немеет язык,
Надвигается жар,
А в груди, то озноб,
То как будто пожар,
И не видят глаза,
И в ушах этот звон,
Ниоткуда!
Как будто бы с разных сторон!

Потом я обливаюсь
И дрожью дрожу,
Не могу даже вымолвить слова.
«Но терпи! – говорю я себе, -
Да, терпи!
Чересчур далеко все зашло,
Крепко в душу запало.»

Но готова я снова всё это прожить,
Я готова всем этим
Всю жизнь дорожить.
Я готова опять и опять слёзы лить,
Только чтобы я снова могла
Полюбить.

Сверху льёт ручей прохладный


Сверху льёт ручей прохладный,
Шлёт сквозь веточки журчанье.
И с дрожащих листьев яблонь
Сон к земле в траву стекает.

К Анактории


Конница – одним,
А другим – пехота!
Пусть кораблей вереницы – третьим!
А для меня на земле – любимый
Лучше первых, вторых и третьих.

Истину, право, не каждый видит.
Вот и Елена, того не зная,
Выбрала Трое зловещий жребий,
Даже того не подозревая.

Выбрала гибель могучей Трои,
Выбрав из множества
Стройных красавцев -
Бросив спартанца,
Пленившись троянцем…
Так что для Трои -
Не много там шансов!

Женщина мыслит своими страстями,
И в голове её, часто, – ветер.
Коль ещё ум у неё не стойкий…
(Чувства ж в разлуке – не очень-то светят…)
Так что, никто за любовь не в ответе!
А уже если любовь не поманит?
Тут даже близкий – далёким станет.

Я ж о тебе, неустанно всё помню,
Годы сдружившие нас вспоминаю.
Лик, и походку, и света сияние,
Хоть я на встречу уж не уповаю.

Это ценнее чудесных сокровищ,
Это дороже всех дивных ристалищ
И театральных прекраснейших зрелищ.
Я ведь тебя в них теперь вспоминаю!

Знаю, желания наши химерны,
Вряд ли когда-то осуществятся.
Долго ли жить ещё нашей надежде?
Или с надеждою надо расстаться?

Наша любовь и конечно же дружба -
Это всё то, что останется с нами.
Им никогда не грозит увядание.
Это для сердца в тоске утоление.
При расставании, на расстоянии,
Это ведь лучше, чем просто забвение.

Я зову тебя Гонгила


Я зову тебя, Гонгила!
Выйди к нам в своей одежде.
В тунике молочно-белой!
Выйди! Ты в ней так прекрасна!

Над тобой любовь порхает,
Ты восторг лишь вызываешь.
На тебя смотреть завидно
Даже и Кипророждённой.18
Кипророждённая – это Афродита.

Из далече, из отчих Сард


Из далече, из отчих Сард,
В неизбывной тоске желаний,
Мысли к нам посылает она,
Ожидая ответных посланий.

Ты была ей богиней одна -
Арегонта! Тебя лишь любила!
Твои песни под звуки кифар
В своём сердце она сохранила.

Извелась она там от тоски,
О тех днях, что до нашей разлуки.
Мы веселою жили семьей.
И ей снятся, и песни, и звуки.

Ныне в сонме лидийских жен,
Как Селена средь тёмной ночи,
Как царица одна среди звёзд!
А душа её к нам уносит!

Благовонный колышется луг,
Розы пышно уже раскрылись,
Разливает свой запах анис,
Медуница по полю разлилась.

А ей мира с той жизнью нет!
Бродит в доме ночами от горя,
И томит её дом тот, как плен,
И зовёт она нас через море.

Близ луны


Близ луны бледнеют звёзды.
Лучезарный лик блестит.
Если полный диск сияет -
Свет сильней к земле летит.
Полноликая луна
Силы колдовской полна!

Встреча


Твой приезд – для меня отрада,
Я стремилась всем сердцем к любви!
Очень долго мы были в разлуке -
Лучше выскажем чувства свои!

Часто легче разлуки смерть


Часто легче разлуки – смерть!
Помню слёзы в прощальный час,
Милый лепет: «Несчастные мы…»
Но ведь дела-то – превыше нас!

Я в ответ там тебе говорила:
«Радость в сердце с собою неси…
Да и память – конечно же сила!
Только ты её там – не гаси…
…Тех утех золотые часы…
…Помню прежде бывало – вьём
Из фиалок и роз венки…
В поле запахи чистые пьём…
Колокольчиков дальних звонки,
Стад, пасущихся за рекой…
А за пастбищем – горы стеной…»

Я в том поле хотела тебя,
Как Венеру, украсить в цветы!
Но разлука произошла.
И уехала ты.

Бессонница


Вот и месяц зашёл,
И укрылись Плеяды,19
Созвездие.


Вот и полночь пришла,
И наверное надо
Мне давно уж уснуть.
Но покой не вернуть!

Мы всю ночь про счастье пели


Мы на свадьбе пили-ели,
Мы всю ночь про счастье пели,
Про любовь, с девичьим хором,
Чтоб влюблённым, в деле спором,
Их любовь всю ночь пылала
И чтоб свадьба вся гуляла.
А как утром выйдут к нам,
Мы пойдём все по домам
Отсыпаться, потому что,
Было весело – нескучно…
И всю ночь был шум и гам,
И до сна ли было нам?

Что заря в лазурь рассеет


Что заря в лазурь рассеет,
В ночь зажжет обратно Геспер.20
Геспер – божество вечерней звезды.


Жизнь идёт сама собою,
С гор струит прохладу глетчер.21
Ледник


А когда приходит ночь,
Скот в загоны загоняют.
А пришла пора любви -
Дочь у мамы забирают…
Если взрослой стала дочь,
То уходит с милым в ночь.

Поэтические переложения СТИХОВ Мимнерма Колофонского
Распускаемся мы, как листва


Распускаемся мы, как листва, -
Каждый юной весною молод.
Вот оделись в убор свой леса.
Но весенний период не долог.

Промелькнул он, как миг, – и нет!
Побуреет листва на солнце,
А потом потускнеет и свет,
Там и холод стучится в оконце…
И исчезнет былая краса,
И закончатся все чудеса.

