Савва Мажуко Неизбежность Пасхи. Великопостные письма. Постные письма. Архимандрит Савва (Мажуко)




Архимандрит Савва (Мажуко) - родился и вырос в Гомеле в нецерковной семье. Однако пришёл к Богу после прочтения книги о Сергии Радонежском.
В 1995-м в Свято-Никольском мужском монастыре в 19-летнем возрасте принял монашеский постриг. В том же году был рукоположен во диакона и священника иеромонаха). В 2013-м был возведён в сан архимандрита.
Образование получил в Московской духовной академии, Православном Свято-Тихоновском университете и Общецерковной аспирантуре.
Отец Савва - широко известный публицист, богослов и проповедник.
Регулярно пишет для портала pravmir.ru.
Автор программы «Свет невечерний» на православном телеканале «Союз».
Занимает должность проректора по учебно-методической работе библейско-богословских курсов Гомельской епархии, а также читает лекции по предмету «Основы христианской культуры» на филологическом факультете Гомельского государственно-го университета.

Предисловие

Церковная публицистика - занятие скучное. Здесь всегда очень тесно. Не развернуться. Все наши журналы, газеты и сайты начинают ярко и порывисто, а потом принимаются дремать и «сдуваться». Журналисту нужен размах и свежесть темы, а в мире Православия все предзадано и предписано. Нет, не зорким цензором, а просто - церковным календарем. И мы кружим в этом календаре, словно лошадка на арене - каждый раз одни и те же темы, лица, вопросы и допросы.

Откройте любое церковное издание: проповедь на текущий праздник или евангельское чтение. Хороших авторов в этом жанре немного, еще меньше сюжетов, на которые они пишут, ведь все из Писания, а это одна книга. Церковные новости вращаются тоже вокруг календаря: юбилеи, праздничные службы, концерты по случаю, конференции по поводу. Все предсказуемо в буквальном смысле - чаще всего опытному журналисту удается пред-сказать и даже пред-писать, что и как будет сказано и написано.

Есть еще целый спектр «духовных» тем. Здесь чаще всего про борьбу - со страстьми, с детьми, мужьями, масонами. Вот видите, уже начинаю шутить. И в этом нет криминала. Шучу, но не критикую. Церковная жизнь консервативна по самой своей природе, и календарная определенность и предельность - это хорошо и правильно. А то, что нам бывает тесно, на самом деле должно стимулировать автора к оттачиванию мастерства, к творческому усилию, чтобы даже в игольные ворота церковной предопределенности вводить и выводить чудесных зверей.

Как досадно, что для многих эта красота сокрыта! Своим ученикам я всегда рассказываю, на что обратить внимание в той или иной службе, какие тексты прочесть заранее, какого момента службы ждать с трепетом и восторгом. Ведь многие потрясающие церковные песнопения исполняются всего лишь раз в год, и как же жалко их упустить! Поэтому есть нужда в некоем «путеводителе по Великому посту».

И главное. Мне очень хочется хоть как-нибудь облегчить участь «мучеников поста», людей, которых покалечил постный церковный опыт только потому, что они «подцепили» его в искаженном и неподлинном виде. Таких людей я видел немало, и сам был в их числе. Это жертвы недоразумения и злоупотребления, которое никак не отменяет употребления.

Поскольку я сам не люблю систематического изложения, - дремлю и зеваю, - то наиболее приемлемым жанром для «науки постной красоты» я избрал письмо. Это будут постные письма. Не знаю, сколько их будет, кто их будет читать, будут ли ответы?

«Вы пишите, живописцы, вам зачтется! Я потом, что непонятно, объясню».

Весь список

Архимандрит Савва (Мажуко), насельник Свято-Никольского мужского монастыря Гомеля, устал от предсказуемости церковной публицистики и отказался от привычного формата "проповедь на текущий праздник". Читатели "Правмира" теперь будут получать от него письма. Каждый день первой седмицы и потом в течение Великого поста архимандрит будет облегчать участь "мучеников поста" и показывать всю невероятную красоту этих важных дней.

Предисловие

Церковная публицистика – занятие скучное. Здесь всегда очень тесно. Не развернуться. Все наши журналы, газеты и сайты начинают ярко и порывисто, а потом принимаются дремать и "сдуваться". Журналисту нужен размах и свежесть темы, а в мире Православия все предзадано и предписано. Нет, не зорким цензором, а просто – церковным календарём. И мы кружим в этом календаре, словно лошадка на арене – каждый раз одни и те же темы, лица, вопросы и допросы.

Откройте любое церковное издание: проповедь на текущий праздник или евангельское чтение. Хороших авторов в этом жанре немного, ещё меньше сюжетов, на которые они пишут, ведь все из Писания, а это одна книга. Церковные новости вращаются тоже вокруг календаря: юбилеи, праздничные службы, концерты по случаю, конференции по поводу. Всё предсказуемо в буквальном смысле – чаще всего опытному журналисту удаётся пред-сказать и даже пред-писать, что и как будет сказано и написано.

Есть ещё целый спектр "духовных" тем. Здесь чаще всего про борьбу – со страстьми, с детьми, мужьями, масонами. Вот видите, уже начинаю шутить. И в этом нет криминала. Шучу, но не критикую. Церковная жизнь консервативна по самой своей природе, и календарная определённость и предельность – это хорошо и правильно. А то, что нам бывает тесно, на самом деле должно стимулировать автора к оттачиванию мастерства, к творческому усилию, чтобы даже в игольные ворота церковной предопределённости вводить и выводить чудесных зверей.

Как досадно, что для многих эта красота сокрыта! Своим ученикам я всегда рассказываю, на что обратить внимание в той или иной службе, какие тексты прочесть заранее, какого момента службы ждать с трепетом и восторгом. Ведь многие потрясающие церковные песнопения исполняются всего лишь раз в год, и как же жалко их упустить! Поэтому есть нужда в некоем "путеводителе по Великому посту".

И главное. Мне очень хочется хоть как-нибудь облегчить участь "мучеников поста", людей, которых покалечил постный церковный опыт только потому, что они "подцепили" его в искажённом и неподлинном виде. Таких людей я видел немало, и сам был в их числе. Это жертвы недоразумения и злоупотребления, которое никак не отменяет употребления.

Поскольку я сам не люблю систематического изложения, – дремлю и зеваю, – то наиболее приемлемым жанром для "науки постной красоты" я избрал письмо. Это будут постные письма. Не знаю, сколько их будет, кто их будет читать, будут ли ответы?

"Вы пишите, живописцы, вам зачтётся! Я потом, что непонятно, объясню".

Постное письмо № 1. Великий пост: в поисках смысла

В центре нашего церковного года – Пасха. Она стоит не просто неуловимо плавающей датой, но и внушительной смысловой конструкцией. Можно даже сказать так:

В начале была Пасха. И Пасха была с Богом. И Бог был Пасха. Всё от Пасхи произошло, и без Пасхи ничего бы не было, что было.

Чем Церковь жива? Пасхой. От Пасхи, как круги по воде, расходятся во все стороны и наши богословские порывы, и церковные уставы, и богослужебные правила. Исходят от Пасхи, в Пасху возвращаясь, вновь замыкаясь и сходясь в этой светлой и радостной Тайне.

А что такое Пасха? На этот вопрос нельзя ответить раз и навсегда. Этот вопрос невозможно закрыть. Мы отвечаем на него каждый год. Ищем ответ очень долго и все вместе. В этом вопросе и лежит смысл Великого поста. Великий пост – это долгое, семинедельное отвечание всей Церкви на вопрос "что такое Пасха?". Длящееся незавершённое действие. Незавершаемое, но увенчиваемое ответом "Воистину воскресе!"

Великий пост – дело всей Церкви. Нельзя "поститься про себя". Великий пост – не мое личное дело, не личное дело Патриарха или священника, это наше общее дело. Как это дело назвать одним словом? Богомыслие. Великий пост – событие богомыслия всех православных христиан без исключения. Никто из православных христиан не должен остаться вне поста, то есть вне работы созерцания Страстей и Пасхи. Об этом говорит и 69-е правило святых апостолов: "Аще кто епископ или пресвитер, или диакон, или иподиакон, или чтец, или певец не постится во Святую Четыредесятницу пред Пасхою, или в среду, или в пяток кроме препятствия от немощи телесныя, да будет извержен. Аще же мирянин, да будет отлучен".

Не хочешь быть отлучен от общения церковного? Постись.

А если я просто не могу такое есть! Я просто не выдержу!

Вот ради таких вопросов и стоит искать последний смысл постного порядка. Воздержание от пищи – не цель поста и даже не его смысл. Пост не в пище.

Цель поста – богомыслие Страстей и Воскресения.

Воздержание от пищи – средство, не цель и даже не отличительная особенность поста, это некий метод, способствующий этому богомыслию, созерцанию смыслов. Таким образом, у поста есть два аспекта – центральный и подчинённый. Воздержание от пищи и другие ограничения носят служебный характер по отношению к главному делу поста – всецерковному богомыслию.

Что нам даёт такая расстановка акцентов? Богомыслие – главное, воздержание от пищи – служебное, подчинённое, не абсолютное. Стратегии постного воздержания могут быть разными. Не для всякого человека отказ от рыбы или молока будет способствовать созерцательной работе. Кого-то эти аскетические опыты, наоборот, отвлекут от созерцания. Неразумный пост не должен стать препятствием к богомыслию, как и распущенность или беспечность в воздержании. Пост для человека, а не человек для поста.