И услада, конечно, мила!
И не важно, ты стар, или молод.
Но услада увы, коротка -
За цветением следует холод.

Нам в грядущем – одна только тьма!
И в незнании теплится счастье.
А вот в знании доли – беда,
Правда вдруг обернётся несчастьем!

Предсказание доли жестоко,
Как и ранние холода,
Вдруг узнаешь о ранней могиле
Иль о немощи. Что же тогда?

Тут такое в тебе начнётся!
Юность сразу, как в бездну, уйдёт.
Жизнь спокойная перевернётся,
Душу каверзный червь сожрёт.

С неба солнце безжалостно палит.
Счастье никнет, несчастье идёт.
Тот, кто много богатства нахапал, -
Смотришь, нищим остаток живёт.

Что за жизнь, что за радость


Что за жизнь, что за радость,
Коль нет золотой Афродиты.
Смерти жаждать начну,
Если скажут: «Навеки прощай!»
Прелесть тайной любви…
Ласки нежные, брачное ложе…
Только юности цвет
Нам приятен, желанен и мил.

Старость горе несет
И красавца с уродом ровняет.
Лишь приблизится срок,
Черной думой томиться начну.

Сердце чуткое!
В тягость ему увядание.
Золотистого солнца лучи
Уж не радуют тут никого.

Юным ты опостылешь,
У дев вызываешь презрение.
Слишком тяжким ярмом
Опускается старость на нас.

Тут вам будет мой строгий
И твёрдый приказ:
«Пока молоды, люди!
Всемерно, упорно крепитесь!
И здоровье гребите себе,
Запасая его про запас!
Наберитесь терпения!
Вдоволь вы им запаситесь!
И всю волю зажмите
В железный и твёрдый кулак!
Много придётся отбить вам
Враждебных атак.

Насмерть боритесь со старостью,
Так, чтобы связки
И крепи трещали,
Лишь почувствуешь слабость,
Как только начинает подступать!

Вы с ней бейтесь,
Как с сильным, разящим недугом.
Только в этом для вас
Может быть благодать.
И тогда, вы начнете во всём наступать,
А недуги все ваши начнут отступать.

И тогда! Не покинет вас в горе никто -
Ни жена, и ни дети, ни други,
И тогда ваша старость,
Как надо, пойдет.
И сама Афродита
К вам в гости зайдёт…

Ну не так, чтобы часто,
Но в общем, сойдёт!
Если выпьешь немного…
И это пройдёт!»

А когда ты напьешься
Совсем, как свинья,
То тогда уж тебе
Не завидую я!
И надвинется срок,
Песня вдруг замолчит…
И никто не поможет,
Кричи – не кричи!

Гелиосу


Богу Гелию -
Труд вековечный отведен на долю!
Отдыха нет, ни ему,
Ни его быстроногим коням.
Только Эос22
Эос – богиня утренней зари.

Прекрасная
Небо окрасит ночное,
Тут же Гелий за нею идёт по пятам.

Но сначала он с Запада мчит -
На Восток, аж к самим эфиопам!23
У Гомера – это мифический народ, населявший оба края земли на востоке и на западе. По-древнегречески, «эфиопы» – это люди с «пылающими» лицами.


Низко-низко, на ложе крылатом,
Над водами вечными мчит.
А в Эфиопии ждут его быстрые кони
И колесница…
Время быстро и так незаметно летит…

Гелий с ложа встаёт
И шагает к своей колеснице,
Кони тут же его прямо в небо несут!
Так он трудится вечно -
С рассветом взлетает, как птица,
К ночи, ему Геспериды24
Дочери Геспера и Никты, хранительницы золотых яблок в саду Гесперид.

Готовят уют.
Утром он вновь покидает покой,
Людям надежду неся за собой.

Цели : рассмотреть жанрово-художественное своеобразие древнегреческой лирики на примере произведений её представителей; выделить тематику и проблематику этой поэзии, её культурно-эстетическое значение; воспитывать уважение к античному наследию.

Основные понятия : лирика, мелика, элегия, эмбатерий, эпиталама, ямб, гексаметр.

1. Культурно-исторические условия развития древнегреческой лирики.

2. Тематика и проблематика творчества античных поэтов.

4. Мелика (вокальная лирика). Творчество поэтов сольной (Алкей, Сапфо, Анакреонт) и хоровой (Алкман) мелики.

5. Развитие элегической поэзии (Тиртей).

1. Культурно-исторические условия развития древнегреческой лирики

В VIII–VII вв. до н. э. в жизни большинства древнегреческих общин произошли значительные перемены. На территории общин складываются города-государства, так называемые полисы. В них устремляются торговцы и ремесленники. В VII в. до н. э. появляются деньги. В руках торговцев и промышленников начинают скапливаться богатства. Представители родовой знати, аристократы – крупные землевладельцы, считавшие себя потомками богов, требовали признания наследственной преемственности своих прав, называли себя единственными хранителями родовых традиций древнегреческой общины.

Господство аристократов тяжелым бременем ложилось на плечи малоимущих земледельцев Древней Греции. Многие из них разорялись и, лишаясь средств к существованию, шли в кабалу к аристократам или пополняли ряды городской бедноты.

Торговцы и ремесленники стремились к политической власти, а земледельцы и городская беднота видели в них наряду с аристократами виновников своего разорения.

В результате всего этого в VII–VI вв. до н. э. в общинах Древней Греции совершилось много переворотов, которые привели к потере аристократией своих былых привилегий, к отмене долговой кабалы, к установлению писаных законов.

Перевороты положили конец древнегреческому родовому обществу. В Афинах, в Коринфе, в Сикионе и других греческих городах устанавливается тирания – порядок, при котором власть сосредоточивается в руках тирана, предводителя масс, выдвигающегося из среды аристократов в борьбе малоимущих земледельцев с земельной знатью. Тирания была, однако, явлением временным; в Афинах власть тиранов была свергнута в конце VI в. до н. э. в связи с последовавшим за греко-персидскими войнами возвышением Афин.