Критерий постных ограничений: что я не позволил бы себе делать, если бы созерцал Страсти Христовы? Это простой вопрос. Он очень многое проясняет в наших церковных уставах, снимая целый ворох пустых вопросов. Из него надо исходить, когда пытаешься определить свою меру аскетического усилия. Хочешь определить свою меру поста, спроси себя ещё раз: что я не позволил бы себе делать, если бы созерцал Страсти Христовы? Есть люди, которые не могут ругаться или врать, если в комнате есть иконы. В церкви мы инстинктивно, не сговариваясь, говорим шёпотом. Нас останавливает священное пространство. Великим постом обуздывает священное время. Если в святые недели я предаюсь богомыслию, разве я могу вместе с этим развлекаться на пирушке или смотреть комедию? Все очень просто.

Пост – дело всей Церкви. Общецерковный характер поста заключается в том, что в большие посты вся Церковь, то есть каждый крещёный человек, даже ребёнок, получает конкретное церковное задание, тему для созерцания и богомыслия: если это рождественский пост, тема – "Воплощение Бога-Слова, Творца нашего мира", если Великий пост – "Страдание Господа, Его смерть и победа над смертью". Для того, чтобы это богомыслие буквально заполнило всего человека, приходится отказаться, во-первых, от внешних впечатлений, хотя бы ограничить их, чтобы найти место для созерцания, во-вторых, правильно настроить свой навык питания, потому что избыток пищи, её качество сильно влияет на способность концентрироваться, собирать внимание, укрощать эмоции.

Пост – дело всей Церкви. Из чего это следует? Из Прощёного воскресенья. Мы просим друг у друга прощения не для того, чтобы лишний раз всплакнуть и освежить эмоции. Хотя это тоже бывает полезно. Если мы все вместе приступаем к одному большому и серьёзному делу, нам следует закрыть все личные и несущественные вопросы. Ничто не должно мешать этому большому делу. Нельзя делать большое дело, не забыв себя, не оставив всю суету и мелочность, недостойную великой задачи.

Мы просим друг у друга прощения в канун поста, чтобы вновь пережить и обнаружить единство, вступить в пост вместе, соборно. Поэтому в чине прощения участвуют все, ругался ли ты с кем-то или ты кротчайшее существо – войди в церковное единство, не только осознай, но и переживи дело поста как дело всей Церкви.

Разрушит ли наше единство и соборность разнообразие стратегий воздержания от пищи? Нет. Потому что это всего лишь средство. Единство разрушает отказ от всецерковного дела созерцания Пасхи Крестной и Пасхи Воскресения.

А как это – созерцать всей Церковью? Прежде всего – церковная служба. Богослужение есть частный случай богомыслия. Храм – учебная аудитория созерцания. Здесь мы перенимаем опыт богомыслия древних мистиков и пророков. Научишься слушать и понимать церковную службу – поймешь все богословские тайны Евангелия.

Опыт постного всецерковного богомыслия – постное богослужение. Но есть такие счастливцы, которые умеют хранить огонь церковного богомыслия и вне церковных стен. Для нас это велико и почти недостижимо. Но в Церкви этот опыт доступен каждому. Надо просто попытаться. Всецерковное богомыслие приучает и готовит к непрестанному созерцанию.

Это опыт не только богословия и богомыслия, но ещё и опыт красоты, потому что постное богослужение – это очень красиво.

Прятаться от этой красоты – глупо. Прятать эту красоту – преступно.

Церковная публицистика – занятие скучное. Здесь всегда очень тесно. Не развернуться. Все наши журналы, газеты и сайты начинают ярко и порывисто, а потом принимаются дремать и «сдуваться». Журналисту нужен размах и свежесть темы, а в мире Православия все предзадано и предписано. Нет, не зорким цензором, а просто – церковным календарем. И мы кружим в этом календаре, словно лошадка на арене – каждый раз одни и те же темы, лица, вопросы и допросы.

Откройте любое церковное издание: проповедь на текущий праздник или евангельское чтение. Хороших авторов в этом жанре немного, еще меньше сюжетов, на которые они пишут, ведь все из Писания, а это одна книга. Церковные новости вращаются тоже вокруг календаря: юбилеи, праздничные службы, концерты по случаю, конференции по поводу. Все предсказуемо в буквальном смысле – чаще всего опытному журналисту удается пред-сказать и даже пред-писать, что и как будет сказано и написано.

Есть еще целый спектр «духовных» тем. Здесь чаще всего про борьбу – со страстьми, с детьми, мужьями, масонами. Вот видите, уже начинаю шутить. И в этом нет криминала. Шучу, но не критикую. Церковная жизнь консервативна по самой своей природе, и календарная определенность и предельность – это хорошо и правильно. А то, что нам бывает тесно, на самом деле должно стимулировать автора к оттачиванию мастерства, к творческому усилию, чтобы даже в игольные ворота церковной предопределенности вводить и выводить чудесных зверей.

Как досадно, что для многих эта красота сокрыта! Своим ученикам я всегда рассказываю, на что обратить внимание в той или иной службе, какие тексты прочесть заранее, какого момента службы ждать с трепетом и восторгом. Ведь многие потрясающие церковные песнопения исполняются всего лишь раз в год, и как же жалко их упустить! Поэтому есть нужда в некоем «путеводителе по Великому посту».