В древнегреческой литературе VII–VI вв. до н. э. обострившиеся противоречия между коллективом и личностью подтолкнули возникновение и развитие жанра лирики, которому свойственно прежде всего личное поэтическое самовыражение.


Термин «лирика» происходит от названия древнегреческого музыкального инструмента – лиры. Под её аккомпанемент и исполнялись произведения лирического жанра. Само понятие «лирика» было позже введено александрийскими учеными, которые основывали это наименование на формальных признаках – на характере аккомпанемента. В новое время термином «лирика» определяли содержание поэтического жанра, сложившегося в Древней Греции в VII–VI вв. до н. э. Поэтому лирическими сейчас называют стихотворения, передающие мысли и чувства автора, его настроения, его мгновенные душевные движения.

Жанры древнегреческой лирики . Древнегреческую лирику VII–VI вв. до н. э. принято делить на три жанра: на элегию, ямб и мелику (песенную лирику). Не все эти жанры исполнялись под звуки лиры. Для элегий и ямбов музыкальное сопровождение было не обязательно; иногда ямбы исполнялись под звуки флейты, а мелические произведения под звуки как лиры, так и флейты.

В основе древнегреческой лирики лежит преимущественно культовая и обрядовая фольклорная песня. За каждым жанром лирики, как и за всяким жанром древнегреческой поэзии, был закреплен определенный стихотворный размер. Только мелические поэты могли пользоваться различными размерами даже внутри одного стиха.

Древнегреческая элегия . Для древнегреческой элегической лирики, развившейся, согласно античной традиции, из обрядовой заплачки, причитания, характерно чередование гекзаметра и пентаметра, которое мы называем элегическим дистихом. Вот как он звучит на русском языке:

«Между дурными людьми никогда не ищи себе друга.
Гавань плохая они. Мимо свой путь направляй»
(Феогнид; пер. В. В. Вересаева).

В Древней Греции элегия не имела обязательного скорбного характера. Она могла содержать в себе просто размышление на самые разнообразные темы: мы знаем элегии военные, политические, любовные.

Но элегии VII–VI вв. до н. э. всегда имеют наставительный характер: в них заключен либо призыв к чему-то, либо протест против чего-то, либо они убеждают в чем-то лиц, к которым обращается поэт (к грекам ли вообще, к гражданам своего города или к лицам своего социального круга).

Как и все другие виды древнегреческой лирики VII–VI вв. до н. э., элегии большинства тогдашних поэтов сохранились в незначительных фрагментах. Более или менее связные отрывки дошли до нас от таких поэтов, как Тиртей (военная элегия),Мимнерм (любовная элегия), Солон (политическая элегия). Только творчество Феогнида (политическая элегия), в отличие от творчества других представителей древнегреческой элегии, представлено объемистым сборником.

Ямбическая лирика . Ямбография – один из древнейших видов греческой поэзии, первично связанный с культом богини плодородия Деметры.

Для древнегреческих праздников плодородия был характерен разгул, перебранка, сквернословие, пение насмешливых и обличительных песен. Народ верил в магическое воздействие подобного рода действий и песен на плодородие земли. Такие песни и назывались ямбами.

Крупнейшим представителем древнегреческой ямбической лирики был знаменитый поэт Архилох. Кроме него ямбические стихотворения писали Симонид Аморгский, Гиппонакт Эфесский (VI в. до н. э.) и др.

2. Тематика и проблематика творчества античных поэтов

Древнегреческая мелика . Мелика (песенная лирика) была сильнее связана с музыкальным сопровождением, чем ямб и элегия, постепенно превращавшиеся в чисто литературный жанр и терявшие исконную связь с музыкой. В отличие от ямба и элегии, где повторялись или попарно чередовались стихи или двустишия в одном размере (ямбы, дактили), мелические стихотворения были построены в основном на чередовании строф, сложных и чрезвычайно разнообразных по своим поэтическим размерам.

Стихотворения мелического жанра древнегреческой лирики VII–VI вв. до н. э. принято делить на сольные (монодические) и хоровые.

Сольная мелика особенно развилась на острове Лесбос, родине двух крупных древнегреческих поэтов – Алкея и Сапфо. Третьим прославленным представителем сольной мелики был Анакреонт.

Хоровая, мелика имела тесную связь с культом и обрядом. В Древней Греции её использовали обычно в торжественных случаях, поэтому она отличалась пышным приподнятым стилем. К хоровой лирике относятся гимны богам (дифирамбы – в культе Диониса, пеаны – в культе Аполлона и др.), парфении (песни девушек), эпиникии – песни, прославляющие победителя на спортивных состязаниях, которые имели у греков общественное значение, так как победы атлетов составляли славу города, общины. Победитель воспевался в лирических эпиникиях не только как личность, но и в еще большей степени как представитель общины.

Хоровая лирика достигла расцвета прежде всего в Спарте, поэтому в ней воспевались идеалы спартанской доблести с ее гордой и суровой моралью: вся жизнь человека посвящена исполнению долга перед отечеством.

Из известных нам представителей древнегреческой хоровой мелики первый по времени – Алкман (вторая половина VII в. до н. э.). От него сохранились лишь небольшие цитаты и один большой отрывок из парфения. В небольших фрагментах дошло до нас и творчество Стесихора – автора лирических поэм с мифологическим сюжетом [Анпеткова-Шарова Античная литература]

Поэт-лирик, в отличие от эпического аэда, особо чувствительно осознает себя как автора фиксированного текста, что часто называют внутренним признаком литературы, а известный уже и в эпосе прием указания автором в стихах своего имени (Гесиод) в лирике практически становится ее важнейшей жанровой характеристикой. Хорошо известно, что лирический поэт говорит в своих стихах о себе, связывая свою жизнь с культовым служением, часто - о конкретной социальной ситуации в родном полисе, причем, четко выражая свое отношение к реальным событиям и их участникам - друзьям и противникам. Поэты собственно лирического направления, поэты-мелики, обращаясь к темам местного фольклора, преломляют их, ориентируясь на свои личные реальные обстоятельства и настроения, вводят имена близких им людей, описывают их внешность и характер.