И главное. Мне очень хочется хоть как-нибудь облегчить участь «мучеников поста», людей, которых покалечил постный церковный опыт только потому, что они «подцепили» его в искаженном и неподлинном виде. Таких людей я видел немало, и сам был в их числе. Это жертвы недоразумения и злоупотребления, которое никак не отменяет употребления.

Поскольку я сам не люблю систематического изложения, – дремлю и зеваю, – то наиболее приемлемым жанром для «науки постной красоты» я избрал письмо. Это будут постные письма. Не знаю, сколько их будет, кто их будет читать, будут ли ответы?

«Вы пишите, живописцы, вам зачтется! Я потом, что непонятно, объясню».

Постное письмо № 1. Великий пост: в поисках смысла

В центре нашего церковного года – Пасха. Она стоит не просто неуловимо плавающей датой, но и внушительной смысловой конструкцией. Можно даже сказать так:

В начале была Пасха. И Пасха была с Богом. И Бог был Пасха. Все от Пасхи произошло, и без Пасхи ничего бы не было, что было.

Чем Церковь жива? Пасхой. От Пасхи, как круги по воде, расходятся во все стороны и наши богословские порывы, и церковные уставы, и богослужебные правила. Исходят от Пасхи, в Пасху возвращаясь, вновь замыкаясь и сходясь в этой светлой и радостной Тайне.

А что такое Пасха? На этот вопрос нельзя ответить раз и навсегда. Этот вопрос невозможно закрыть. Мы отвечаем на него каждый год. Ищем ответ очень долго и все вместе. В этом вопросе и лежит смысл Великого поста. Великий пост – это долгое, семинедельное отвечание всей Церкви на вопрос «что такое Пасха?». Длящееся незавершенное действие. Незавершаемое, но увенчиваемое ответом «Воистину воскресе!»

Великий пост – дело всей Церкви. Нельзя «поститься про себя». Великий пост – не мое личное дело, не личное дело Патриарха или священника, это наше общее дело. Как это дело назвать одним словом? Богомыслие. Великий пост – событие богомыслия всех православных христиан без исключения. Никто из православных христиан не должен остаться вне поста, то есть вне работы созерцания Страстей и Пасхи. Об этом говорит и 69-е правило святых апостолов: «Аще кто епископ или пресвитер или диакон или иподиакон или чтец или певец не постится во Святую Четыредесятницу пред Пасхою, или в среду, или в пяток кроме препятствия от немощи телесныя, да будет извержен. Аще же мирянин, да будет отлучен».

Не хочешь быть отлучен от общения церковного? Постись.

А если я просто не могу такое есть! Я просто не выдержу!

Вот ради таких вопросов и стоит искать последний смысл постного порядка. Воздержание от пищи – не цель поста и даже не его смысл. Пост не в пище.

Цель поста – богомыслие Страстей и Воскресения.

Воздержание от пищи – средство , не цель и даже не отличительная особенность поста, это некий метод, способствующий этому богомыслию, созерцанию смыслов. Таким образом, у поста есть два аспекта – центральный и подчиненный. Воздержание от пищи и другие ограничения носят служебный характер по отношению к главному делу поста – всецерковному богомыслию.

Что нам дает такая расстановка акцентов? Богомыслие – главное, воздержание от пищи – служебное, подчиненное, не абсолютное. Стратегии постного воздержания могут быть разными. Не для всякого человека отказ от рыбы или молока будет способствовать созерцательной работе. Кого-то эти аскетические опыты, наоборот, отвлекут от созерцания. Неразумный пост не должен стать препятствием к богомыслию, как и распущенность или беспечность в воздержании. Пост для человека, а не человек для поста.

Критерий постных ограничений: что я не позволил бы себе делать, если бы созерцал Страсти Христовы? Это простой вопрос. Он очень многое проясняет в наших церковных уставах, снимая целый ворох пустых вопросов. Из него надо исходить, когда пытаешься определить свою меру аскетического усилия. Хочешь определить свою меру поста, спроси себя еще раз: что я не позволил бы себе делать, если бы созерцал Страсти Христовы? Есть люди, которые не могут ругаться или врать, если в комнате есть иконы. В церкви мы инстинктивно, не сговариваясь, говорим шепотом. Нас останавливает священное пространство. Великим постом обуздывает священное время. Если в святые недели я предаюсь богомыслию, разве я могу вместе с этим развлекаться на пирушке или смотреть комедию? Все очень просто.