Констатация «диалогичности», своего рода «обратной связи» с лирическим героем, включая обращение к «душе», подтверждается практически для всех поэтов - лириков (ср.: у Архилоха, у Алкмана, Алкея и мн. др.), и в этом проявляется новая стилистика, стилистика лирики, здесь перед нами другой материал и другой ответ. Иными словами, в тексте поэта-лирика важен не только факт как таковой, но он становится поводом, чтобы отразить связь c другим лицом («диалог»), а такая связь согласуется с поэтической задачей передать чувства и рассуждения [Савельева О. М. Греческая лирика как «бесспорная литература» // Индоевропейское языкознание и классическая филология – XVI (чтения памяти И. М. Тронского). – СПб., 2012. – С. 742 – 749. – Режим доступа: http://www.philology.ru/literature3/savelyeva-12.htm].

Архилох жил между 689 и 640 годами до н. э. Это была самобытная, мощная фигура: его по праву ставили в один ряд с Гомером и Эсхилом, хотя до нас дошло до обидного мало его стихов. Наиболее интересно Архилох работал как мастер ямба.

Он родился на острове Парос в центре Эгейского моря. Остров представлял собой огромную мраморную глыбу, омываемую волнами, покрытую тощим слоем малоплодородной почвы. На каменистом плато паслись скудные стада, на скалистых склонах зеленели виноградники. Мрамор, главное богатство острова, еще не добывался. Тяжелые условия вынуждали многих паросцев уезжать на заработки или жительство в другие части Эллады. На самом острове не угасала борьба между знатью, владевшей лучшими землями, и простыми людьми.

Архилох был сыном богатого купца Телесикла и рабыни фракиянки Эсипо, т. е. был незаконнорожденным, о чем находим признание в его стихах. Это «низкое» происхождение, своеобразное «клеймо», всегда над ним довлело. С одной стороны, он был гражданином Пароса - с другой, не имел права наследовать имущество своего отца.

Шаткость своего материального положения Архилох компенсировал тем, что выбрал опасную долю наемника. Он возглавлял отряды воинов наемников, сражавшихся па острове Фасос и во Фракии. Называя себя «слугой Ареса», бога войны, он соединил, казалось бы, не сочетаемое: труд воин», исполненный лишений и тревог, с горячей любовью к поэзии, к «сладостному дару муз».

С жадностью не уставал перечитывать он Гомера, величавая манера которого была созвучна его суровой поэзии. Он говорил, что копьем замешан его хлеб, копьем добыто вино, и он пьет, опершись на копье. Ратная стезя определила тот дух волнующего драматизма, которым пронизаны его стихи. В стихотворении «О кораблекрушении» он повествует о катастрофе на море, жертвой которой стали некоторые граждане Пароса и один из его родственников.

Динамичный, энергичный стиль Архилоха чувствуется в строках стихотворения:

Скорбью стенящей крушась, ни единый из граждан, ни город / Не пожелает, Перикл, в пире услады искать. / Лучших людей поглотила волна многошумного моря, / И от рыданий, слез наша раздулася грудь.

На полях сражений во Фракии он многое увидел и пережил. И вынес убеждение в том, что человеку должно являть отвагу и стойкость среди жизненных невзгод. Его кредо высказано в таких строках:

Сердце, сердце! Грозным строем стали беды пред тобой. / Ободрись и встреть их грудью и ударим на врагов! / Пусть везде кругом засады - твердо стой, не трепещи! / Победишь - своей победы напоказ не выставляй, / Победят - не огорчайся, запершись в дому не плачь! / В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй; / Смену волн познай, что в жизни человеческой царит.

Военная, походная доля пришлась по вкусу Архилоху. Но это не мешало ему высмеивать и товарищей, похвалявшихся мнимыми подвигами, и тщеславных, порочных командиров. Суров он и к самому себе. В одном из стихотворений признается, что однажды «бросил свой щит». Архилох понимает, что иногда надо выжить любой ценой. Он - отнюдь не трус. Бросив щит, он тут же добавляет, что это ничего не изменило, ибо он может добыть новый.

Человек мужественный, он не стыдится сознаться в том, что пришлось уступить превосходящему противнику Но стихотворение это навредило репутации Архилоха. Рассказывают, что, когда он прибыл в Спарту, жители этой страны потребовали, чтобы он удалился, ибо осмелился утверждать кощунственную ля лаконцев мысль, будто жизнь дороже славы, предпочтительнее потерять оружие, чем умереть.

Архилох - первый греческий поэт, в творчестве которого тема любви звучит горестно, даже трагически. Архилох был влюблен в девушку Необулу и сватался к ней. Отец ее, богатый старик Ликамб, поначалу согласился выдать дочь замуж за Архилоха, но затем по не совсем понятным причинам отказал поэту. Он опасался, в частности, что Архилох, будучи незаконнорожденным, а следовательно, человеком без средств, собирался жениться, чтобы завладеть деньгами Необулы.

Уязвленный Архилох его жестоко высмеял. Его стихам, «язвительным ямбам», вообще была свойственна ироническая, сатирическая интонация. Архилох был человеком бурных, необузданных чувств и в любви, и в горечи. Обращаясь к Ликамбу, он писал:

Что в голову забрал ты; батюшка Ликамб, / Кто разума лишил тебя? / Умен ты был когда-то. Ныне ж в городе / Ты служишь всем посмешищем.

Он не уставал обличать Ликамба, который забыл и «клятву великую, и соль, и трапезу», видимо, имея в виду несостоявшуюся свадьбу Человек необузданных страстей, мало заботившийся о мнении окружающих, Архилох в ряде стихов не устает повторять, что не простит подобного поступка Ликамбу.