Пост – дело всей Церкви. Общецерковный характер поста заключается в том, что в большие посты вся Церковь, то есть каждый крещеный человек, даже ребенок, получает конкретное церковное задание , тему для созерцания и богомыслия: если это рождественский пост, тема – «Воплощение Бога-Слова, Творца нашего мира», если Великий пост – «Страдание Господа, Его смерть и победа над смертью». Для того, чтобы это богомыслие буквально заполнило всего человека, приходится отказаться, во-первых, от внешних впечатлений, хотя бы ограничить их, чтобы найти место для созерцания, во-вторых, правильно настроить свой навык питания, потому что избыток пищи, ее качество сильно влияет на способность концентрироваться, собирать внимание, укрощать эмоции.

Пост – дело всей Церкви. Из чего это следует? Из Прощеного воскресенья. Мы просим друг у друга прощения не для того, чтобы лишний раз всплакнуть и освежить эмоции. Хотя это тоже бывает полезно. Если мы все вместе приступаем к одному большому и серьезному делу, нам следует закрыть все личные и несущественные вопросы. Ничто не должно мешать этому большому делу. Нельзя делать большое дело, не забыв себя, не оставив всю суету и мелочность, недостойную великой задачи.

Мы просим друг у друга прощения в канун поста, чтобы вновь пережить и обнаружить единство, вступить в пост вместе, соборно. Поэтому в чине прощения участвуют все, ругался ли ты с кем-то или ты кротчайшее существо – войди в церковное единство, не только осознай, но и переживи дело поста как дело всей Церкви.

Разрушит ли наше единство и соборность разнообразие стратегий воздержания от пищи? Нет. Потому что это всего лишь средство. Единство разрушает отказ от всецерковного дела созерцания Пасхи Крестной и Пасхи Воскресения.

А как это – созерцать всей Церковью? Прежде всего – церковная служба. Богослужение есть частный случай богомыслия. Храм – учебная аудитория созерцания. Здесь мы перенимаем опыт богомыслия древних мистиков и пророков. Научишься слушать и понимать церковную службу – поймешь все богословские тайны Евангелия.

Опыт постного всецерковного богомыслия – постное богослужение. Но есть такие счастливцы, которые умеют хранить огонь церковного богомыслия и вне церковных стен. Для нас это велико и почти недостижимо. Но в Церкви этот опыт доступен каждому. Надо просто попытаться. Всецерковное богомыслие приучает и готовит к непрестанному созерцанию.

Это опыт не только богословия и богомыслия, но еще и опыт красоты, потому что постное богослужение – это очень красиво.

Прятаться от этой красоты – глупо. Прятать эту красоту – преступно.

«Постом человек должен больше думать о Боге, меньше о еде. Значит, и еда должна быть такой, чтобы за ней не надо было ухаживать, как за капризной и недоступной девицей. Купил. Приготовил. Поел. Работаем. И пища не должна губить волю к жизни. Кто видел постную манную кашу, тот понял, о чем я говорю». Архимандрит Савва (Мажуко) в очередном письме читателям «Правмира» рассказывает, как в молодости отлучил селедку от Церкви и что с тех пор понял.

У бабушки Кати каждый пост предварялся торжественным ритуалом закупки селедок. Были такие толстенные селедки в металлических банках. Вкусне-е-нные! Селедки на пост. Строго держалась первая, крестопоклонная и Страстная, в остальные дни – как получится. Так бабушку Катю воспитали родители, которых она схоронила еще до революции. А потом пришли «комсомольцы» и начали бабушку перевоспитывать. «Комсомольцы» – это не молодежь тридцатых. Таким именем окрестили нас, пришедших в Церковь в девяностые. Нас было много. Точнее, нас было больше, и мы всё схватывали на лету. Поэтому не удивительно, что очень быстро «комсомольцы» взялись за перевоспитание старых прихожан и священников.

Мы жадно читали книги и уставы и доказывали бабушкам и старым батюшкам, что так служить нельзя, вы же тут сокращаете, нельзя петь эти ваши партесы – это не православное, нельзя допускать до причастия этих людей – они не были на вечерне.

Больше всего доставалось селедкам. Их отлучили от Церкви первыми. Какая рыба Великим постом!

Не у всех прошел этот «комсомольский» задор. Однако повзрослели многие. Повзрослели и поняли, как важно было приобщиться к настоящей церковной культуре, брать уроки у старых священников, присмотреться к тем дедушкам и бабушкам, которых мы так рьяно взялись обличать.

Это были люди церковной культуры. В их среде было неприлично говорить о постных продуктах или о том, как кто держит пост. Это было дурным тоном. Представляю, сколько пошлости они бы увидели в этикетке «Постный майонез» и в наших спорах, есть ли в шоколадке молоко, а в батоне маргарин. Они не читали исторических источников и богословских трактатов, но как-то интуитивно понимали унизительность этого гастрономического богословия.

Правила мирянского поста не существует. Нет устава поста для мирян. Есть обычай. По этому обычаю и жили люди церковной культуры. Им хватало. Как жили до них христиане в разных странах, в разных эпохах, держась своих местных обычаев.