Как и некоторые поэты, он облекал свои мысли в аллегорическую, басенную форму. В одной из таких басен фигурируют два персонажа орел и лиса, под которыми, очевидно, надо разуметь Ликамба и Архилоха. Орел и лиса заключили договор, но орел его нарушает и занимается кормлением своих птенцов лисятами. У лисы отсутствуют крылья, дабы отомстить орлу, и она обращается за помощью к Зевсу:

О Зевс, отец мой! Ты на небесах царишь. / Свидетель ты всех дел людских. / И злых и правых. Для тебя не все равно / По правде зверь живет иль нет! [Гиленсон Древняя Греция http://antique-lit.niv.ru/antique-lit/gilenson-drevnyaya-greciya/lirika-vii-vi-vv.htm]

4. Мелика (вокальная лирика). Творчество поэтов сольной (Алкей, Сапфо, Анакреонт) и хоровой (Алкман) мелики

Эволюция греческой лирики связана с углублением субъективного начала: в центре оказывается поэт с его индивидуальной судьбой и переживаниями. Особый вклад в этом отношении внесли поэты эолийцы, жившие на острове Лесбос недалеко от побережья Малой Азии. И прежде всего, Алкей и Сапфо. Они взяли на вооружение новые поэтические размеры, которые были ориентированы на монодическое, т. е. сольное исполнение, пение под звуки лиры. Эти поэты - яркие представители т. н. монодической лирики. Применительно к ним используется также понятие мелика, мелическая лирика. Великий греческий философ Платон предложил такое истолкование слова «мелос»: «Мелос состоит из трех элементов: слова, гармонии и ритма». В мелическом стихотворении музыкальный элемент столь же важен, как и словесный текст. Монодическая лирика обычно звучала в узком кругу, на пирах, среди членов какого-то кружка или культового объединения.

Алкей (626 - после 580 г до н. э.) жил в городе Митилене на Лесбосе, принадлежал к партии аристократов, которых изгнали победившие демократы. От Алкея сохранилось около 500 строк. В них весома тема гражданской междоусобицы. Ряд его стихотворений составляет цикл, красноречиво озаглавленный «Песни борьбы». Поэт привык к воинской атмосфере, к оружию, как и его предтеча Архилох:

Медью воинской весь блестит, весь оружием убран дом - Аресу в честь.
Тут шеломы как жар горят, колышутся белые на них хвосты.

В стихотворении - выпады против местного демократического лидера Питтака. Когда-то бок о бок с ним Алкей воевал за Сигей, опорный пункт на Черном море. Но как только Питтак стал у кормила власти, Алкей из-за него был принужден отправиться в изгнание с родного острова Лесбос. Поэт полагал Питтака виновником начавшейся распри, равно как и аморальной личностью:

Притонов низких был завсегдатаем; / Опохмелялся в полдень несмешанным. / А ночью то шло веселье: / Гам бессловесный сменялся ревом.

Как и Фиогниду, Алкею государство виделось судном, захваченным штормом. Но помимо политических стихотворений поэт слагал гимны богам (Аполлону, Гермесу, Афине, Эроту), прославлял мифологических героев. Он - сочинитель застольных песен, прославляющих вино как дар божества. В одном из них он просит возлюбленную принять его, вернувшегося с дружеской пирушки:

В дверь стучусь, ночной гуляка:
Отвори мне, отвори.

Сапфо . Среди славных имен греческих поэтов-лириков выделяется одно женское, поистине «знаковое» и легендарное. Это - Сапфо (Сафо), первая поэтесса античного мира. Ее имя прочно вписано в историю литературы. Всеохватывающая тема ее поэзии - любовь, о которой она высказывалась с такой пронзительной откровенностью, как никто до нее.

Древние называли Сапфо «загадкой», «чудом». Великому философу Платону приписывают такое двустишие:

Девять на свете есть муз, утверждают иные. Неверно: / Вот и десятая с ними - Лесбоса домерь, Сапфо!

Хотя найденные в последнее время папирусы добавляют немного сведений о Сапфо, обстоятельства ее жизни по-прежнему содержат немало «белых пятен». Жила она на острове Лесбос, где не затихала борьба между аристократией и демосом. Принадлежавшая к знати, Сапфо подверглась изгнанию, но потом вернулась в родной город Митилену. Однако политические страсти, сыгравшие не последнюю роль в ее судьбе, не оставили никакого следа в поэзии Сапфо. Ее художественное открытие - любовные переживания женщины.

Известно, что Сапфо была замужем, у нее была дочь Клеида, которую она очень любила. Но семейным счастьем ей не довелось долго наслаждаться: она рано потеряла единственную дочь, а потом и мужа. Это во многом объясняет, почему нерастраченную потребность в любви она обратила на своих учениц. Но если судьба даровала ей блистательный поэтический талант, то илишило внешней привлекательности. Для женщины, наделенной страстной натурой, это было огорчительно. Овидий вкладывает в уста Сапфо такие слова: «Если безжалостная природа отказала мне в красоте, этот ущерб я компенсирую умом».

По свидетельству современников, она была небольшого роста, со смуглой кожей, ее глаза излучали живость.

Когда о ней говорили: «прекраснейшая», то этот эпитет относился к ее стихам. Однако если Сапфо начинала декламировать стихи и играть на лире, то она преображалась, ее лицо излучало внутренний свет и обретало вдохновенную красоту.

Имя Сапфо связывают с именем Алкея. Сохранился стихотворный фрагмент, в котором Алкей делает робкое признание Сапфо. Он называет ее «пышноволосой», «величественной, приятно улыбающейся». Он хочет сказать о любви, но ему «стыдно». На это Сапфо отвечает:

Когда б твой тайный помысл невинен был, / Язык не прятал слова постыдною, / Тогда бы прямо с уст свободных / Речь полилась о святом и правом.

Нам неизвестно, как сложились отношения Сапфо и Алкея. Возможно, они были чисто дружескими, как у людей, объединенных профессиональными интересами. Сохранилась, однако, ваза, на которой изображены два поэта: Алкей с лирой в руке почтительно склоняется перед Сапфо.

Самый значительный эпизод в биографии Сапфо это ее руководство своеобразной школой, кружком девушек в Митилене. Место, где происходили ее встречи с ученицами, называлось «Дом, посвященный музам». Это было некое культовое учреждение в честь Афродиты. В школу Сапфо приезжали девушки из разных концов Греции. Главными предметами считались музыка, танцы, поэзия. Но подобное обучение отнюдь не предполагало сделать девушек профессионалами в названных искусствах. Цель Сапфо - подготовить девушек к замужеству, к материнству, пробудить в них женственность, привить понимание прекрасного, научить таинствам любви. Создание подобной школы на острове Лесбос было закономерным: там женщины пользовались несколько большей свободой по сравнению с другими областями Греции, а на близлежащих островах творили помимо Сапфо поэтессы Коринна, Праксилла и другие, достойно конкурировавшие с мужчинами.

Андре Боннар пишет по этому поводу: в Митилене женщина оживляла жизнь города своим очарованием, своей одеждой, своим искусством. Брак давал ей возможность вступить в общество на равных правах с мужчинами, как и в других эолийских областях (вспомним Андромаху). Она принимала участие в развитии музыкальной и поэтической культуры своего времени. В области искусств женщина соперничала с мужчинами. Если эолийские нравы предоставляли такое место замужним женщинам, то неудивительно, что тем самым создавалась необходимость в школах, где бы девушка могла готовиться к той роли, которую она должна была играть после брака.

Не только в Эолии, но по всей древней Элладе греки тяготели к разного рода кружкам «по интересам», посвящая свободное время любимому делу. Сапфо же, прежде всего, обучала митиленских девушек нелегкому искусству быть женщиной. Она хотела, чтобы ее воспитанницы, выйдя замуж, не были бы безнадежно погружены в дела хозяйства, быта и воспитания детей, но находились на уровне интеллектуальных и художественных интересов мужей. Ведь у греков в порядке вещей была любовь «на стороне», связи с гетерами, которые обычно превосходили женственностью, обаянием, игривостью законных жен, казавшихся по сравнению с ними скучными и пресными. Девушки же в школе Сапфо приобщались как к искусствам, так и к культуре интимных отношений. Мир прекрасного призван был облагородить их души.

Вместе с тем, остров, на котором жила Сапфо, дал название тому, что называется «лесбийской любовью». Женщины Лесбоса, взращенные под южным солнцем, отличались страстностью и имели любовные отношения не только с мужчинами, но и склонялись к однополой любви. Для древних в Греции и Риме в этом не было ничего экстраординарного и зазорного, как и любовь между мужчинами. Подобные нетрадиционные формы любви нередко воспевались в произведениях искусства.

Сфера поэтических устремлений Сапфо - прекрасное. А в ней, может быть, самое замечательное - женская красота. Но она воспринимает ее не совсем так, как Архилох и Анакреонт. У нее она вызывает прежде всего восхищение. Это какой-то особый поэтический и одновременно женский взгляд:

Девы поступь милая, блеском взоров / Озаренный лик мне дороже всяких / Колесниц лидийских и конеборцев / В бронях блестящих.

Новаторство Сапфо . До Сапфо никто не показывал «изнутри » состояние влюбленного. Для нее нередко любовь чувство мучительное. Оно - сродни болезни, тяжелому нездоровью.

Само присутствие любимого человека может подействовать так, что Сапфо почти теряет самообладание. Обратившись к заключительной части стихотворения, данном в почти дословном переводе, мы ощущаем, как Сапфо погружает нас в свой внутренний мир, в котором торжествует Эрос:

Но немеет тотчас язык, под кожей / Быстро легкий жар пробегает, смотрят, / Ничего не видя, глаза, в ушах же / Звон непрерывный. / Потом жарким я обливаюсь, дрожью / Члены все охвачены, зеленее / Становлюсь травы, и вот-вот как будто / С жизнью прощусь я. / Но терпи, терпи: чересчур далеко / Все зашло...

Сапфо не избегает «физиологических» подробностей. Ей кажется, что она умирает от любви. Но это не шаблонная поэтическая формула, как случалось в бесчисленных любовных стихах у позднейших поэтов. Это - стенографически точная фиксация ее истинного состояния.

В чем новизна трактовки любви у Сапфо? По большей части, до нее любовь представала как чисто чувственное эротическое желание. В «Илиаде» Парис, красивейший мужчина в Азии, обращается к Елене, красивейшей женщине в Европе, с такими словами:

Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся. / Пламя такое в груди у меня никогда не горело / Ныне пылаю тобой, желания сладкого полный.

Для Архилоха Необуда столь неотразима, что «старик влюбился бы в ту грудь, в те мирром пахнущие волосы». Для поэта Мимнерна бытие лишено смысла вне чувственных наслаждений: потому так пугает его старость. «Без золотой Афродиты какая нам жизнь или радость?» Для Сапфо же любовь не столько наслаждение, сколько мучительное переживание. Эрос, буквально, испепеляет, губит человека.

Эрос вновь меня мучит истомчивый. / Горько-сладостный, необоримый змей.

От Сапфо до нас дошли лишь отдельные фрагменты. Но и по ним можно судить: ее излюбленные жанры - гимны, свадебные песни, обрядовые песнопения, нередко восходящие к фольклору. Когда девушки взрослели, выходили замуж, покидали школу Сапфо, наступал трогательный и грустный обряд прощания. В стихах Сапфо вырисовывается область девичьих упований, смутных желаний.

Девы... / Эту ночь мы всю напролет... / Петь любовь - твою и фиал колон ной / Милой невесты.

Вообще мотив разлуки с возлюбленными - проходит через многие стихотворения Сапфо. В стихотворении «Женщинам» мы читаем:

Много прекрасного и святого / Совершили. Только во дни, когда вы / Город покидаете, изнываю, / Сердцем терзаюсь.

Стихи Сапфо, при всей их пылкости и неординарности тематики, - искренни и целомудренны. В них нет ничего, что оскорбило бы чувство меры. Среди имен особенно часто встречающихся, окруженных благоговением, - Киприда, богиня любви. Ей адресован прославленный гимн «К Афродите», к счастью, дошедший до нас полностью. Сапфо не только славит Киприду, но и молит о помощи:

Радужно престольная Афродита, / Зевса дочь бессмертная, кознодейка! / Сердца не круши мне тоской-кручиной! / Славься богиня! / О, явись опять - по молитве тайной / Вызволить из новой напасти сердце! / Стань, вооружась, в ратоборстве нежном / Мне на подмогу!