Не люблю длинные цитаты, но одну все-таки себе позволю. Очень важный текст. Его автор, Сократ Схоластик, жил в пятом веке. Он написал «Церковную историю», в которую включил очерк о том, как держали Великий пост в его время. Читайте внимательно:

«Ни одно вероисповедание не держится одних и тех же обычаев, хотя имеет одно и то же понятие о Боге. В отношении к обычаям даже и единоверные разногласят между собою. Посему не неуместно здесь кратко предложить нечто о разности обычаев в разных Церквах.

С самого первого взгляда легко заметить, что посты перед Пасхой в разных местах соблюдаются различно. Именно, в Риме пред Пасхой постятся непрерывно три недели, кроме субботы и дня Господня. А в Иллирии, во всей Греции и Александрии держат пост шесть недель до Пасхи и называют его четыредесятницей. Другие же начинают поститься за семь недель до праздника и, хотя исключая промежутки, постятся только три пятидневия, однако свой пост называют также четыредесятницей.

Удивительно для меня, что те и другие, разноглася между собой в числе постных дней, называют пост одинаково – сорокадневным, и представляют особые свои основания для объяснения его наименования. Притом видно, что разногласие их касается не только числа постных дней, но и понятия о воздержании от яств; потому что одни воздерживаются от употребления в пищу всякого рода животных, другие из всех одушевленных употребляют только рыбу, а некоторые вместе с рыбой едят и птиц, говоря, что птицы, по сказанию Моисея, произошли также из воды. Одни воздерживаются даже от плодов и яиц, другие питаются только сухим хлебом, некоторые и того не принимают, а иные, постясь до девятого часа, вкушают потом всякую пищу.

Таким образом, у разных племен бывает различно, и представляются на то бесчисленные причины. И так как никто не может указать на письменное касательно сего повеление, то явно, что Апостолы предоставили все это воле и выбору каждого, чтобы всякий делал доброе не по страху и принуждению».

Чем важен для нас этот текст? Во-первых, это один из немногих памятников, который описывает традиции благочестия мирян. Большая часть уставных положений, которые у нас есть, – это монашеские уставы. Собственно, и наш современный Типикон – это устав мужского монастыря.

Но Русская Православная Церковь – это не мужской монастырь. У нас даже монахинь больше, чем монахов.

Поэтому мы не можем требовать от всех православных людей исполнения правил абстрактного типиконного монастыря.

Во-вторых, Сократ признаёт за каждым народом право самому разобраться, как поститься, сколько времени, какие продукты считать постными. Это законное право каждого народа. Во времена Сократа в некоторых традициях птицу приравнивали к рыбе, как потом средневековые уставы относились и к кроликам, а ирландские монахи без зазрения совести охотились на морских котиков. Для них это была разъевшаяся рыба: вот что бывает с селедкой, если ее вовремя не выловить.

Что русскому хорошо, то немцу смерть. На Кавказе пьют вино, но не встретишь пьяницу, как и во Франции, а для русского человека этот напиток более опасен. Народы севера, как и индейцы, едва не погибли всеродне, потому что наша водка воздействует на них иначе.

В это сложно поверить, но молоко тоже может быть постным продуктом. Это зависит от местности и от традиции. И от вашего здоровья, конечно. Мир изменился, и сегодня мы не всегда знаем, что принимаем в пищу. Но дело ведь даже не в этом. В определении постного стола важно учитывать два момента: цену и воздействие на организм. В этом смысле каша на молоке может быть более постным продуктом, чем наши изысканные грибы и безвременно почившая стерлядь. Или греческие оливки, привезенные по большому знакомству вместе с израильским хумусом. Это дорого. Это экзотика. Какое отношение экзотика имеет к посту? И можно ли считать постными продуктами капусту и фасоль, если от них люди превращаются в петарды? И не только в переносном смысле.

Постом человек должен больше думать о Боге, меньше о еде. Значит, и еда должна быть такой, чтобы за ней не надо было ухаживать, как за капризной и недоступной девицей. Купил. Приготовил. Поел. Работаем. Пища должна быть дешевой, доступной, питательной и не губить волю к жизни. Кто видел постную манную кашу, тот понял, о чем я говорю. Поэтому, если вы приготовите что-то, добавив молоко или яйцо или даже куриный бульон, ничего не страшного не вижу. Главное, все должно быть скромно и просто. Считается, что такие вещи нельзя говорить русским, ведь русский человек склонен к крайностям. Однако, мне кажется, это всё не о русских людях, а о людях плохо воспитанных. Пост всегда проходит под знаком меры и сдержанности. Пост должен воспитывать эту сдержанность. Сдержанность, но не паранойю по поводу «грешных ингредиентов», обнаруженных на этикетке.

Богу нет дела до того, что мы едим. Если это, конечно, не кровь младенцев и не мясо панды.

Воздерживаемся от пищи мы для себя, для собственной пользы, для духовного упражнения. Поэтому и старец Павел (Груздев) своим чадам часто повторял: «За еду никто не бывает в аду».

Пост, его структура, динамика, качество или перечень продуктов не являются предметом догматики, то есть вероучения. Это вопрос, связанный, например, с географией, этнографией, историей и традицией этого конкретного общества, живущего в конкретном месте и в конкретном времени. То, что является самоочевидным и приемлемым для грека, выросшего на берегу теплого моря, не подходит для жителя Крайнего Севера, с детства скучающего по солнцу и теплу. Если мы мыслим свою веру как вселенскую, то есть готовую быть принятой всем человечеством во всем многообразии его культур, рас, народов, языков и обычаев, нам следует формулировать догматы и каноны своей веры также вселенски приемлемо. У нас получается всё наоборот: мы мыслим свою веру очень мелко, как мировоззрение маргиналов, которое по своим размерам не подходит всему человечеству.

Рассказывают, что академик Курчатов в новом институте никак не давал прокладывать пешеходные дорожки. Он выжидал и наблюдал.

– Пусть люди сами протопчут, а мы потом выложим эти дорожки плитами.

К традициям следует относиться бережно и осторожно. Но нередко я видел, как люди прокладывают свои тропки, а выложенные начальством тротуары зарастают травой. Пост для человека, а не человек для поста. В определении постных уставов следует трезво и реально смотреть на вещи, не выдумывая себя и прихожан, а внимательно присматриваясь к тем, кто рядом.

А буквоеды пусть едят постом буквы.

Архимандрит Савва (Мажуко)

У бабушки Кати каждый пост предварялся торжественным ритуалом закупки селедок. Были такие толстенные селедки в металлических банках. Вкусне-е-нные! Селедки на пост. Строго держалась первая, крестопоклонная и Страстная, в остальные дни – как получится. Так бабушку Катю воспитали родители, которых она схоронила еще до революции. А потом пришли «комсомольцы» и начали бабушку перевоспитывать. «Комсомольцы» – это не молодежь тридцатых. Таким именем окрестили нас, пришедших в Церковь в девяностые. Нас было много. Точнее, нас было больше, и мы всё схватывали на лету. Поэтому не удивительно, что очень быстро «комсомольцы» взялись за перевоспитание старых прихожан и священников.

Мы жадно читали книги и уставы и доказывали бабушкам и старым батюшкам, что так служить нельзя, вы же тут сокращаете, нельзя петь эти ваши партесы – это не православное, нельзя допускать до причастия этих людей – они не были на вечерне.

Больше всего доставалось селедкам. Их отлучили от Церкви первыми. Какая рыба Великим постом!

Не у всех прошел этот «комсомольский» задор. Однако повзрослели многие. Повзрослели и поняли, как важно было приобщиться к настоящей церковной культуре, брать уроки у старых священников, присмотреться к тем дедушкам и бабушкам, которых мы так рьяно взялись обличать.

Это были люди церковной культуры. В их среде было неприлично говорить о постных продуктах или о том, как кто держит пост. Это было дурным тоном. Представляю, сколько пошлости они бы увидели в этикетке «Постный майонез» и в наших спорах, есть ли в шоколадке молоко, а в батоне маргарин. Они не читали исторических источников и богословских трактатов, но как-то интуитивно понимали унизительность этого гастрономического богословия.

Правила мирянского поста не существует. Нет устава поста для мирян. Есть обычай. По этому обычаю и жили люди церковной культуры. Им хватало. Как жили до них христиане в разных странах, в разных эпохах, держась своих местных обычаев.

Не люблю длинные цитаты, но одну все-таки себе позволю. Очень важный текст. Его автор, Сократ Схоластик, жил в пятом веке. Он написал «Церковную историю», в которую включил очерк о том, как держали Великий пост в его время. Читайте внимательно:

«Ни одно вероисповедание не держится одних и тех же обычаев, хотя имеет одно и то же понятие о Боге. В отношении к обычаям даже и единоверные разногласят между собою. Посему не неуместно здесь кратко предложить нечто о разности обычаев в разных Церквах.

С самого первого взгляда легко заметить, что посты перед Пасхой в разных местах соблюдаются различно. Именно, в Риме пред Пасхой постятся непрерывно три недели, кроме субботы и дня Господня. А в Иллирии, во всей Греции и Александрии держат пост шесть недель до Пасхи и называют его четыредесятницей. Другие же начинают поститься за семь недель до праздника и, хотя исключая промежутки, постятся только три пятидневия, однако свой пост называют также четыредесятницей.

Удивительно для меня, что те и другие, разноглася между собой в числе постных дней, называют пост одинаково – сорокадневным, и представляют особые свои основания для объяснения его наименования. Притом видно, что разногласие их касается не только числа постных дней, но и понятия о воздержании от яств; потому что одни воздерживаются от употребления в пищу всякого рода животных, другие из всех одушевленных употребляют только рыбу, а некоторые вместе с рыбой едят и птиц, говоря, что птицы, по сказанию Моисея, произошли также из воды. Одни воздерживаются даже от плодов и яиц, другие питаются только сухим хлебом, некоторые и того не принимают, а иные, постясь до девятого часа, вкушают потом всякую пищу.