Кто же вдохновил Сапфо на эти волнующие строки? Легенда гласит, что это был грек Фаон, который служил перевозчиком с островов Лесбос и Хиос на противоположный малоазийский берег. Однажды Фаон перевез саму Афродиту, которая скрыла себя, приняв облик старухи. Фаон великодушно не взял с нее плату за свой труд. Тогда Афродита отблагодарила его, дав ему чудодейственную мазь. Намазавшись ею, Фаон стал красивейшим из всех смертных. Увидев его, Сапфо без памяти влюбилась в Фаона, но он не ответил ей взаимностью. В отчаянии поэтесса бросилась с Левкадской скалы в море и погибла. Скала эта считалась на острове Лесбос местом, где сводили счеты с жизнью. История эта, красивая легенда, свидетельство того, сколь популярна была Сапфо, ставшая почти мифологической фигурой. Тему любви Сапфо и Фаона разработал Овидий в одной из элегий, составляющих его книгу «Героини».

Поэтесса пребывала в особом сказочном мире, населенном богами, светозарными и благостными. Сохранился фрагмент стихотворения, всего одна строка: «Говорила я во сне с Кипридорожденной». Значит, Афродита действительно являлась Сапфо в сновидениях.

Любовное переживание Сапфо слито с картинами роскошной природы. А она для поэтессы - запахи роскошных цветов, сияние луны, сверканье солнечных бликов. Мироощущению Сапфо близка весна, пора всеобщего пробуждения, красота и обаяние юности. Ожившая природа и любовное чувство встречаются, взаимопроникают друг в друга. Сапфо сравнивает жениха со стройной веткой, невесту - с румяным плодом.

На Лесбосе был храм Геры, где проходили состязания в красоте, каллистеи. Возможно, это были прообразы современных конкурсов красоты. При этом учитывались не только внешние данные девушек, но и их интеллектуальная, художественная, музыкальная одаренность.

Древним посчастливилось знать Сапфо и не по одним фрагментам, дошедшим до нас. Они представляли ее поэзию значительно полнее, чем мы, и отзывались о Сапфо, не скупясь на эпитеты. Называли «лесбосским соловьем», вовеки славной, «избежавшей мрака Аида». В Митилене имели хождение монеты с ее изображением.

Сапфо была первой женщиной Эллады, стяжавшей славу на поприще изящной словесности. Она наглядно своей судьбой символизировала процесс постепенной эмансипации женщин. Были у нее и завистники, и недоброжелатели, которые, однако, составляли меньшинство. В целом для эллинов было характерно преклонение перед Сапфо. Это было свидетельством культа красоты, искусства, что составляло важную сторону эллинского мироощущения.

Образ поэтессы обрел почти мифологические масштабы. Он вдохновлял многих поэтов, художников, музыкантов. Ей подражали Катулл и Гораций. Сама же Сапфо стоит у истоков т. н. женской поэзии. В России поэтесса была известна еще с XVIII в. с эпохи Сумарокова. Такой излюбленной для Сапфо стихотворной формой, как т. н. сапфическая строфа, пользовались многие русские поэты - от Каролины Павловой до Блока и Брюсова.Взлет популярности Сапфо - «серебряный век». Среди тех, кто ее прославлял - Анна Ахматова и Марина Цветаева [Гиленсон http://antique-lit.niv.ru/antique-lit/gilenson-drevnyaya-greciya/lirika-vii-vi-vv.htm].

Анакреонт . Его относят к особой разновидности странствующих поэтов, не «привязанных» к какой-то одной местности. Уникальное явление, он в чем-то близок к поэтам эолийцам.

Анакреонт - классик любовной, эротической поэзии. Любовь, как и вино, - всеохватывающая тема его творчества. В отличие от Архилоха, добывавшего копьем средства к существованию, Анакреонт являл тип придворного поэта, свободного от материальных забот, жившего в мире пиров, развлечений, чувственных радостей.

Биография его известна фрагментарно. Он родился на острове Теосе, примерно, во время 52-й олимпиады, т. е. между 572 и 569 гг до н. э. Затем переселился в колонию Абдеры во Фракии. Позднее мы встречаем его при дворе могущественного тирана Поликрата в Самосе, фактически, установившего контроль над Эгейским морем. При откровенно деспотических чертах своей натуры, Поликрат отличался несомненной любовью к поэзии и искусству. Анакреонт же, человек доброжелательный и жизнерадостный, был ценим при дворе Поликрата, пользовался симпатиями самого тирана, который получал удовольствие от его стихов. Блестяще образованный, светский, Анакреонт придал особую привлекательность самосскому дворцу. Позднее, после смерти Поликрата, Анакреонт получил приглашение от Гиппарха, сына известного афинского тирана Писистрата, переехать в Афины. Гиппарх послал за поэтом разукрашенную 50-весельную галеру, на которой тот прибыл в Афины. Там он не нашел такой изысканной роскоши, как у Поликрата, зато вращался в среде художественной интеллигенции, был другом отца Перикла. После убийства Гиппарха, покровителя искусства и науки, Анакреонт переселился в Фессалию к местному властителю Элекратиду Умер он, по-видимому, в глубокой старости, около 85 лет, в своем родном городе Теосе.

Согласно преданию, он подавился на пиру ягодой винограда. Таким образом бог виноградарства Дионис, которому Анакреонт служил, как бы взял его к себе. Жители Теоса, гордясь своим земляком, поставили ему статую, выбили его профиль на монетах. На одной из ваз Анакреонт изображен играющим на кифаре в окружении юношей.

Анакреонт - поэт редкого жизнелюбия. Значит ли это, что он недостаточно серьезен? Конечно, нет. Будь он просто легкомысленным поэтом, то не оставил бы заметного следа в мировой поэзии, не вызвал бы к жизни художественного направления изящной словесности, называемого анакреонтизм. Поэт выразил жизнелюбивый характер эллинского миросозерцания. Убеждение в том, что мир прекрасен, а жизнь дана для радости.

Анакреонт воспевал как красоту женщины, так и привлекательность юношей. Славил чувственные удовольствия. Жизнь его сложилась так, что он до конца разделял эти принципы. Пафос его творчества, как, впрочем, и стиля жизни, он выразил в таких стихах:

Я хочу воспеть Эрота, / Бога неги, что украшен / Многоцветными венками. / Небожителей властитель, / Он сердца терзает смертным.