Таким образом, у разных племен бывает различно, и представляются на то бесчисленные причины. И так как никто не может указать на письменное касательно сего повеление, то явно, что Апостолы предоставили все это воле и выбору каждого, чтобы всякий делал доброе не по страху и принуждению».

Чем важен для нас этот текст? Во-первых, это один из немногих памятников, который описывает традиции благочестия мирян. Большая часть уставных положений, которые у нас есть, – это монашеские уставы. Собственно, и наш современный Типикон – это устав мужского монастыря.

Но Русская Православная Церковь – это не мужской монастырь. У нас даже монахинь больше, чем монахов.

Поэтому мы не можем требовать от всех православных людей исполнения правил абстрактного типиконного монастыря.

Во-вторых, Сократ признаёт за каждым народом право самому разобраться, как поститься, сколько времени, какие продукты считать постными. Это законное право каждого народа. Во времена Сократа в некоторых традициях птицу приравнивали к рыбе, как потом средневековые уставы относились и к кроликам, а ирландские монахи без зазрения совести охотились на морских котиков. Для них это была разъевшаяся рыба: вот что бывает с селедкой, если ее вовремя не выловить.

Что русскому хорошо, то немцу смерть. На Кавказе пьют вино, но не встретишь пьяницу, как и во Франции, а для русского человека этот напиток более опасен. Народы севера, как и индейцы, едва не погибли всеродне, потому что наша водка воздействует на них иначе.

В это сложно поверить, но молоко тоже может быть постным продуктом. Это зависит от местности и от традиции. И от вашего здоровья, конечно. Мир изменился, и сегодня мы не всегда знаем, что принимаем в пищу. Но дело ведь даже не в этом. В определении постного стола важно учитывать два момента: цену и воздействие на организм. В этом смысле каша на молоке может быть более постным продуктом, чем наши изысканные грибы и безвременно почившая стерлядь. Или греческие оливки, привезенные по большому знакомству вместе с израильским хумусом. Это дорого. Это экзотика. Какое отношение экзотика имеет к посту? И можно ли считать постными продуктами капусту и фасоль, если от них люди превращаются в петарды? И не только в переносном смысле.

Постом человек должен больше думать о Боге, меньше о еде. Значит, и еда должна быть такой, чтобы за ней не надо было ухаживать, как за капризной и недоступной девицей. Купил. Приготовил. Поел. Работаем. Пища должна быть дешевой, доступной, питательной и не губить волю к жизни. Кто видел постную манную кашу, тот понял, о чем я говорю. Поэтому, если вы приготовите что-то, добавив молоко или яйцо или даже куриный бульон, ничего страшного не вижу. Главное, все должно быть скромно и просто. Считается, что такие вещи нельзя говорить русским, ведь русский человек склонен к крайностям. Однако, мне кажется, это всё не о русских людях, а о людях плохо воспитанных. Пост всегда проходит под знаком меры и сдержанности. Пост должен воспитывать эту сдержанность. Сдержанность, но не паранойю по поводу «грешных ингредиентов», обнаруженных на этикетке.

Богу нет дела до того, что мы едим. Если это, конечно, не кровь младенцев и не мясо панды.

Воздерживаемся от пищи мы для себя, для собственной пользы, для духовного упражнения. Поэтому и старец Павел (Груздев) своим чадам часто повторял: «За еду никто не бывает в аду».

Пост, его структура, динамика, качество или перечень продуктов не являются предметом догматики, то есть вероучения. Это вопрос, связанный, например, с географией, этнографией, историей и традицией этого конкретного общества, живущего в конкретном месте и в конкретном времени. То, что является самоочевидным и приемлемым для грека, выросшего на берегу теплого моря, не подходит для жителя Крайнего Севера, с детства скучающего по солнцу и теплу. Если мы мыслим свою веру как вселенскую, то есть готовую быть принятой всем человечеством во всем многообразии его культур, рас, народов, языков и обычаев, нам следует формулировать догматы и каноны своей веры также вселенски приемлемо. У нас получается всё наоборот: мы мыслим свою веру очень мелко, как мировоззрение маргиналов, которое по своим размерам не подходит всему человечеству.

Рассказывают, что академик Курчатов в новом институте никак не давал прокладывать пешеходные дорожки. Он выжидал и наблюдал.

– Пусть люди сами протопчут, а мы потом выложим эти дорожки плитами.

К традициям следует относиться бережно и осторожно. Но нередко я видел, как люди прокладывают свои тропки, а выложенные начальством тротуары зарастают травой. Пост для человека, а не человек для поста. В определении постных уставов следует трезво и реально смотреть на вещи, не выдумывая себя и прихожан, а внимательно присматриваясь к тем, кто рядом.

А буквоеды пусть едят постом буквы.