Предмет анакреонтовых любовных стихов премущественно гетеры. Долгие годы Анакреонт провел в Афинах, ставших культурным центром Эллады. В город съезжались красивые женщины, гетеры стали непременными участниками жизни аристократического света. Имена гeтеp, которых любил Анакреонт, почти не сохранились: его чувства были легкими, светлыми, для него любовь была наслаждением, но отнюдь мучительным переживанием, как лучилось с Архилохом, а позднее с Сапфо. Если гетера ему изменяла или не отвечала взаимностью, он не печалился, а находил очередную подругу. Сходные ситуации мы позднее найдем в любовной лирике римского поэта Горация.

Эта тема обыгрывается в шутливом духе в стихотворении «Любовницам»:

Все листья на деревьях / Ты верным счетом знаешь / И на море широком / Все волны сосчитаешь / Сочти ж моих любовниц! / В Афинах для начатка / Ты запиши мне двадцать
И полтора десятка. / Потом считай в Коринфе / По целым легионам: / Уступит вся Эллада
В красе коринфским женам. / Теперь сочти в Лесбосе, / В Ионии, в Родосе / И в Карий... пожалуй,
Две тысячи... немного. / Что скажешь? Отвечай же: / Далеко от итога!

Юноши и мальчики были в не меньшей мере увековечены в стихах Анакреонта, чем пленительные гетеры. Сохранились имена некоторых: Вифилл, Клеобул, Симола. Анакреонт и шутя, и серьезно заигрывал с юношами, совместно с ними участвовал в пирах, музыкальных увеселениях. «Меня любят мальчики за мои речи, так как я умею говорить им приятное», пишет Анакреонт. В одном из стихотворений он жалуется, что красивый юноша Левкасп не хочет с ним играть. Он обещает направить жалобу на него олимпийским богам, и Эрот накажет его своими стрелами. Если же Эрот этого не сделает, Анакреонт перестанет воспевать Левкаспа.

В своих стихах, обращенных к юношам, Анакреонт с восхищением описывает их внешность: их лица, глаза; кудри - так, как другие поэты воспевают красавиц, ставших их музами.

Любовь у Анакреонта неотделима от вина, пиров, музыки, щедрых столов с угощениями, расцвеченных игрой красавиц флейтисток и искусством танцовщиц, сверкающих золотом чаш и кубков, атмосферы праздника и радости. Любовь словно вписана в самый стиль придворной жизни в маленьких греческих государствах-полисах.

Принеси мне чашу, отрок, осушу ее я разом! / Ты воды ковшей с десяток в чашу влей, пять - хмельной браги, / И тогда, объятый Вакхом, Вакха я прославлю чинно. / Ведь пирушку мы наладим не по-скифски: не допустим / Мы ни гомона, ни криков, но под звуки дивной песни /
Отпивать из чаши будем...

Пиры, воспетые Анакреонтом, конечно же, были не похожи на те грубые пиршества, перераставшие в вакханалии и оргии, что было характерно для эпохи Империи в Риме.

Неверно представлять Анакреонта и неким легкомысленным стариком, который, дожив до глубоких седин, бездумно упивался лишь наслаждением. Мысль о неизбежном конце, посещавшая поэта, находила отзвук в известных строках:

Сединой виски покрылись, голова вся побелела, / Свежесть юности умчалась, зубы старчески слабы. / Жизнью сладостной недолго наслаждаться мне осталось. / Потому-то я и плачу - Тартар мысль мою пугает! / Ведь ужасна глубь Аида - тяжело в нее спускаться.

Стихи Анакреонта приобретают философское наполнение, становятся фактом русской поэзии. Сам Анакреонт дал своей поэзии такую характеристику:

За слова свои, за песни / Вам я вечно буду близок; / Я умею петь приятно, / Говорить умею сладко. [Гиленсон]

5. Развитие элегической поэзии (Тиртей)

Одной из популярных поэтических форм была элегия, а ее мастером по праву считается Тиртей (2-я пол. VII в. до н. э.). Это один из немногих известных нам поэтов спартанцев, впрочем, спартанцем его можно назвать с большой натяжкой. Биография его мало известна, окружена легендами. Сохранилось предание о том, что он был афинским гражданином, работал учителем и страдал хромотой. Во время второй Мессенской войны (VII в. до н. э.) спартанцы обратились к оракулу в Дель- фах с просьбой дать совет, что надо сделать, чтобы победить. Оракул рекомендовал попросить афинян, чтобы те дали им вождя. Согласно этой версии, афиняне направили им Тиртея, хромого школьного учителя, причем явно в насмешку, памятуя, как жестоко относятся спартанцы к физическим недостаткам. Тиртей, однако, не командовал войском, но сочинил ряд боевых песен, которые подняли дух спартанцев и помогли им взять верх над врагами. В одной из его «воинственных элегий» можно прочитать:

Славное дело - в передних рядах со врагами сражаясь, / Храброму мужу в бою смерть за отчизну принять! / Доля ж постыднее всех - в нищете побираться по свету, / Город покинув родной, тучные бросив поля.

Если достойна участь отдавшего жизнь за родину, то позором покрыты и род, и имя того, кто «дрогнул» в бою. Тиртей, постоянно взывавший к отваге и стойкости, явился создателем маршевых песен, т. н. эмбатерий. Исполняя их, спартанцы рвались в бой. Боевые песни Тиртея были исключительно популярны в Спарте, они бытовали почти на протяжении всей истории страны. Устраивались специальные состязания на их наиболее удачное исполнение, причем победитель награждался истинно спартанским призом - куском сырого мяса. Имя Тиртея стало нарицательным для поэта, стихи которого исполнены боевого, «зажигательного» пафоса. Римский поэт Гораций называет Тиртея рядом с Гомером как поэта, воспитывавшего в согражданах мужество. «Хрестоматийной» для поколений эллинов стала крылатая строка Тиртея:

Сладко и почетно умереть за родину.